Она гремела тарелками и приборами, намеренно не спеша озвучить имя новой служанки кэптена, будто для хозяев важнее вопроса нет.

— Собирает под крышу своего особняка прежнюю прислугу, — выдала Хенни с важным видом. — Сегодня пришла госпожа Бригитта… С багажом. Я успела перемолвиться с ней парочкой слов… Через два дня придёт горничная. Тоже прежняя. То ли Катрина, то ли Каролина, уж и не помню. Вот садовника ихнего приходящего помню, — воздела она мечтательные глаза к потолку. Уголки губ дрогнули в слабой улыбке.

— Их… садовника, — поправила Ника.

— Да, садовника, — согласилась прислуга. — Может, и его отыщут? Как думаете?

Мать и дочь переглянулись.

— Ну как же, — продолжала вещать Хенни, следуя в кухню, — господин Ван дер Меер поедут в Арнем за супругой. Надо к её приезду навести в доме порядок. И что удивительно, госпожа Бригитта тотчас оставила службу у всеми уважаемого господина Спрангера и без промедления вернулась в услужение к сыну своего прежнего хозяина, упокой, Господи, его душу, — торопливо перекрестилась.

От упоминания нового женского имени, у Ники в душе разлилось тепло.

«Экономка вернулась», — почему-то обрадовалась Ника.

Руз тут же подкинула образ невысокой полной женщины лет пятидесяти, с круглыми щеками, добрыми глазами и мягкими пухлыми руками. Маленькую Руз в восторг приводил её невероятно многопредметный шатлен, свисавший с пояса на длинной серебряной цепочке и при каждом шаге издававший звуки на все лады. Чего только на той цепочке не было! И набор для рукоделия, и крохотные ножнички, и зеркальце, и флакончик с нюхательной солью и всевозможные штучки непонятного назначения. Связка ключей крепилась отдельно. Судя по всему, Руз нравилась экономка Ван дер Мееров, и эта симпатия была взаимной.

Слуг в доме соседей было много. На кухне хозяйничали кухарка и подсобница. Но некоторые сложные в приготовлении и особо любимые хозяевами блюда госпожа Бригитта готовила собственноручно.

Как Ника не напрягала память, а в родительском доме Руз никого кроме Хенни вспомнить не могла.

— Принеси серьги, что подарил тебе отец перед своей кончиной, — сказала госпожа Маргрит. — Серьги его матери.

Уже сев за стол и взяв нож, Ника откинулась на спинку стула, больно ударившись локтем о подлокотник.

— Не дам, — вырвалось непроизвольно. Пальцы с силой сжали рукоять ножа, ногти впились в ладонь.

Мама с жалостью посмотрела на дочь:

— Мы их заложим, а после обязательно выкупим.

Ника отложила нож:

— Выкупите… после? Правду говорите? — прозвучало с недоверием и лёгкой иронией. — Почему я вам не верю, не догадываетесь?

«Зараза», — чертыхнулась Ника. Похоже, мать решила занять освободившееся место сына-тирана.

Опустив глаза, госпожа Маргрит в раздумье вертела в пальцах столовую ложку:

— Иного выхода нет, милая. Вырученные деньги покроют все расходы на погребение твоего брата.

Ника удивилась. Какова истинная цена камней в серьгах, если даже половина их стоимости окупит пышные похороны Якубуса? Ростовщик скорее удавится, но больше половины стоимости за серьги, а то и меньше, не даст. Продать за бесценок единственную драгоценность, принадлежащую Руз, причём подарок её покойного отца?

Ника с нарастающей неприязнью всматривалась в женщину:

— После всего случившегося вы по-прежнему хотите делать вид, что у нас денег куры не клюют, и мы не стоим на пороге нищеты? — крепко сжала губы, чтобы не наговорить лишнего.

— Куры? — вошла Хенни с чайником и плетёной корзиночкой с булочками и печеньем. — Самое время купить цыплят с наседкой. Видела на рынке — до чего же ладненькие и шустренькие. Можно кролей разводить. Только клетки надо купить.

Хозяйка проигнорировала слова болтливой прислуги. Вперившись в дочь мутным взглядом, выпрямила спину:

— Иначе нельзя, Руз. Справив погребение Якоба должным образом, я смогу устроить и твоё счастие. Мне предстоит выдать тебя замуж как можно скорее. В наследство вступит племянник твоего покойного отца, и он молчать не будет — во всеуслышание объявит, что унаследовал непомерные долги. Для тебя не тайна, что дом заложен. Мебель, картины… — она обвела гостиную печальным взором, — всё это выставят на торги.

