– Я обо всем этом не знаю, клянусь распятым Христом, я не знаю!

– Но ты знаешь, что он нацист, верно? Законспирированный – возможно, самый законспирированный нацист во Франции. Я прав?

– Да, – резко выдохнул Франсуа. – Мне ничего не оставалось, лишь молчать и подчиняться.

– Почему?

– Я убил человека, а Жак это видел.

– Как убил?

– Задушил. Попытайтесь понять, мсье, я допоздна задерживаюсь на работе, иногда меня нет несколько дней кряду, семья без внимания – что тут скажешь?

– Хорошо бы побольше, – сказал Лэтем.

– Жена завела себе любовника. Я сообразил, как каждый муж, когда в спальне темно. Воспользовался средствами Второго бюро, чтоб выяснить, кто он.

– Дело не совсем официальное, так?

– Конечно. Чего я не знал, так это того, что Жак следил за каждым моим запросом, каждым звонком. Я назначил встречу с этим типом, неудачливый парикмахером, он был весь в долгах, салоны прогорали. Мы встретились на аллее на Монпарнасе. Он начал непристойно шутить о моей жене, смеялся. У меня кровь закипела, я бросился на него и убил, злодейски. А когда выходил из аллеи, меня окликнул Бержерон.

– Так ты стал его человеком.

– Альтернативой было провести остаток жизни в тюрьме. Он сделал снимки на инфракрасной пленке.

– И все же вы с женой опять вместе, так ведь?

– Мы французы, мсье. Я тоже не святой. Мы помирились, и наш брак надежен. У нас дети.

– Но ты работал с Бержероном, с нацистом. Чем ты можешь это объяснить?

– Остаток жизни в тюрьме – это для вас не объяснение? Жена, дети, семья. И, мсье, я никогда из-за него не убивал, никогда! У него были другие для этого, я отказался.

Лэтем отпустил его от стены и указал на стол.

– О’кей, Колеса, или мы договоримся, или нет. Если я не заблуждаюсь, а я так не думаю, вы с Жаком здесь единственные нацисты и ты невольный пособник. Иначе было бы уже опасно. Хозяин и раб, прекрасное сочетание. Свое вынужденное пособничество ты можешь доказать, сделав, что я скажу: если нет – тебе конец, я сам с тобой расправлюсь. Понял?

– Что вы хотите от меня? И если я соглашусь, какая гарантия, что из-за этих фотографий не попаду в тюрьму?

– Никаких вообще-то, но шанс есть. Я так думаю, Бержерон больше будет заинтересован в том, чтоб спасти свою шкуру от расстрельной команды, нежели поставить тебя перед ней.

– У нас во Франции так не казнят, мсье.

– Ты что, так наивен? Неофициально, Франсуа, это очень просто делают.

– Так что надо? – спросил, сглатывая, водитель.

– Жак в другом крыле на этом этаже, если не ошибаюсь.

– Да. Тут лишь подчиненные.

– Но доступ у тебя есть? Я хочу сказать, ведь ты знаешь расклад?

– Если хотите узнать, могу ли я отвести вас в его кабинет, то да, могу.

– Не засветив нас обоих?

– Конечно, я к нему приписан. В этом секторе есть особый коридор, куда вход по коду, он ведет к кабинетам начальства. Код у меня есть, естественно.

– Естественно! Пошли.

– Ладно, а что мне потом делать?

– Возвратиться сюда и надеяться на лучшее.

– А вы, мсье Лэтем?

– Я тоже буду надеяться на лучшее.

Капитан Кристиан Диец положил портативное радио подальше на книжную полку и встал слева от двери в гостиничный номер. Его тонкий слух уловил приглушенные шаги в коридоре, потом наступила тишина. Держа оружие наготове, он подумал, разжились ли непрошеные гости ключом или попытаются вломиться в дверь.

Через мгновение он понял, что они предпочли последнее. Тишину нарушил страшный грохот, сорванная с петель дверь отлетела на спецназовца. В комнату ворвались двое с оружием в руках, вертя головами слева направо, справа налево, не зная, что предпринять. Диец разрешил их дилемму, крикнув:

– Бросайте оружие, иначе смерть!

Первый из ворвавшихся резко повернулся, и из дула пистолета раздался приглушенный щелчок. Спецназовец бросился на пол, выстрелил и попал бандиту в живот – тот согнулся и рухнул. Его напарник опустил оружие, и тут в открытую дверь вбежали три пехотинца.

