– А Старомысл?

– Думаю, давно уже нет вашего Старомысла, – заметила Летиция. И по тому, как эти двое переглянулись, поняла, что правду сказала.

– Возможно… но… зачем?

– Поймаем – спросим, – отозвалась рыжая, сползая с подоконника. – Ну? Кто со мной?

– Яра…

– Да угомонись. Надо этого найти… Повелителя. И рассказать… обо всем, – последнее она сказала с тяжким вздохом. И следом вздохнула Мудрослава Виросская, тоже сползла с подоконника, поглядела как‑то виновато и сказала:

– Извини.

И Летиция встала. Не то, чтобы она покойников боится, нет, совершенно. Но оставаться одной не хотелось категорически.

Да и не разумно это, если ведьма в округе бродит.

А ведь…

Ведьма.

Старая.

Очень старая.

– Она врет, – Летиции удалось поймать нужную мысль. – Она выглядит молодой. Очень. И красивой. Но на самом деле она старая… очень и очень старая…

– Ты не представляешь, насколько, – сказали из‑за двери.

А потом та открылась.

И Летиция с тоской поглядела на жестянку с карамельками. Как‑то не казались они сколь бы то ни было серьезным оружием. Против ведьмы иное надо. Мощи там святых и…

И мощи не помогут.

Она вошла осторожно, бочком, придерживая юбки, которые были пышны по последней ладхемской моде. Её невысокий парик был припудрен и украшен шелковыми бабочками. Белоснежное лицо походило на маску, и черная мушка над губой лишь усиливало сходство.

– Вы… – Летиция почти не удивилась. Она давно подозревала, что именно эта матушкина подруга ведьма не только по характеру. Правда, тут же спохватилась. Одна ведьма в двух местах одновременно существовать не способна.

А почтенная вдова давно уже при дворе.

Еще до рождения Летиции место получила. И место, и мужа… муж давно уже отошел в мир иной, а место вот осталось.

– Что с настоящею стало? – поинтересовалась она, подумав, что матушка огорчится. Впрочем, одним поводом больше, одним меньше.

– Думаю, давно уже того… сожрала, – рыжая дернула плечом.

– Какие выражения, ваше величество, – с насмешкою сказала ведьма. И поглядела на Летицию. – У тебя помада размазалась. Вот, взгляни.

И зеркальце протянула.

Только от этого зеркальца Летиция отступила подальше. Не такая уж она дура, чтобы в ведьмины зеркала глядеться.

– Кто ты? – потребовала ответа Мудрослава. – И… что тебе надо?

– Ведьма, – Летиция все же взглянула.

И прищурилась.

Обличье ведьмы поплыло. Будто… будто и вправду маска, только иного нематериального свойства.

– Она… старая… очень. Притворяется молодой, но на самом деле ей даже не сто…

– Почти триста, – сказала ведьма, скидывая украденный облик.

И обернулась девицей.

Красивой.

Летиция даже ощутила укол ревности. Не бывает, чтобы вот так… в триста лет… матушке уже за сорок и у неё морщины. А у этой лицо гладкое, белое. Черты изящные, только… только неживое оно, это лицо. И глаза мертвые.

Нехорошие глаза.

Смотрит с прищуром. С насмешкою.

– Знаешь, а потому‑то твой брак и допустили, – произнесла Яра. – Ну, она‑то могла прикинуться мужиком. Но прикинуться – одно, стать – другое… и я знаю тебя.

– Как не знать, государь милостивый, – ведьма издевательски поклонилась. – Когда я вас спасла.

– Спасла… Древояр женился. Еще когда. И жену свою прятал… один лишь раз на пиру она была. И я узнал. Все думал, где же я руки эти видел, такие белые, такие… ни у кого больше таких не было.

А и вправду хороши. Узкие ладони, тонкие пальцы. Вот самой Летиции руки от матушки достались, все же не хватает им толики изысканности.

– Только шрама не было. Был бы шрам, я бы сразу понял.

Она подняла ладонь.

И поглядела.

– Догадливый мальчик.

– Зато понятно, как она к Древояру… он хотя бы жив?

– Вряд ли. Слишком мало в нем осталось. Хотя силен был… и долго упрямился. Но любое упрямство перебороть можно.

– А… Старомысл?

