— Какое именно предложение? — уточнила Ника. — Их было несколько.

— Ты понимаешь, о чём я, — Питер не спускал с неё тревожных глаз. — Прежде чем оплатить немалые долги семьи невесты, мужчина должен быть уверен, что станет частью этой семьи.

Ника не удивилась:

— Это решение мамы, а не моё.

— И ты с ним не согласна, — нахмурился Питер.

Девушка смотрела на пальцы кузена, отбивавшие неслышную дробь по папке.

— Это всё меняет, — сказал он, вставая.

Забрав папку, устремился к лестнице.

Ника не пошла следом. Оставшись в гостиной, прислушивалась к царящей на втором этаже тишине. Из кухни тоже не слышалось разговоров, хотя там были Хенни и слуга гостя.

«Не гостя — хозяина», — поправила она себя. От вероятности уже сегодня остаться без крыши над головой свело скулы.

Питер спустился быстро. Выйдя в коридор, позвал слугу, и они тотчас ушли.

Госпожа Маргрит не заставила себя долго ждать. Стремительно войдя в гостиную, она остановилась напротив дочери, упёрлась ладонями в столешницу, покрытую ковровой скатертью, и подалась вперёд.

— Напрасно я думала, что ты поумнела, — сказала жёстко, крепко сжав губы.

Не кричала. Глухой, шипящий голос походил на недовольный шёпот. На бледных щеках проступили пунцовые пятна.

— Чего ты добиваешься, негодница? — не мигая, впилась в лицо дочери.

Ника встала и выпрямилась:

— Чтобы вы думали не только о себе, а и обо мне тоже.

— По-твоему, я о тебе не думаю? — придвинулась она ближе. — Кто позаботится о твоём будущем, если не я?

— Я сама в состоянии позаботиться о себе, — возразила Ника.

Госпожа Маргрит резким движением села в кресло, закатила глаза и усмехнулась:

— И каким же образом?

— Я говорила вам о кофейне, помните? И вам идея понравилась.

Женщина недоверчиво приподняла одну бровь, и Ника заговорила увереннее:

— Если её устроить в вашем доме с лавкой, где сейчас продают мясо, поставить столы и стулья, всё обустроить, сделать красивую вывеску — это я возьму на себя, — то уже через месяц мы сможем её открыть. Жить можно на втором этаже.

— После всего вот этого, проданного с молотка, — мама обвела рукой гостиную, — ты сможешь жить в Зволле? В твою кофейню будут приходить, чтобы посмотреть на тебя… — ткнула в дочь пальцем, — посмотреть, как низко пала дочь потомственного аристократа Лукаса ван Вербума, став хозяйкой таверны.

— Кофейни, — поправила Ника, повысив голос. — Таверна и кофейня различаются, как небо и земля. В таверне предлагают ночлег, пиво, спиртное и дешёвую еду. В кофейне посетителям предложат горячий шоколад, чай, соки и выпечку. Разницу чувствуете? Разницу не только в предлагаемом ассортименте, но и в посетителях? Удовольствие будет не из дешёвых. Понимаете, кто будет приходить в кофейню?

Госпожа Маргрит осуждающе закачала головой:

— Моя дочь станет подавальщицей. Что подавать… чай или пиво — без разницы. Позор, — махнула рукой, брезгливо сморщив нос.

Ника насупилась:

— Не подавальщица, а хозяйка, сами сказали. Подавать будет наёмная прислуга.

Женщина отвернулась, не желая слушать.

Ника опустилась перед ней на колени и сложила ладони в молитвенном жесте:

— Мама… мамочка… пожалуйста… Не спешите осудить меня, вдумайтесь в мои слова. Я вижу наше безбедное будущее. Надо немного потерпеть. Поверьте мне. Я знаю, что смогу…

— Уйди с моих глаз, — оттолкнула её женщина. — Чтобы до приезда господина Ван Ромпея я о тебе не слышала! — повысила голос.

Ника встала с коленей и обиженно вздохнула:

— Конечно, проще продать свою единственную дочь престарелому банкиру и на эти деньги обеспечить себе сытую старость.

Пока женщина, багровея, хватала открытым ртом воздух и грузно поднималась, собираясь дать ответ дочери, судя по её виду, не только словесный, Ника её опередила — быстро отошла к двери, чтобы иметь возможность убежать, и выпалила:

— А знаете, госпожа Маргрит, давайте вы станете женой господина банкира. После моего ответа ему будет всё равно, кто станет его пропуском в высшее общество. Да и вы подходите ему больше: разница в возрасте не так заметна.

