— Здорово!

— Я очень надеюсь, — посерьёзнел Борис Витальевич, — что вы, как и обещали, не станете пользоваться этим ходом без моего согласия.

Ангелина кивнула, а Борис добавил:

— Это будет ваша проверка на зрелость и способность принимать продуманные решения.

Ангелина опять кивнула и робко спросила:

— Борис Витальевич, я уже хожу, можно я буду делать что-то по дому? Я всё умею.

— Нет, ещё рано для физических нагрузок, а вот вернуться к учёбе вы уже в состоянии. Завтра я с вами начну заниматься.

Гелька скисла.

— Вы же не хотите остаться на второй год?

Ангелина представила, что все её подруги перешли в выпускной класс, а она так и осталась в десятом, и запротестовала.

— Ни за что!

Борис усмехнулся.

— Тогда за дело! Но пока — в постель. Вечером встретимся за ужином, а завтра у меня выходной.

— Не может быть!

Ангелина проводила хозяина до двери, он улыбнулся на прощание, и она спросила себя: как случилось, что его взгляд прекратил быть пронизывающим и буравящим, и перестал её пугать?

Ангелина в эти дни не только читала, но и подолгу болтала по телефону. Первый её звонок после происшествия был, конечно, домой.

— Наконец-то! — сердито отозвался Гоша. — Хоть мать теперь успокоится. Ты же её знаешь: она тебе в четверг дозвониться не смогла — сразу в панику впала. Я ей говорю: мало ли, ушла Гешка куда-то, а телефон дома забыла, или в ванной плещется, музыку врубила! Она — нет, я чувствую, с Гешечкой что-то случилось! И Борис твой, Витальевич, как назло, не отвечает. Мать бегом в больницу — его искать, а он — под капельницей, весь серый. Говорит: "Как Ангелина не отвечает?", выдёргивает иглу и в форточку. Через час звонит и сообщает, что ты говорить не можешь, но волноваться нам, мол, не о чем. Так что с тобой случилось-то всё-таки? Тебя же, как будто, на привязи теперь держат, чтобы не дай Бог чего! В дымоходе застряла или долбила лбом стенку, пока черепушка не треснула?

Расстроенная ядовитыми нападками брата, практически угадавшего совершённую ею глупость, и тем, что это снова рикошетом ударило по её семье, Ангелина едва не расплакалась.

— Поздно слёзы лить! — возмутился опять угадавший Гоша. — Давай рассказывай!

— Гоша! — сдавленным голосом попросила Ангелина. — Я не хочу с тобой так… Разве ты меня никогда не простишь?

— А ты разве уже завязала со своими причудами, из-за которых мы теперь на осадном положении? Я, между прочим, хочу по вечерам девушек в кино водить, а не слушать, как мама одной Ангелине рассказывает о том, какой другая была в детстве. И приятелей хочу в гости приглашать, а не сочинять, что у нас в квартире долгоиграющий ремонт!

— Гоша, прости, это война.

— Я-то здесь при чём?!

— Это моя война, а ты мой брат. Так получилось. Я нужна, потому что сильнее. Поверь, в этой войне дело будет за мной.

— Совсем сдурела?! Постой, Борис говорил, что тебя берегут и не пускают в дело… Я бы ему вообще посоветовал тебя в таракана превратить и в коробочке держать, во избежание…

— Гоша, всё это когда-нибудь кончится. Прошу только, не суди меня слишком строго.

— Да не нужен тебе никто, так что, суди — не суди, тебе до лампочки!

— Нет, Гоша, нужен! Я вас всех очень люблю и боюсь за вас! И мне ужасно тяжело вас всех так долго не видеть. Я хочу домой! И в школу! Я скучаю по вам, и по подружкам, и по Пете!.. — Гелька всё-таки расплакалась.

Гоша молчал.

— Ну, ладно, прекращай… Так что с тобой случилось всё-таки? Мама тебя всё равно расспросит…

— Ох! Лучше не спрашивай! Я сделала ужасную глупость, а Борис Витальевич меня опять вытащил. Скажи маме, что… что…

— Что?

— …что я поскользнулась в ванной и ударилась головой.

— То есть объяснить ей, что тебе и в запертой квартире находиться опасно? А теперь, лично для меня, — что с тобой было на самом деле? На всякий случай, для общего развития…

— Я пыталась протаранить бронированное стекло, — неохотно созналась Ангелина, — и разбилась…

Гоша грязно выругался.