Вдруг из спальни выбежала Карин де Фрис в ночной рубашке.

– Назад! – заорал Диец.

Карин бросилась к двери в спальню, однако второй убийца поднял пистолет и выстрелил. Из левого плеча у нее хлынула кровь, а пехотинцы прицелились.

– Стойте! – заорал Диец. – Что толку от него мертвого?

– От нас тоже, приятель! – крикнул пехотинец, целясь из «кольта» 45-го калибра в голову нацисту. – Бросай оружие, гадина, иначе конец!

Нацист бросил оружие, а Диец вскочил на ноги и подбежал к распростертой на полу, истекающей кровью Карин де Фрис, по пути отшвырнув в сторону пистолет убийцы.

– Не шевелитесь, – приказал он, поддерживая Карин и разрывая на ее плече ночную рубашку. – Не опасно, – заключил капитан, осмотрев рану. – Пуля задела мякоть, вот и все. Не двигайтесь, я возьму полотенца.

– Я принесу, – вызвался пехотинец, стоявший поближе. – Где они?

– Ванная вон там. Возьмите три чистых маленьких и свяжите их.

– В жгут?

– Не совсем, но почти. Потом достаньте лед из бара.

– Иду.

– Только не говорите мне, что вы еще и врач, – слабо улыбнулась Карин, придерживая на груди ночную рубашку.

– Это не нейрохирургия, миссис де Фрис, всего лишь поверхностная рана. Вам повезло: еще пара секунд, и у вас были бы проблемы посерьезней. Больно?

– Скорее все онемело, капитан.

– Мы отвезем вас к врачу в посольство.

– Где Дру? Это главное. А Джерри, где он?

– Пожалуйста, не подвергайте меня допросу, миссис де Фрис. Мистер Лэтем дал нам указания, он руководит операцией. Они с Энтони отправились во Второе бюро – я проиграл Джерри в орлянку.

– Во Второе бюро? Почему?

– К. О. сказал нам, будто понял, кто эта крыса на чердаке.

– Крыса на чердаке?

– Ну, агент нацистов, опутавший всех нас.

– Во Втором бюро?

– Так он сказал.

– Он вскользь упоминал об этом в Бовэ, но, когда я стала расспрашивать его в машине, лишь отмахнулся, сказал, что это только догадки. Но вы знали?

– Мне кажется, он не хотел вас впутывать.

– Вот полотенца, сэр! – сказал пехотинец, выбегая из двери спальни, потом быстро повернулся, чтобы помочь коллегам разобраться с двумя нацистами, один из которых был мертв или без сознания, а второй повел себя агрессивно, его пришлось утихомирить несколькими ударами в грудь.

– Будем поддерживать связь, капитан, вы ведь капитан?

– Здесь звание не очень-то важно, капрал. До встречи.

– Нам нужно срочно отсюда убираться, вы же понимаете. Простите за лед…

– Так убирайтесь! – приказал Диец, и отряд пехотинцев понесся по коридору к пожарной лестнице с двумя пленниками.

Зазвонил телефон.

– Простите, я опущу вас на пол. – Спецназовец закрепил на плече Карин полотенце и аккуратно положил ее на ковер. – Надо подойти к телефону.

– Если это Дру, скажите ему, я просто взбешена.

Это оказался не Лэтем, а регистратор отеля.

– Вы должны выехать из отеля! – кричал он по-французски. – На большее ради Второго бюро мы пойти не можем. Коммутатор разрывается от звонков с жалобами на грохот или выстрелы!

– La passion du coeur![167] – решительно ответил Диец. – Опечатайте номер, мы вас прикроем. Дайте мне пять минут и вызывайте полицию, но мне нужны эти пять минут.

– Постараемся, – прозвучало в ответ.

– Давайте, – сказал капитан, положив трубку и возвращаясь к Карин. – Я вас вынесу отсюда…

– Я вообще-то могу идти, – прервала его де Фрис.

– Рад слышать. Тогда спустимся по лестнице, всего один марш.

– А наша одежда, багаж? Вы же не хотите, чтоб их нашла полиция?

– Вот дерьмо!.. Простите, мадам, но вы еще как правы.

Капитан подбежал к телефону и позвонил консьержу.

– Если хотите, чтоб мы убрались, пришлите самого расторопного носильщика, пусть упакует чемоданы и отнесет их к выходу. И скажите ему, если много не украдет, то получит пятьсот франков!