«Замуж?..» — Нику будто обухом по голове огрели. Понятно, что этого не избежать, но чтобы вот так скоро?

— Лавку и склад он отнять у меня не сможет, — продолжала говорить побледневшая мама. — Лишь только я покину сей бренный мир, они тотчас перейдут тебе, как в своё время перешли мне от моей матери. Ах, Якубус, мой мальчик, как ты мог… — она прижала к лицу носовой платок; её плечи затряслись.

— А как же траур? — вспомнила Ника о положенном периоде скорби. — Срок надо соблюсти.

Госпожа Маргрит отрицательно закачала головой:

— Медлить нельзя, — смотрела на Хенни, притаившуюся в тени буфета. — Чашки неси, — сказала ей. Перевела глаза на дочь: — Обру́читесь, а там уж сделаешь так, что жених не посмеет отказаться. В таких делах траур не соблюдают, — женщина промокнула носовым платком набежавшие слёзы.

— В каких таких делах? — повысила голос Ника и заёрзала на сиденье. Щёки загорелись, грудь распирало от нехватки воздуха.

— Ну как же… — мама изучала дочь, не отводя от неё тревожных глаз. — Разве твоя подруга Аделхейт не на сносях была, когда шла под венец? Её с мужем и отправили поскорее во Францию, чтобы избежать нежелательных разговоров.

— Судя по всему, скорый отъезд не уберёг её от сплетен, — Ника хватала воздух открытым ртом, не имея сил справиться со вспыхнувшим возмущением. — Вы с ума сошли! Вы… предлагаете… мне?..

— Всё устроим наилучшим образом. Я научу как, — услышала она уверенный голос Хенни и обернулась.

Служанка шла, размахивая её великолепной голубой чашкой:

— Откуда взялось вот это? Ну не было же у вас такой.

Ника вскочила, отняла чашку у прислуги и прижала к груди:

— Моя! Ван дер Меер подарил. Не уходите от темы! Мало того, что вы по-быстрому собираетесь найти для меня неизвестно кого, так я ещё должна лечь под него едва ли не в первый день знакомства? Да он бросит меня, опозорит, как только узнает, что у меня вместо приданого пшик! Нет уж, увольте! — горячилась она.

— Не бросит, — заверила госпожа Маргрит. — Выберем такого жениха, который будет рад получить наш титул, да побыстрее, пока другие не перехватили. Сам тебя поспешит обольстить и вовлечь в грех. Благородное имя нынче в цене.

— Вот так, значит? Продаёте титул со мной в придачу? — возмутилась Ника, кусая губы. Ноздри раздулись; вдох дался с трудом. Сердце в груди прыгало как мяч на резинке.

Мать с видимым изумлением рассматривала дочь:

— Устраиваю твою дальнейшую безбедную жизнь.

— Что ж до сих пор меня не продали? — знала, почему. Кто продаёт курицу, несущую золотые яйца?

— Хватит противиться, Руз, — с раздражением сказала мама. — Ты всегда была разумной дочерью. Ступай, переоденься и голову покрой. Сейчас Якоба привезут. Серьги принеси.

Облокотившись на подлокотник кресла, она подпёрла голову рукой и устало прикрыла лицо ладонью. Глухо сказала:

— Хенни, как только тело моего сына предадут земле, пойдёшь к госпоже Шрайнемакерс, пусть придёт ко мне.

— О-о, — округлила глаза служанка, собираясь налить чаю в чашку госпожи. — Она ж запросит столько гульденов, что и не пересчитаешь.

— Зато всё сладит быстро. И выбор женихов будет.

— Что? — нервно рассмеялась Ника. — Может, и выбрать будущего мужа мне позволите? Чтоб не совсем уж противный был?

На тяжёлый протяжный вздох госпожи Маргрит заявила:

— Серьги заложить не дам. На помолвку их надену. Наливай, Хенни, — поставила чашку у чайника.

Взгляд упал на ларец матери. Пришла мысль, что все, как правило, откладывают на чёрный день.

— Не может быть, чтобы Якубус ничего не откладывал на чёрный день, — сказала задумчиво и многозначительно посмотрела на женщин: