Наше время

Стоял апрель — пасмурный и ветреный. Мало того, что солнце постоянно скрывалось за серыми низкими тучами, так ещё и частыми гостями были дожди. Шумные и быстрые они обрушивались внезапно и так же внезапно кончались, сменяясь дерзкими порывами холодного ветра.

К вечеру ветер стих. Быстро темнело. В воздухе повисла липкая морось, распылилась над городом, растеклась по воздуху, прилипла к деревьям, осела на раскисшую землю.

Вероника куталась в короткую куртку, глядя себе под ноги из-под надвинутого на глаза капюшона. Вздохнула — вечер снова будет тёмным, затяжным. Она свернула к дому, замедлила шаг и поправила наплечный ремень этюдника*. На крыльце под козырьком подъезда стоял Ромка Грачёв и курил. Будучи на пять лет старше Вероники никогда не обращал на неё внимания, а тут…

Месяц назад он вышел из тюрьмы и устроиться на работу не торопился. Днём раскатывал на белой новенькой иномарке, а ближе к вечеру устраивал дискотеки в квартире, которая была на первом этаже и окнами выходила во двор. До глубокой ночи жильцы слушали то грохот хард-рока, то осипшие баритоны исполнителей воровского шансона.

На распоясавшегося нарушителя режима тишины никто не жаловался — опасались последствий. Восемь лет назад Грачёв вернулся из армии и надолго пропал из поля зрения соседей.

Его квартира пустовала; о нём успели забыть.

Как оказалось, Ромка с тремя сослуживцами шесть лет промышлял разбоем где-то у границы с Финляндией. Таки попавшись, все получили серьёзные сроки.

Грачёв вышел из мест лишения свободы через два года вместо семи лет. Любительницы посплетничать утверждали, что освободился он досрочно не по амнистии, а потому что согласился на сотрудничество со следствием, сдал подельников, чем и заслужил более мягкое наказание.

В первый же вечер по прибытии Ромка в гордом одиночестве праздновал своё возвращение. В открытое окно кухни неслась музыка.

Вероника, как и сегодня, возвращалась из университета. Приметив на крыльце подъезда неспешно курившего и выглядевшего вполне мирно соседа, собралась прошмыгнуть мимо него, но он перекрыл ей вход. Пьяно щурясь, процедил:

— Это ж кто у нас тут шастает такая большая?

Вероника от неожиданности опешила. Смотрела в водянистые, бегающие глазки уголовника и ледяная позёмка неконтролируемого страха холодила взмокшую спину.

Не получив от неё ответа, Грачёв криво ухмыльнулся, выпустил струйку дыма и просканировал соседку сверху вниз. Задержал взгляд на зачехлённом этюднике.

— Куда газуешь, красавица? — сплюнул в сторону. Щелчок пальцами и недокуренная сигарета спикировала на мокрый асфальт.

Вероника нахмурилась и отступила. Приземистый, ниже её на голову, Ромка издевался. Насчёт своей внешности она давно не питала иллюзий — высокая, худощавая, некрасивая. Через два месяца она защитит диплом и уберётся восвояси как из этого дома, так и из областного центра, где живёт с матерью в отсуженной у отца квартире.

Ромка рывком подался к ней, и Вероника с глухим вскриком ринулась на него, сбила с ног и рванула вверх по лестнице на третий этаж к спасительной железной двери своей квартиры. В спину ей нёсся хриплый смех довольного соседа.

Она перевела дух лишь тогда, когда захлопнула за собой входную дверь. Позже не могла себе объяснить, почему испугалась, сбежала? Почему безотчётный подсознательный страх парализовал её разум и лишил способности здраво мыслить?

С тех пор, каждый день, в какое бы время она ни возвращалась, Ромка встречал её на крыльце — высматривал её появление в окне, терпеливо поджидал, «охотился».

Обходить дом с другой стороны и красться у стены, чтобы незаметно проскользнуть в подъезд, Веронике не позволяло чувство собственного достоинства. Да и показывать Грачёву, что она его побаивается, она ни за что не станет.

Помнила, как после первой их встречи стояла в ванной и держала дрожавшие ладони под горячими струями воды, плескала на лицо. Сквозь пелену слёз долго всматривалась в своё отражение в зеркале, кривила губы — трусиха! Ко всему прочему она ещё и трусиха!