– Мой сродственник, но бестолковый… я ему одно говорю, а он возомнил себя самым умным. Но тоже сильный. Пригодилось. Сильный ведьмак хорошо питает, – ведьма облизала губы. – Если бы вы знали, до чего обмельчали люди за последнюю сотню лет.

– Ты убила старуху, – встрепенулась Летиция. – Я вспомнила! Я еще удивилась… такая красивая женщина и убийца!

– Что ты вообще знаешь о женщинах, девочка, – ведьма покачала головой.

– Помогите! – пискнула Мудрослава. – Что? Тут же легионеры… и вообще место это. Помогут.

– Нет, – улыбка ведьмы стала шире. – Не помогут.

– Но…

– Помогите! – вот Летиция кричать умела. Даром что ли голос развивала на уроках вокалу. Правда, стоит признать, что голос у нее был изначально, в отличие от слуха.

Пригодилось.

– Тише, – ведьма прижала палец к губам. – Здесь никто и ничто не тронет меня. Почему? Да потому, что я хозяйка…

Она раскрыла руки.

– Я вернулась домой… мама, слышишь? Я вернулась! Я нашла способ! И я спасу тебя! Слышишь, мама?!

И голос её зазвенел. Звоном ответили стекла в окнах. А после и рассыпались. Звоном отозвалась собственная голова Летиции. Зарычала рыжая Ярослава, сделав шаг вперед. И рука её хватанула воздух.

– Забавные, но… не время, – сказала ведьма и бросила свое зеркало. А то, коснувшись пола, разлилось, расплескалось черным морем. И Летиция моргнуть не успела, как провалилась в эту черноту.

Не она одна.

Но… но провалилась же.

А откуда‑то издалека донесся безумный смех ведьмы.

Вот ведь…

Рядом, громко и хрипло материлась Ярослава. Почему‑то данный факт успокаивал.

«Подарила тогда старушка девице ленту красную для волос. Сказала, мол, заплетай в косы и не будет во всем селе девицы краше. Но помни, коль чужие руки ленты коснуться, то заберут от неё всю‑то силу. Так оно и случилось. Стала сиротка волосы чесать да лентой повязывать, и стала хорошеть день ото дня. Сделалась круглолика и румяна, бровями черна, глазами лукава. Все‑то парни на неё заглядывались, а паче иных – мельников сын»

Сказка о проклятом даре, хитром мельнике и сиротке Геле

– Идем, – я встала первой. – Идем отсюда… смыл тут сидеть?

Среди мертвецов.

Их слишком много, чтобы я чувствовала себя спокойно. Хотя… о каком спокойствии вообще речь? Главное, что и Ричард поднялся.

– Надо…

– Наверху. Все наверху…

– Погоди. Здесь немного.

Пара страниц, но, чую, дерьма на них собралось изрядно.

«Анна постепенно завладела мной. Я даже не сразу осознал. С каждым её визитом, с каждой ночью она становилась сильнее. А я слабел. Я не замечал того. Она заморочила мне разум. Она говорила о том, что мне следует сделать. Она сумела сделать так, что на собственного сына я стал смотреть как на помеху. А однажды и вовсе всерьез задумался над тем, чтобы избавиться от него. И эта, совершенно мерзкая мысль, заставила меня очнуться. В ту же ночь я попытался изгнать Анну. Не смог. Я ослаб. Да и клятва не позволила. А она лишь смеялась и говорила, что я глупец. Как прочие. И теперь‑то всецело нахожусь в её власти. Самое страшное, что она была права. Я хотел сказать проклятому, но не сумел произнести ни слова. Мне кажется, правда, что он догадывается о чем‑то, хотя и не обо всем. И глядя на мои мучения, он поинтересовался, не стоит ли им с Ричардом совершить объезд владений. Боги, с каким облегчением я разрешил ему. Они уедут и надолго, до первых морозов. А у меня будет время подумать».

Мы стоим близко.

Не так близко, чтобы совсем уж, но… ближе, чем можно. Чем стоит. И… и в голове вертится‑крутится всякое.

«Анна больше не притворялась. Она приходила каждую ночь. А я понимал, что именно она разбередила ту старую рану. И еще что я виноват. Однажды я спустился в подвал. Я желал сжечь её тело, не понимая, почему этого не сделали раньше. Но оказалось, что огонь не способен причинить ему вреда. Мой клинок, однажды пробивший шкуру демона, не оставил и следа на бледной коже Анны. А она смеялась. Она говорила, что договор, заключенный с госпожой, дарует ей бессмертие»