Женщина едва не задохнулась от возмущения.

— Как ты смеешь решать, кто кому подходит! — выкрикнула, хлопнув ладонью по столу. — Сейчас же уйди с моих глаз! Не доводи меня до нервического припадка!

— Рекламная пауза, — пробурчала Ника, выбегая из гостиной. Помнила, какая тяжёлая рука у мамы Руз.

— Хенни! — крикнула госпожа Маргрит в сторону кухни. От напряжения голос сорвался. — Как только вернётся Питер, пусть поднимется в кабинет. Нет, — передумала она, — я дождусь его здесь. Подай мне успокоительной травяной настойки, той самой, которую оставил лекарь.

Металась по гостиной, нервно потирая пальцами виски. Разговаривала с собой:

— Немыслимо!.. Будто дьявол в неё вселился… — шептала в отчаянии. — Откуда что взялось? Не понимаю…

Ника вбежала в комнату, закрыла дверь и спиной привалилась к створке. Не сдерживала слёз досады.

Она честно старалась достучаться до разума госпожи Маргрит ещё раз, но не вышло. Женщина мёртвой хваткой уцепилась в банкира и не отпустит. Будет стоять на своём до победного конца. На кону стоит её будущее. Как она вынудит непослушную дочь добровольно принять предложение банкира, Ника представить не могла.

Она отсиживалась в комнате.

Не бездельничала. Чтобы занять мысли и руки, рисовала эскизы интерьера кофейни. Фантазия буксовала — узкое, тёмное, вытянутое в длину помещение мыльной лавки блокировало полёт мысли.

Возможно, дело было в дурном настроении. В ожидании наказания Ника вздрагивала от малейшего шороха или стука за дверью. Казалось, войдёт госпожа Маргрит и… дальше мысли капитулировали и дохлыми мухами падали под стол.

Ника злилась на себя, но ничего поделать не могла. Тело Руз знало, что такое боль и ждало наказания: подрагивали руки, сжимаясь в кулаки, сердце то замирало, то билось в ускоренном темпе, дыхание сбивалось, перед глазами размытым пятном темнело искажённое злобой лицо госпожи Маргрит, слышался звонкий звук пощёчины.

Ника потёрла шею, коснулась шишки на затылке и прижала ладони к груди. Сегодня болело именно здесь — синяк сходил медленно.

Она знала, что стерпит физическую боль, как и знала, что после побоев уйти из дома не сможет. За душой ни гроша, в кармане дыра. Скоро к ним добавится «ни кола ни двора».

Шло время, а госпожа Маргрит не приходила. Дом будто увяз в непроницаемой могильной тишине, от которой было не по себе. Если бы не звуки боя часов на главных воротах города, Ника потеряла бы счёт времени. Не выдержав томительного ожидания, она бесшумно спустилась на первый этаж. Воровато осматриваясь, прошла в кухню.

Хенни заканчивала приготовления к обеду: протирала сквозь сито варёные картофель, капусту, лук, шпинат, морковь и репу.

Нике нравилось пюре из овощей. Она верила, что служанка оправдает её ожидания, и блюдо, которое уже вкусно пахло, получится с нежной консистенцией и ярким вкусом.

Бросив на молодую госпожу долгий озадаченный взгляд, Хенни сказала:

— Есть будете с господином Питером. Хозяйка снова ушли наверх и велели её не беспокоить, — тяжело вздохнула и замолчала в ожидании вопросов.

Ника смотрела на её руки и думала о своём: если госпожа Маргрит после разговора с кузеном не пришла к ней — значит пока всё неопределённо, нет серьёзной причины учить её уму-разуму.

— Жалованье не получила, — сообщила Хенни жалобно. — Матери послать нечего. Уж и не знаю, как быть. Сколько стоит тот графин, не знаете? — спросила со скорбным вздохом.

— Какой графин? — встрепенулась Ника.

— Который я разбила, будь он трижды неладен.

Ника встала и подступила к служанке:

— Говори, — произнесла грозным шёпотом.

— Что говорить? — пятясь, округлила та испуганные глаза.

— Тише, — шикнула на неё Ника, оглядываясь на открытую дверь. — О чём говорили кузен и хозяйка? Только не смей лгать, что не знаешь, не слышала и всё в таком духе.