«Ну, Руз, ты и паникёрша. Когда же я избавлюсь от тебя?» — сетовала она, качая головой. Истинная Ника никогда бы не спасовала перед ударом судьбы, приняла его, твёрдо стоя на ногах. Не валялась бы в полуобморочном состоянии у ног женщины, готовой продать свою дочь за спокойную сытую жизнь.

Ника накрыла ладонью болезненно нывшую щёку. Однако тяжёлая рука у госпожи Маргрит.

«Фу, какая жестокая и бессердечная женщина», — возмутилась Ника. Какая низость решать свои проблемы за счёт дочери! Разве такой должна быть любящая мать? Вспомнилась своя мама, которая ни разу не подняла на неё руку. Как она там, без Ники?

«Это же надо! Продать дочь на утеху старику!» — не могла успокоиться Ника. И он тоже хорош! Где его совесть?

Память тут же нарисовала его образ в другом свете. Увидела Ван Ромпея — невысокого, согнувшегося под тяжестью лет, с тощими кривыми ногами, впалой грудью и угодливой улыбкой на сером морщинистом лице, обрамлённом редкой бородкой-клинышком. Вдруг ощутила у своего лица его неприятное спёртое дыхание, касание холодных, жёстких, щупающих пальцев. О других частях тела не хотелось даже думать.

«Развратник! Только прикоснись ко мне!» — воинственно отреагировала она на свои мысли.

Ника умылась, сняла платье и корсет, сбросила туфли, расплела волосы.

Две недели — уйма времени! За две недели можно горы свернуть!

Стало необычайно свободно. У неё в запасе есть две недели, чтобы принять единственно верное решение. От него будет зависеть её дальнейшая жизнь. Завтра она набросает план предполагаемых действий, учтёт все за и против, выявит плюсы и минусы. Ошибиться нельзя.

Ника забралась в холодную постель, накрылась одеялом с головой и свернулась калачиком.

Согрелась моментально. Мысли поменяли направление, потекли неспешно, плавно…

Ишь, какой дедуля-банкир хитрый! Решил, что Ван дер Меер примет его выгодное предложение?

Конечно, примет, если Анника промотала всё наследство, что за короткое время сделать просто невозможно. Любая умная женщина вложит деньги в выгодное дело или положит их в банк под проценты, а не станет разбрасываться ими бесцельно. К тому же долг Ники сойдёт на нет, когда Кэптен вернёт наследство отца. Он купит торговый корабль, снарядит его в Ост-Индию, восстановит и преумножит благосостояние семьи.

Заснула Ника быстро. Спала крепко, без сновидений.

Проснулась она поздно. Долго лежала с закрытыми глазами, не думая ни о чём. Слушала тишину в доме. Было странно ощущать себя неожиданно обновлённой, будто что-то отпустило, ушло, с души упала гигантская тяжесть.

На спинке стула висело коричневое платье с широкими кружевными белоснежными манжетами и таким же воротничком, стояли чёрные туфли с серебряными пряжками. Ника не слышала прихода Хенни.

Когда часы на главных воротах города пробили одиннадцать раз, она встала.

Хенни сидела в кухне. Положив руки на колени, озадаченно смотрела себе под ноги.

Ника узнала туфли, которые четыре дня назад мокрыми затолкнула под бельевой шкаф в коридоре. Высохнув, они удивительным образом уменьшились размера на два, тонкая кожа деформировалась и потрескалась.

Услышав шаги, служанка подняла голову и спросила:

— А что это стало с вашими туфлями, госпожа? Я нашла их под шкапом. Чего это они так скукожились?

— Не знаю, — Ника безразлично пожала плечами. — Наверное, мыши туда затащили. Чайник горячий? — пощупала его, стараясь отвлечь Хенни от горестного созерцания испорченной пары обуви.

— Они в воде, что ли, побывали?

— Кто? Мыши?

— Туфли, — недовольно сощурилась служанка.

— Понятия не имею, — Ника взяла с полки голубую чашку. — Не помню, когда надевала их последний раз. Пирог есть какой-нибудь?

— Так у нас нет мышей, — пропустила мимо ушей её вопрос Хенни. — Последнюю я поймала пять дней назад. Мышеловка пустая, — указала глазами на кладовку.

