А если и вправду надо?

Если не ошиблась почтенная вдова относительно намерений здешнего хозяина? И если он действительно не жену ищет, а… а жертву.

– Чего? – встрепенулась Ярослава. Вот ведь чуткая.

– Вы… вы ему верите? – Летиция сунула леденец за левую щеку и поспешно, пока коробочку не убрали, отковыряла еще один.

Два леденца всяко лучше.

– Кому? – уточнила Мудрослава, будто так и надо.

– Повелителю… смотрите, это место… мертвецы… и вообще, где охрана?!

– Там, – Яра указала на дверь. – Двое. Еще пара чуть подальше.

– Не может быть!

Рыжая хмыкнула и, стряхнув Летицию, точнее сунув её в руки сестре, решительно подошла к двери.

– Эй вы там, покажитесь! – рявкнула она.

И перед дверью возникли две фигуры в черном доспехе. Но почему‑то спокойствия это не прибавило.

– Вот, – Яра ткнула пальцем в ближайшего. – Охрана. Они тут повсюду, но так от… неприметненько.

Неприметненько.

Но… зачем?

От кого прятаться. Или… или…

– Спокойно, – Мудрослава не нашла ничего лучше, чем ущипнуть. – Они никого не трогают. И вообще, тебе ли мертвецов бояться.

– А думаешь, раз некромант, то и не боюсь? – проворчала Летиция исключительно из вредности. Мертвецов она в самом деле не слишком боялась. Все‑таки от живых проблем куда больше.

Да и… мертвец мертвецу рознь.

Вот утопленники – это да, мерзость, особенно, если долго в воде… тогда‑то её едва не вывернуло, а наставник после извинялся долго. Уж больно случай был… нехорошим.

Но Летиция в тот раз и не помогла.

Тело было слишком старым.

– Ну? Ты как? – осведомилась Яра и рукой махнула. – Идите… хотя… нет, погоди. Ты знаешь, где твой господин?

Левый Легионер, который от правого ничем‑то не отличался, кивнул.

Отлично.

– В таком случае… ты уверена?

Уверена Летиция не была, но вот то, что она увидела… наверное, многое меняло. И ей нужно было кому‑то рассказать. Только кому?

– Не важно. Нам хотелось бы с ним поговорить. Можешь отвести?

Легионер молча развернулся.

– Все‑таки это несколько раздражает, – сказала Яра, сунув коробку в руки Летиции. – А ты жуй, жуй, а то вон вся сбледнувшая, глядеть больно…

Пусть бы и не глядела.

Но от конфет Летиция не стала отказываться.

Обойдутся.

«Порой мужчин обвиняют в излишней меркантильности. Мол, стоит ли искать в жены девицу с приданым, ежели сам капиталами немалыми обладаешь? И не проще ли тогда взять сиротку аль еще какую бесприданницу, но собою хорошую. И скажу я так, что сие, конечно, возможно, и есть мужчины, которые так и делают, но все же большею частью своею они придерживаются той же мысли, что и я. Счастливый союз создается меж людьми равными. И приданное, супругом полученное, в случае смерти оного или иной беды, возвращается к женщине, тем самым оберегая её от нищеты и иных невзгод»

Из речи, прочитанной некой госпожой Сестрицкой, опытной свахой, своему сомневающемуся клиенту.

Ариция в какой‑то момент задремала. Сидела она, сидела, глядела… глядеть было скучно. А еще ночь на дворе. Глубокая. Это только в страшных сказках ночь – самое оно время для некроманта. На деле же некроманты тоже люди.

И спать хотят.

Вот Ариция и приснула.

Слегка.

Нет, она слышала, как дышит степнячка, которая во сне ли, в забытьи ли, но оставалась на диво хороша, что не могло не раздражать. Только с раздражением Ариция справилась. А со сном оно сложнее вышло.

…сперва она услышала тихий шелест, словно вздох.

Обернулась.

Никого.

Ничего.

И парк пуст.

Парк? Ну конечно, парк… она снова дома. Сад… ей семнадцать. Недавно исполнилось. И по этому поводу маменька бал устроила, а сестрица на балу блистала, будто бы он был для неё. Обидно.

Нет, это… это сон.

Или нет?

Все как взаправду. Но и обида в том числе.

Ариция сглотнула слюну. И остановилась. Она… она знала, что будет дальше. Сумрачная беседка. И смех, что доносился из неё. Этот смех заставляет краснеть.

И отступить.

Еще отступить.

– Боги, до чего она невзрачная… – голос резкий. – Будто и не сестра… старшенькая хороша, а этой и пудра не поможет.

Щеки вспыхивают от стыда и обиды.

– Брось, ты слишком строга к девочке. У нее возраст такой, неуклюжий.

– Что‑то подзатянулся этот возраст, – фыркнула девица.

И Ариция сглотнула слюну.

Она не заплачет… она… она ведь красивой была сегодня! В новом платье из темно‑сизой тафты, которую дедушка подарил. Дедушка её любит. И… и он сказал, что главное – мозги. То есть… то есть тоже не считает красивой, несмотря на всю любовь.

Она отступила.

И еще, не желая дальше слушать. Конечно… куда ей до Летти? Та великолепна во всем, от платья, которое получилось куда более роскошным, чем у Ариции, до вершины парика, украшенного цветными перышками и живыми розами.

Ари… Ари никогда такой не станет.

Она шла через сад, не особо задумываясь, куда идет. И… и в какой‑то момент обиды стало так много, что Ариция не сумела с ней справиться. Внутри словно огонек загорелся. А потом он сделался большим‑большим. И выплеснулся.

Она даже задохнулась от боли, пусть короткой, но все же.

И встала, вцепившись в ствол дерева. А потом… потом земля вдруг задрожала, мелко так… и из травы высунулось что‑то белое, походившее… тогда она не сразу поняла, что это.

А поняв, испугалась.

Не руки, нет. Мертвец, который деловито выкапывался из земли, как раз не испугал. Почему‑то Ариция знала, что с ним справится. Что ему достаточно приказать, и он вернется. Но продолжала стоять…

Вот из какой‑то кучи выбралась дохлая мышь. Выглядела она отвратительно, а за нею – и облепленный грязью, палой листвой, кот. Кот был еще более мерзким, до того, что мелькнула занятная мысль, а не отправить ли его к сестрице.

Вот она бы завизжала.

Но там, то ли во сне, то ли в прошлом, она махнула рукой и велела:

– Возвращайтесь.

Они и вернулись. Все.

Надо же…

Она все так хорошо помнит… правда, глупое воспоминание. Воскрешение и не первое, честно говоря. Но почему‑то оно запомнилось больше всего. Может, этой самой глупостью? И вся её жизнь такая же, несуразная. А ведь она потом, позже, возвращалась. Нет, не туда, но в разные части сада.

Возвращалась и… пробовала.

Потихоньку.

Боясь, что кто‑то заметит, но постепенно… постепенно страх уходил. Оказалось, что никому‑то особо дела не было до нее, Ариции, второй и не самой прекрасной из принцесс.

Зачем это?

Здесь и сейчас? Во сне обычно не задают вопросов. Но сон этот… очень уж зыбкий. И странный. Парк… будто и не парк. Нет, дерева, кусты… но незнакомые. Ариция никогда таких не видела.

Дорожка.

Беседка.

И в ней женщина в старинных одеяниях. Красивая… в руке женщины зеркальце.

– Хочешь посмотреться? – спросила она.

Сон.

И посмотреться тянет.

– Это особое зеркало. Оно может сделать так, что ты станешь красивой. Самой красивой…

– Красивее сестры?

– Легко, – женщина улыбается.

А ведь лицо у неё обычное. И нос великоват. И глаза какие‑то не такие. А губы тонки. Но все равно она кажется красивой. Слишком красивой.

– Спасибо, но нет.

– Почему? – её волосы не уложены в башню, они рассыпаны по обнаженным плечам. И платье… разве такие прилично носить? Прямое, чуть прихваченное под грудью широким поясом, опускающееся мягкими складками, в которых так легко угадать очертания тела. – Разве ты не хочешь быть красивой?

– Нет.

– Врешь. Врать не хорошо. Я знаю правду.

– Кто ты? Демоница?

– А я похожа на демоницу? – женщина медленно повернулась вокруг себя, позволяя разглядеть. – Разве есть у меня рога? Или хвост? Или когти?