Он опять развернул её за плечи и подтолкнул вперёд:

— Бегом, Руз! — повысил голос. — Потом мне всё выскажешь. Но будет лучше, если я тебя больше никогда не увижу.

Она повернулась и перехватила его трость, не дав ей упереться в её грудь.

— Я тоже буду этому рада, — выпалила со злостью.

— Если бы ты… — начал Адриан, с упрёком выцеживая слова сквозь зубы.

Ника не дала ему договорить, вспыхнула как спичка:

— Чт-то я? Что ты знаешь обо мне, чтобы судить? — ответила резко, перестав дрожать.

Отгоняла от себя мысли о Якобе и его смерти.

Совесть, шокированная случившимся, молчала. В душе ни грамма сожаления, ни малейшего намёка на раскаяние. Лишь досада на то, что она не смогла довести начатое дело до конца.

Ника всё привыкла доводить до логического конца. Утонула бы? Пусть! Такой стала бы цена её свободы.

Что может быть дороже свободы? Жизнь? Какой она будет без свободы?

Нервы сдавали; дрожали губы. Перед глазами алой вспышкой промелькнул образ умирающего Ромки. Ника вдруг увидела себя, лежащую рядом с ним. Грачёв видел её смерть. Почувствовал ли он себя виноватым? Вряд ли. Она сама вошла в квартиру. Её не звали, не заманивали. В своей смерти виновата только она. Сжала кулаки:

— Тебя никто не звал и о помощи не просил! — прикусила щёку изнутри, чтобы не расплакаться.

— Тогда зачем приходила? — с вызовом спросил кэптен.

— А ты не понял? — Ника ускорила шаг, косясь на отбивавшую чечётку трость. Адриан не отставал. — Почему не выслушал меня? Смотришь, сообща, придумали бы что-нибудь другое.

— Придумали бы сообща? — Ван дер Меер рванул её за руку, останавливая. — Ты всё решила сама и чуть не погибла.

— Ты не оставил мне выбора, — глянула на него с неприязнью. — Я пришла к тебе, а ты…

Глядя себе под ноги, сипло проворчала:

— Тугодум.

Впрочем, нет худа без добра. Если не брать в расчёт гибель Якубуса, то ситуация вышла забавная: спасала Ван дер Меера, а вышло наоборот. Она живая, в теле Руз, с предстоящими похоронами, убитой горем госпожой Маргрит и непомерным долгом, который хочешь не хочешь, а возвращать придётся.

«Можно долг не отдавать», — покосилась на кэптена. Что он ей сделает? Донесёт на неё?

Она не боится попасть в тюрьму. Да и не станет Ван дер Меер воевать с девчонкой, предупредившей его о намерении Якубуса убить его. Знает, кто главный виновник.

Ника сокрушённо вздохнула: очень хочется исправить чужую ошибку и, возможно, заслужить прощение человека, который ей не безразличен.

Кэптен больше не толкал её в спину. Заметно ссутулился. Поотстал. Тяжело опираясь на трость, волочил больную ногу.

Когда Ника свернула на их улицу, с усилием догнал её и без церемоний схватил за плечо. Направляя в ближайший тёмный переулок, хриплым голосом указал:

— Сюда.

Через несколько десятков метров Ника узнала узкую улочку, на которую выходили низкие калитки и широкие ворота дворов, прятавшихся за высокими каменными оградами. С этой стороны загоняли кареты и заводили лошадей, впускали подводы с дровами и углём, привозили или увозили крупногабаритные грузы — всё то, что считали нужным не афишировать перед соседями.

Ван дер Меер указал соседке на калитку её двора:

— Сама откроешь или помочь? — втолкнул в её руку мокрый свёрток с одеждой.

— Сама, — буркнула Ника, зная, где находится ключ.

Толкнула дверцу, оказавшуюся незапертой. Несмотря на охвативший её нервный озноб, заходить не спешила. Сжав зубы, исподтишка наблюдала за Адрианом.

Не оборачиваясь, он прошёл дальше и остановился в двух десятках шагов от неё. Принялся отпирать свою калитку.

Ника прищурилась. Всматривалась в дёрганые движения кэптена, показавшиеся чересчур подозрительными.

«Устал», — решила Ника, глядя, как сосед растворился в чёрном проёме прохода. Она тоже валилась с ног, но, как ни хотелось, а в постель лечь сразу не получится.

