– Как интересно, – сказал Дру, повернув голову и глядя на стену.

– Уже много лет идут разговоры о том, что эти старые замки разваливаются, и никто не может себе позволить их восстановить. И еще, что у застройщиков слюнки текут от желания скупить земли, настроить десятки небольших усадеб и сорвать изрядный куш. Может, и мне вложить туда несколько долларов или, по крайней мере, натравить своего зятя, пусть разузнает.

– Зятя? – спросил Лэтем, вновь поворачиваясь к директору центра связи.

– Не важно, об этом неловко говорить. Вы бы понятия о нем не имели, как, кстати, и я, не будь он женат на моей дочери.

– Ладно, проехали.

– Уж пожалуйста. Так как вы собираетесь поступить с этим Волтреном?

– Свяжусь с Витковски, он с Моро из Второго бюро. Нам нужны все данные о Волтрене… и что там еще за эксклюзивные права в долине Луары.

– Как одно с другим связано?

– Не знаю, просто хотелось бы разузнать. Возможно, кто-то совершил ошибку… И не забудьте, Бобби, я сюда не приходил. Просто не мог – я же мертв.

Было 9.30 вечера, из посольской кухни в апартаменты посла только что принесли отличный обед для Карин и Дру. Прислуга накрыла стол, тут были и свечи, и великолепное вино: красное, комнатной температуры под толстый бифштекс с кровью для Лэтема и охлажденное шардонне к филе палтуса под миндальным соусом для де Фрис. Дэниел Кортленд, однако, к ним не присоединился по приказу своего правительства, поскольку подразумевалось, что придет полковник Витковски и будет обсуждаться стратегия, о которой посол знать не должен. Возможность все отрицать опять была предусмотрена приказом.

– Почему у меня такое чувство, словно это моя последняя трапеза перед казнью? – спросил Дру, заканчивая свой кровяной бифштекс и допивая третий бокал вина поммар.

– Так оно и будет, если продолжишь питаться, как сегодня, – ответила Карин. – Ты только что поглотил столько холестерина, что им можно было б закупорить артерии динозавра.

– Да кто знает? У этих ученых вечно все меняется. То маргарин хорошо, масло ужасно… то масло лучше, а маргарин хуже. Того и гляди, новые медицинские анализы покажут, что никотин – незаменимое средство от рака.

– Умеренность и разнообразие – вот ответ, дорогой мой.

– Не люблю я рыбу. Бет никогда не умела ее готовить. Она всегда и пахла рыбой.

– А Гарри рыбу любил. Говорил, ваша мать жарила ее с укропом.

– Гарри с мамой были в сговоре против нас с отцом. Мы с ним частенько съедали на улице по гамбургеру.

– Дру, – начала Карин после паузы, – а ты сообщил родителям правду о вас с Гарри?

– Пока нет, еще не время.

– Это очень жестоко. Ты выжил и был с ним, когда его убили. Нельзя же так, они, наверно, безутешны.

– Бет бы я доверился, а вот отцу нет. Он, скажем так, человек прямой и не очень-то любит власти. Он всю жизнь борется с политикой университета и с разными ограничениями на археологические изыскания. Он вполне может потребовать ответа, а я не в состоянии его дать.

– Весьма похоже на реакцию его сыновей.

– Возможно, поэтому еще не время.

Прозвонил звонок в апартаментах посла. И тут же из кухни наверху вышел стюард.

– Мы ждем полковника Витковски, – сказал Лэтем. – Впустите его, пожалуйста.

– Хорошо, сэр.

Через двадцать минут в столовую вошел начальник службы безопасности посольства и неодобрительно покосился на накрытый стол.

– А это что такое? – резко спросил он. – Вы, похоже, тут дипломатами заделались?

– Лично я представляю жителей Изумрудного города, – ответил Дру, улыбаясь. – Если свечи слишком ярко горят, прикажем рабам их притушить…

– Не обращайте на него внимания, Стэнли, – сказала Карин. – Он выпил три бокала вина. Если вы хотите что-нибудь, я уверена, тут найдется.

– Нет, спасибо. – Полковник сел. – Мне прислали в кабинет отличный бифштекс, пока я дожидался ответа Моро.

– Слишком много холестерина, – поддразнил Дру. – Ты разве не слышал?