Она не любила в себе решительно всё: и высокий рост, и нескладную фигуру, и круглое скуластое лицо с невыразительными глазами.

Ненавидела выпуклый лоб, длинный хрящеватый нос, тонкие губы. Даже волосы у неё были блёклыми, мягкими, редкими и их приходилось коротко стричь. Зубы хоть и были ровными, но до голливудской улыбки было далеко.

Не любила свои ноги со ступнями сорокового размера. Не любила свои руки — большие и сильные.

— Гадство, — шептала она, уже не глядя на себя, с усилием стирая губкой брызги воды с поверхности зеркала.

Имя тоже вызывало в ней отторжение — казалось вялым и бесцветным. А вот короткое Ника нравилось. Слышалось в нём что-то лёгкое, мальчишеское, приятное.

Несколько лет Вероника занималась плаванием и подавала надежды. Узкие бёдра и длинные ноги способствовали хорошим результатам. Однако после превысивших норму физических нагрузок и переизбытка хлора в воде в бассейне стали болеть глаза, резко ухудшилось зрение. Плавание пришлось бросить.

Ника не жалела. За годы усиленных тренировок она заметно раздалась в плечах, благодаря чему в списке её видимых изъянов появился дополнительный пунктик. Сзади её легко можно было принять за парня.

И одевалась Ника в спортивном стиле: джинсы, классические трикотажные футболки тёмных тонов, обувь на низком каблуке. Не выделялась в толпе и не привлекала к себе внимание. Абсолютная асексуальность.

Надеть платье? Боже упаси! Она может представить себя в чём угодно, только не в платье. Как только окончила школу, сорвала с себя надоевшую форму, забросила в шкаф и вздохнула с облегчением.

Чтобы не набрать лишний вес, который так и норовил прилипнуть даже от выпитого стакана воды, она стала подыскивать замену плаванью.

Ни один из видов контактного спорта не рассматривала. Те виды, которые подчёркивали женственность, по тем или иным причинам не подошли: то рост не тот, то на занятия требовалось много времени, то снаряжение было неоправданно дорогим, то удивляла чрезмерная плата за персональные тренировки.

Стремительно растущий вес вынудил искать подходящую диету.

Было трудно, но Ника не сдалась и перепробовала не один десяток всевозможных диет.

Лишь длительная диета с подсчётом калорий дала стойкий результат — Ника больше не поправляется. Она уже не глотает голодную слюну как в первые три месяца диеты. Не спеша проходит мимо кафетериев и кофеен и равнодушно смотрит на витрины с выставленной сладкой выпечкой и десертами.

Сегодня Грачёв вышел на крыльцо с опозданием. Напрасно Вероника обрадовалась, что он наконец-то наигрался в кошки-мышки и отстал от неё.

Она вздохнула: если бы не смалодушничала в первую встречу, не убежала, дала бы Ромке достойный отпор, возможно, он бы не стал её преследовать.

Каждая встреча разыгрывалась по одному и тому же сценарию: Грачёв перекрывал вход в подъезд и, приподнявшись на носки, дышал в лицо Нике перегаром, вызывая тошноту и брезгливость. При этом обязательно говорил что-нибудь на его взгляд остроумное.

С каждым днём его высказывания становились откровеннее, поведение развязнее. Казалось, вот-вот… сегодня… сейчас у уголовника лопнет терпение и он перешагнёт запретную черту.

Сегодня неугомонный сосед слушал песни Высоцкого. Из открытого окна кухни гремело: «Чуть помедленнее, кони, чуть помедленнее!..»

Ромка расставил ноги и раскинул руки в стороны, останавливая Веронику. Облизал сухие губы:

— Не спеши в гнездо, красавица. Уважь дядю умной беседой.

Ника развернула этюдник перед собой и упёрла его острый угол в грудь Ромки. Надавила:

— Посторонись… дядя. Затопчу.

Ромка нагло улыбнулся, отстранил от себя этюдник и слегка посторонился:

— Может, зайдёшь, недотрога, к одинокому соседу на рюмку чая, а? У меня вкусное вино есть, дорогое. Тебе понравится.

Она несильно толкнула Ромку в грудь, и тот схватил Нику за руку: