Несмотря на то, что кухня размещалась в полуподвальном помещении, выглядела она светлой, немаленькой и неожиданно чистой: высокий белёный потолок, множество окон, пол в серо-чёрную клетку, стены отделаны керамической плиткой малого формата с изображением овощей и фруктов, выполненных в сине-белой гамме.

Ника принюхалась и сглотнула набежавшую слюну. Зажмурилась, жадно вдыхая умопомрачительный мясной аромат со специями. В животе заурчало.

Она прошла мимо камина, у которого сидела Хенни и при помощи меха¹⁶ раздувала затухающий огонь под котлом.

Над дровами на цепях висели котелок и чайник, в сторонке на подставке примостилась охваченная жаром утятница. На металлическом коробе с тлеющим торфом — большой глиняный горшок для тушения мяса.

Ника не помнила, когда стали делать первые чугунные дровяные плиты с духовками. Видно, время ещё не пришло.

Госпожа Маргрит хозяйничала у разделочного стола, занимавшего добрую четверть кухни и заставленного приготовленными блюдами. В простом сером платье, в переднике, в нарукавниках и в объёмном чепце она отличалась от Хенни разве что горделивой осанкой и утончёнными манерами. Да и выглядела гораздо моложе: глаза возбуждённо блестели, на щеках разлился густой румянец, движения скорые, голос громкий, повелительный:

— Пошевеливайся, Хенни. Как бы не припоздниться с приготовлениями. Перед гостями будет неловко.

Ника поравнялась с новообретённой мамой и, сказав:

— Добрый день, — прошла к боковому столу, на котором увидела кувшин, стакан, тарелку с кусочком хлеба с маслом и сыром, явно предназначенные ей.

Госпожа Маргрит улыбнулась и придирчиво осмотрела дочь:

— Хорошо выглядишь, дорогая. Возьмёшь жемчуг из ларца, наденешь.

Ника кивнула. Что-то с мамой было не то: либо любила готовить, во что верилось слабо, либо любила принимать гостей, либо любила кого-то из гостей.

«Третье», — решила Ника, устраиваясь у стола, поправляя складки на платье. Подвязка съехала, и свёрнутые в трубку бумаги сползли к колену. Если они выпадут, то рассыплются и незамеченным это не останется. Следовало бы задержаться в гостиной и попробовать сжечь их в горшках с тлеющим торфом.

Ника неторопливо наливала молоко в стакан и исподтишка осматривала кухню.

В глаза бросился подвешенный высоко над полом вытянутый медный таз с подголовником, напомнивший гигантский соусник.

«Вот вам и сидячая ванна», — иронично подумала Ника, представив в нём Руз, купающуюся у пылающего в очаге огня. Всё же лучше, чем просто обтираться влажным полотенцем и раз в месяц мыть голову в тазу в этой самой кухне.

И вода имеется. Ника приметила вмонтированный в стену бак с краном и рычагом — насос для подачи воды.

Маленькая дверца вела в чулан, где хранились продукты. В приоткрытую дверь просматривались бочка и почти пустые полки. Ещё одна дверь вела на улицу. У порожка стояла корзина и в ней перевёрнутый бидон с привязанной к нему крышкой.

На широкой крепкой навесной полке выстроилась медная и оловянная кухонная утварь. Рядом пристроился посудный шкаф с глиняной и фарфоровой посудой.

Хенни преувеличила, когда сказала, что ничего не успевает сделать. К тому же ей помогала хозяйка дома.

На столе выделялся длинный хлеб с аппетитной треснувшей корочкой, маленькие румяные булочки и кренделя.

На овальном блюде сельдь — красиво уложенная и посыпанная тонкими кольцами лука.

Сыры — светло-жёлтый с мелкими дырочками и кремовый с крупными — нарезаны на доске тонкими ломтиками, как и копчёное мясо с колбасами.

Глаза Ники перепрыгивали со слоёного пирога со щукой на закрытый фруктовый пирог, с печенья, покрытого ореховой и маковой обсыпками на засахаренные орехи и сухофрукты, с серебряного кувшина для пива на хрустальный графин для вина.

Ника готовить не любила и, можно сказать, не умела. Могла приготовить простые в исполнении и не трудозатратные блюда — овощной суп, лёгкий салат, омлет с зеленью, парочку бутербродов с разными начинками, рыбу в духовке. С детства любила торт Медовик и умела его готовить. Однако с тех пор, как села на диету, его не делала.

Впервые за последние годы Ника не могла отвести глаз от съестного изобилия на столе. Руки сами тянулись к тарелкам с изысками; от ароматов и запахов кружилась голова; сосало под ложечкой; есть хотелось зверски.

Ника испугалась. В ней однозначно что-то «сломалось». Тренированной годами выдержки как и не было. С сумасшедшей скоростью она мысленно считала калории того или иного блюда.

Усилием воли унимала разгулявшийся аппетит. Маленькими глотками запивала бутерброд с маслом и сыром, сдерживая себя, чтобы не затолкать его в рот и не проглотить одним махом.

С последним глотком молока пришло осознание, что беспокоиться о подсчёте калорий в съеденных продуктах больше не нужно. Руз может позволить себе есть, что хочет, и до обеда она подождёт. Мысль, чтобы под любым предлогом уклониться от застолья с гостями позорно капитулировала.

Ника с облегчением выдохнула. Пожалуй, ей лучше убраться из кухни от греха подальше и сжечь «улики» в гостиной, пока там никого нет.

Она встала, прижимая юбку к бедру, удерживая норовившие выпасть бумаги.

Госпожа Маргрит остановила проходившую мимо неё дочь и осмотрела её причёску:

— Нужно было сделать начёс, уложить волосы выше и завить локоны.

Ника машинально тронула ладонью затылок. Нащупав шишку, поморщилась и состроила жалостливую гримасу:

— Причёсываться больно, голова болит, — глянула на ссутулившуюся Хенни. Испуганно моргая, она подавала ей умоляющие жесты молчать.

«Шкатулочка-то тю-тю, больше нечем шантажировать Руз?» — победно посмотрела на неё Ника и продолжила:

— Так тоже хорошо, — перебросила часть волос со спины на плечо, закрутила их тугим жгутом и отпустила. Они тут же разошлись пышной кокетливой спиралью — не волосы, а чудо!

Мама одобрительно кивнула и остановила взор на домашней обуви дочери.

— Хенни не принесла тебе туфли? Хенни?.. — повернулась она к служанке и та ворчливо ответила:

— Приготовила их, хозяйка, как вы и велели — с большими синими бантами. В шкапе стоят. Подам госпоже Руз перед приходом гостей.

— Сама возьму… в шкапе, — хмыкнула Ника, мелкими шажками пробираясь к выходу. Узнать бы только, где тот шкаП.

— Да подам я, подам, — не смолчала раскрасневшаяся Хенни, поправляя съехавший на лоб чепец. — Я ж семижильная. Вы, хозяйка, мне ещё два месяца назад обещали нанять в услужение расторопного мальчишку. Всё обещаете, обещаете и не делаете. Я говорила вам о младшем сыне бочкаря, помните? Ладный такой мальчишка, шустрый. Сейчас бы за огнём приглядел, торфа бы поднёс, воды набрал, ковёр раскатал.

Госпожа Маргрит, не оборачиваясь и продолжая перебирать рисовую крупу, спокойно ответила:

— Ты, верно, позабыла, Хенни, что я тогда тебе ответила и что ты на это сказала.

— Что… сказала? — через плечо бросила служанка.

— Забыла, — вздохнула госпожа. — Я сказала, что нанять мальчишку можно хоть сейчас, но, поскольку он станет делать часть твоей работы, о которой мы договаривались и за которую Якоб платит тебе жалованье, ты будешь получать меньше ровно настолько, насколько станешь меньше работать. Разве не так было сказано?

Хенни чихнула, вытерла нос полой передника и вздохнула:

— Так-то оно так, — замолчала, покачала головой и, заглянув в утятницу, добавила: — Как-то работы больше становится. Вроде всё как всегда, а чтобы всюду поспеть, я спать меньше стала. Не могу понять почему. Прибавили бы к жалованью пять стюверов¹⁷ что ли. Вот упокоившийся хозяин, мир праху его, — Хенни поспешно перекрестилась, — мне к каждому празднику гульден давал.

Ника следом за женщиной осенила себя крестным знамением, да так ловко, будто всю жизнь только это и делала. Присматривалась к Хенни. Высокая, крепкая, с большими сильными руками она была девица деревенская, слабой и измождённой не выглядела — кровь с молоком.