– О холестерине в последнее время нет, зато услышал кое-что от Моро.

– Что у него? – посерьезнев, спросил Дру.

– Этот Волтрен на поверхности вроде чист, но есть вопросы. Он сколотил состояние на новых застройках вокруг Парижа. И инвесторов своих обогатил.

– Ну и что? Многие так делали.

– Но не с таким происхождением. Это наглый молодой пират в финансовых кругах.

– Так опять-таки, что тут нового?

– Его дед был членом «Милис»…

– Что это?

– Французская профашистская полиция во время войны, – объяснила Карин, – создана при немцах в противовес Сопротивлению. Прихвостни среднего звена, без которых нацисты не могли управлять оккупированной страной. Подонки.

– И что в итоге, Стэнли?

– Главные инвесторы Волтрена из Германии. Скупают все, что продается.

– А долина Луары?

– Она почти уже вся их, по крайней мере огромные куски вдоль реки.

– Классификация владельцев есть?

– Да, – ответил полковник, вынимая из внутреннего кармана пиджака сложенный лист бумаги и протягивая его Дру. – Не знаю, даст ли это что, в основном владельцы – семьи в нескольких поколениях. А остальные или отобраны правительством за неуплату налогов и превратились в береговые знаки, или недавно куплены кинозвездами и другими знаменитостями, и пока их бухгалтеры не сообщили о стоимости. Большинство из этих выставлены на продажу.

– А генералы в списке есть?

– Как видите по именам, их тут пятнадцать-двадцать, но это лишь потому, что они купили участки в пять-шесть акров и платят за них налоги. Но еще есть по крайней мере с десяток других генералов и адмиралов, получивших «постоянную резиденцию» за военный вклад в дело Французской республики.

– Дикость какая!

– Мы делаем то же самое, хлопчик. У нас несколько тысяч высших чинов живет после отставки в роскошных домах по периметру военных баз. Не так уж удивительно или несправедливо, если хорошенько подумать. Они всю жизнь зарабатывают меньше, чем могли бы в частном секторе, и если они не главные векселедатели, которых ищут советы директоров, то не могут позволить себе жить в Скарсдейле, штат Нью-Йорк.

– Никогда не задумывался об этом.

– А ты задумайся, офицер Лэтем. К слову сказать, через восемнадцать месяцев я отработаю свои тридцать пять лет, и хотя могу побаловать своих детей и внуков, когда они в Париже, если ты думаешь, что кто-то из них мог бы прийти ко мне попросить пятьдесят тысяч долларов на операцию, забудь об этом. Я, конечно, их бы выложил, но за душой не осталось бы ни гроша.

– О’кей, Стэнли, из чего ты исходишь – понятно, – сказал Лэтем, изучая список. – Скажи, Стош, а у этих домов – береговых знаков – почему не указаны жильцы?

– Распоряжение Ке-д’Орсе. Как у нас в стране. Есть психи, которые имеют зуб на военачальников. Помнишь того вьетнамского ветеринара – он пытался убить Уэстморленда выстрелом через окно?

– Их имена можно достать?

– Моро, наверно, может.

– Попроси его это сделать.

– Утром позвоню… Так, теперь поговорим о назначенной операции – как захватить доктора Ханса Траупмана в Нюрнберге?

– Пять человек, не больше, – сказал Дру, кладя на стол список Витковски. – С хорошим знанием немецкого и с подготовкой «рейнджеров», неженатых и без детей.

– Я тебя опередил. Откопал двоих из НАТО, ты да я – уже четверо, и есть еще кандидатура из Марселя, может, подойдет.

– Прекратите! – воскликнула Карин. – Я – пятый, вернее, пятая, что еще лучше.

– Можешь помечтать. Готов поклясться, Траупмана охраняют так, будто у него бриллиант «Надежда» на шее.

– Моро это выясняет, – сказал полковник. – Честно говоря, он сам бы возглавил операцию, но Ке-д’Орсе и французская контрразведка этого б не потерпели. Но нигде не сказано, что он не может нам помогать. Через сутки он ждет сообщения о распорядке дня и охране Траупмана.

– Я еду с тобой, Дру, – спокойно сказала де Фрис. – Тебе меня не остановить, так что и не пытайся.