— Приманка невкусная, вот серые и не ведутся, — Ника сморщила нос и намеренно громко загремела чайником. Два дня назад она вернула в шкаф Хенни высохшее платье. Вовремя. Та отошла от скорби по умершему хозяину и снова стала всё замечать. — Дай мне поесть чего-нибудь. Что-то я проголодалась.

Служанка нехотя поднялась, ногой задвинула туфли под стул и тяжело вздохнула:

— Что я хозяйке скажу?

— Ничего. Она и не заметит. Кстати, где она? — спросила Ника.

— Снова спать легли.

— Снова? Дело к обеду близится.

— Хозяйка встали как раз перед приходом господина губернатора. Поговорили с ним, господин губернатор ушли, и госпожа снова легли спать.

— Долго говорили?

— Нет.

— О чём говорили, слышала? — будто невзначай спросила Ника. Хотелось знать, чем закончился разговор банкира с Ван дер Меером. Было бы здорово, если бы уже сейчас Кэптен послал гадкого старикашку далеко и надолго.

Хенни нарезала фруктовый пирог.

— Откуда мне знать? — ответила уныло.

Ника согласилась. В последнее время служанке не везло. Её постоянно «культурно» просили выйти и закрыть за собой дверь.

— А вам, вижу, лучше стало после вчерашнего. Вот и славно, — Хенни пододвинула тарелку с пирогом молодой госпоже. Налила ей чаю. — Перечить матери — последнее дело. Она знает, что для вас лучше, а что нет.

— Не хочешь прогуляться? — оборвала Ника неприятный разговор. — Погода хорошая, тёплая.

— Прогуляться? Куда?

Ника пила чай с пирогом:

— Никуда. Просто так. Пройтись по нашей главной улице.

— Это по улице Дифер?

— Идёшь? А то я и одна могу пойти.

— Туфли куда теперь девать? — засуетилась Хенни, убирая со стола.

— Выброси.

— Разве так можно? — вздохнула она. Засунув палец под чепец, почесала висок. — Пряжки нужно срезать, сгодятся для чего-нибудь. Где ж вы так в воде долго стояли, что туфельки насквозь промокли?

Ника открыла рот, чтобы ответить, но не успела — в дверях кухни появилась госпожа Маргрит в чёрном бархатном халате с меховой опушкой. Сонно моргая, она строго посмотрела на дочь:

— Вижу, одумалась, — скривила губы и с пренебрежением добавила: — Как я и говорила.

— Обед подавать? — спохватилась Хенни, вытирая руки полой передника, закрывая собой стул, под которым стояли злосчастные туфли.

— Какой обед? — нахмурилась хозяйка. — Принеси мне бумагу и перо. Надо список составить, что брать с собой в Амстердам. И полотно принеси с чердака, каким мебель когда-то укрывали. Картины следует как можно лучше упаковать. Дорога неблизкая, ухабистая. Как фарфор довезти и не разбить? — размышляла вслух.

— Я же еду с вами? — уточнила Хенни, став в стойку охотничьей собаки.

Госпожа Маргрит ответить не спешила. Смотрела на верную служанку пристально, изучающе, в раздумье. Наконец, ответила:

— Едешь. Чай подай мне в гостиную, — и вышла, мазнув по дочери недобрым взором.

— Как же без тебя, — хмыкнула Ника. — Кто будет двери с обратной стороны закрывать?

— Хоть с той, хоть с этой стороны, а в Амстердаме я согласна на что угодно, — мечтательно произнесла Хенни.

Ника вскинула брови:

— Ну да, там женихов много. Хочешь замуж выйти?

— Хочу. И деток хочу. И чтобы домик маленький с садиком был, и чтобы курочка с цыплятами у забора копошилась.

— А как же гильдия мыловаров?

Хенни вздохнула:

— Шестьдесят гульденов не хватает. Пока я их соберу, придёт время отнести меня к праотцам. Идите-ка вы, госпожа, к хозяйке помогать писать список. Нет времени гулять по главной улице.

Уйти из дома Ника не успела. Забирая из шкафа накидку, зацепила пустое ведро, стоявшее на скамье. От его грохота заложило уши.

В дверях гостиной тотчас появилась госпожа Маргрит:

— Криворукая!..

Увидев дочь с накидкой в руках, осеклась и вздёрнула брови.

— Куда собралась? — спросила строго.

— Прогуляться, подышать свежим воздухом, — невозмутимо ответила Ника. Сочтя повод выйти из дома не слишком убедительным, добавила: — И бумаги купить для чертежей. Заканчивается.