— Что, так скука заела, или мозги отшибло ещё до того, как ты стукнулась?

— Я хотела выбраться, чтобы помочь Борису Витальевичу с Егором — я узнала, что на них напали, — безучастно пояснила Ангелина — её эмоции были вычерпаны. — Прости… целуй за меня всех. Я вас люблю. Я люблю тебя, Гоша…

Гелька отключилась. Ей было больно. Неужели, втянувшись в войну, она потеряла брата?

Немного успокоившись, она захотела поговорить ещё с кем-нибудь. Сергею Петровичу Ангелина звонить не решилась: план у неё ещё не был готов, а беспокоить босса, чтобы просто поболтать… Если бы можно было связаться с Янкой! Янка… Хм, интересно, клюнет ли Сэм на её подругу, если узнает, что она вернулась? Нет, почует засаду — любой бы почуял. К тому же, чтобы заманивать Сэма в виде Янки, её нужно сначала интроспектировать, а это затруднительно. Что же придумать?

Ангелина прошла на кухню и остановилась в недоумении — зачем она сюда явилась? Огляделась по сторонам и взгляд её замер на отверстии измельчителя. Он притягивал её, как магнит, вот и заманил на кухню. Затаив дыхание, Гелька приблизилась и наклонилась над ним. Одно движение и она летит над городом, летит, куда угодно — на волю, домой, к Егору, в школу! Борис Витальевич в больнице — он не узнает… Ой! Она не сможет попасть обратно: измельчитель автоматически прекращает работать через несколько минут, выход закрывается, ключей от входной двери у неё нет, а сканер на выходе, настроенный на хозяина, не откроет для неё заслонку. Это ход в одну сторону, без права на возвращение. И дело не только в устройстве — она это понимала, дело в её предательстве. Борис Витальевич ей этого не простит.

Судорожно выдохнув, Ангелина отшатнулась от мойки и, чтобы отвлечься от соблазна, прошла в кабинет и до вечера засела за компьютер. Она искала файл, в котором Борис Витальевич мог описать собственную болезнь. Её интересовало его сердце. В самом прямом смысле. Ангелина подозревала, что строго следя за выполнением предписаний у своих пациентов, на своё здоровье врач смотрит сквозь пальцы.

Но такого файла не было. Спросить его? Нет, нарвёшься на насмешку. Денис? У неё нет его номера, да и не станет Борисов зам с ней это обсуждать. А пока… Ангелина просмотрела раздел, касающийся помощи при сердечно-сосудистых заболеваниях.

— Кругом темно, я уж было решил, что опять что-то стряслось. — В дверях стоял Борис Витальевич. — Извините, я снова вас напугал. Что вы делаете?

Он подошёл и наклонился к монитору.

— Вас интересует сердце?

— Да, — смутилась Ангелина. — Однажды в школе на моих глазах у учительницы случился сердечный приступ, а я не знала, как помочь, и потом, когда вы…

Борис усмехнулся и выпрямился. Неожиданно для себя, Гелька встала и твёрдо заявила:

— Я хочу уметь вам помочь.

Врач на мгновение потерял дар речи, а потом тряхнул головой и улыбнулся.

— Ангелина, вы… хорошо, вам нужно посмотреть пятую главу в этом разделе, а необходимые формулы и движения руками я покажу вам после. А сейчас идёмте ужинать: мне скоро возвращаться в больницу.

У Гельки полыхнули щёки — она ощутила запоздалый испуг от своего поступка.

На кухне немым укором чернело отверстие измельчителя. Борис Витальевич, кладя на стол пакет с горячими булочками, тоже задержал на нём взгляд.

— Честно говоря, я боялся, что вернувшись, могу не застать вас здесь.

Ангелина опустила глаза.

— Признайтесь, было искушение?

Она, молча, кивнула.

— Что же вас удержало?

— Вы… то есть, я же вам пообещала, что спрошусь.

— Спасибо.

Гелька удивлённо взглянула на врача.

— Спасибо, что остались, — пояснил Борис, и Ангелина в замешательстве выставила на стол вместо бутылки кефира шампанское.

— Что-то празднуем? — удивился Борис.

— Нет-нет, я просто перепутала, — Ангелина поспешила исправить ошибку и окончательно сконфузилась потому, что Борис Витальевич следил за ней с улыбкой. Она сбежала из кухни под предлогом, что ей нужно помыть руки. Вернулась Гелька с готовым вопросом: её заинтересовала Гошина байка про таракана.