Закрыв за собой калитку, Ника быстрым шагом пошла к темневшей двери в дом.

Сегодня ей не удалось толком рассмотреть небольшой, не заинтересовавший её с первого взгляда внутренний дворик. Мощёная дорожка, скамья у стены, низенький заборчик, отделявший свежевскопанный участок земли, несколько плодовых деревьев, кустарник, сарай, пустая собачья будка.

Ника не помнила, как давно в доме Ван Вербумов не стало собаки. В комнатах она не увидела ни кота, ни птицы в клетке, ни другой живности. Кто был против содержания домашних питомцев — госпожа Маргрит или Якубус, она выяснять не станет. В детстве мать не позволяла завести ей ласкового пушистого друга. На частые вопросы дочери:

— Почему мне нельзя взять котёнка?

Илона Витальевна брезгливо кривила губы и в сотый раз терпеливо поясняла:

— От кота много шерсти и шума.

— Я буду смотреть за ним и убирать, — горячо уверяла Ника. — Он не будет тебе мешать.

— Когда станешь жить отдельно, тогда и будешь делать, что тебе заблагорассудится, — пресекала мать дальнейшее нытьё дочери.

Ника свыклась с одиночеством, заменив живое общение чтением книг и рисованием.

Входная незапертая дверь слегка скрипнула, и девушка вздохнула с облегчением. На ночь все двери и ставни запирались, а сегодня у Хенни «выходной».

Дом встретил тишиной и покоем.

Ника прошла в гостиную и зажгла свечи. Сколько времени её не было? Примерно два с половиной часа.

Госпожа Маргрит так и спала в кресле. Даже плед не сбился. Только голова сильнее наклонилась к плечу.

Хенни сидела на стуле в неудобной позе. Храпела громко, раскатисто, со всей страстью своей широкой души. Плед съехал на пол и запутался в ногах.

Ника поправила плед, взяла подсвечник и поднялась в свою комнату. Задержалась у зеркала. Укоризненно качнула головой: на шее стали заметнее синяки от пальцев «брата» и ярче обозначились тёмные круги под глазами. Зато уменьшилась припухлость на губе.

Ника забрала платье и прихватила пузырёк с полюбившимися духами с нотками жасмина — добавит в воду для умывания. Свежее нижнее бельё и туфли отыскала в большом красивом бельевом шкафу в углу коридора у выхода во дворик.

В шкаПе, как называла его Хенни, всё было разложено по полочкам: сорочка к сорочке, чулок к чулку, чепец к чепцу.

Ника вздохнула и поплелась в кухню. Предстояло промыть волосы, от которых пахло водой из канала, обтереться мокрым полотенцем, как следует выполоскать чужое платье и своё нижнее бельё, отнести на чердак для просушки и надеяться, что Хенни не хватится пропажи, пока платье не вернётся в её шкаф.

«Не хватится», — заверила себя Ника, отправляя в рот кусочек фруктового пирога, избавляясь от горько-солёного привкуса во рту. Несколько ближайших дней будет не до этого. Накидку она повесит на место, набухшие от влаги туфли затолкнёт подальше.

Ника долго держала в руках отсыревший кафтан Ван дер Меера. Уткнувшись в него носом, глубоко вдыхала чистый мужской запах — лёгкий, приятный, волнующий, заставлявший думать о его обладателе.

Перед мысленным взором проявилось красивое лицо кэптена, его заинтересованный оценивающий взгляд при их первой встрече, серые бархатные глаза.

Сердце встрепенулось, ожило, как тогда. По телу прокатилась волна жара, отдалась сладкой болью внизу живота.

Первое желание близости с мужчиной…

Непостижимое, необъяснимое, безудержное.

Откровенное, яркое, сжигающее.

Оно встревожило, обессилило, забрав последние силы.

Ника втянула воздух открытым ртом и замерла, глядя перед собой расширенными, наполнявшимися слезами глазами. Это любовь? Она… вот такая? Пришла внезапно, стремительно, разбудила спящее сердце, обескуражила.

Любовь Руз? Неженка здесь уж точно ни при чём. Не будь её, Ника всё равно из тысячи мужчин выделила бы именно этого. Тянуло к нему, влекло — к доброму, заботливому, надёжному, необычному.

Несмотря на слабость и вялость, с банными процедурами и стиркой Ника справилась быстро.