– Хорошо, а куда можно? – решила уточнить Мудрослава.

– Понятия не имею. Я вообще ничего не чувствую.

– А ты почувствуй! – не удержалась Ариция.

– Я и чувствую, – Брунгильда выдержала её згляд.

– Что?!

– Раздражение.

– Это не то, полагаю… не важно. А он тогда что? – Мудрослава ткнула пальцем в брата, который поморщился и от сестры отодвинулся. Или скорее уж придвинулся, но не к сестре, а к все еще пребывавшей в некоторой задумчивости Летиции.

– Щит. Редкое умение. И исконно мужское, ибо в природе мужчины защищать семью свою. И земли.

– А как он… работает?

Природа, похоже, Мудрославу волновала постольку‑поскольку.

– И вышел Великий навстречу войскам Саххад‑Хана. И подивился тому, каковы те были, ибо со всех‑то земель созвал блистательный Саххад‑Хан людей. И текла, полноводной реке подобна, конница, а пехота, в панцири закованная, была землею. И поднимались к небесам желтые стяги, змеем украшенные. А за ними – дымы обоза. Застили они солнце, отчего казалось, что нет кочевникам конца и края…

– Это…

– Да тихо ты, Славка. А вы продолжайте…

– Послал тогда Саххад‑Хан гонцов своих, а средь них – любимого сына Азыл‑кыгея на жеребце лунной масти. И говорил тот так. Склоните головы. Признайте над собой власть степей. И тогда‑то отступят войска, а Саххад‑Хан окажет милости. Возьмет он малую дань, и брать будет раз в год, по договоренности. Многие слушали и сердца их, страхом переполняясь, готовы были поддаться. Но ответил Великий так. Высоки горы. Далеко небо. А боги помнят детей своих, и не оставят их милостями. И принес он в жертву матери своей трех быков белых с рогами золотыми, а после и всех посланников, средь которых и Азыл‑кыгей. И тогда‑то восстал из земли щит незримый, чрез который ни человек, ни зверь, ни стрела, ни копье, ни даже камень пылающий пробиться не мог…

Призрак замолчал. А потом добавил:

– Так в хрониках написано было.

– П‑полезное умение, – сказал Яр, несколько побледнев. – А можно вот так же, но без жертвоприношений?

Брунгильда же покачала головой. Может, оно, конечно и славен был тот воин, но нехорошо он поступил. Всем ведомо, что боги войны честь блюдут. И отвернуться они от тех, кто слово предал.

А посланники… неужто не нашлось никого другого, кого бы можно было в жертву‑то?

– Не знаю. На самом деле весьма многие сомневались, что сие действие имело место быть. Случилось это на трехсотом году после смерти Ричарда Великого, во времена весьма смутные. В степи пишут о том, что путь Орды преградили горы, а Перевал, который купцы использовали, завалило.

– Нет… быки ладно‑то, хотя тоже жаль… – Яр поерзал.

– Нет тут быков.

– Зато люди имеются, но… как‑то вот я не готов, что ли. Внутренне?

– Это наиболее известный случай. Но некоторые из потомков Ричарда славились, скажем так, способностью выдержать удар меча и секиры, и говорят, вовсе любого оружия.

Брунгильда поглядела на мужчину, который поежился.

– А… а давайте проверять не станем? А то может, у меня тоже дар не открывается и вообще… быков‑то нет. Нет быков, нет щита! Вот…

– Ладно, – Ариция поднялась и оправила складки платья, которое шло ей куда больше прошлых кружевных тряпок. – Это все, конечно, вдохновляюще, но… все равно, как круг‑то строить?

– Все просто. Если верить хроникам. Вы должны собраться в месте силы, там, где первозданной тьмы больше всего, и соединить кровь и помыслы воедино. И тогда дары ваши сольются, и воля станет единой. И не будет никого, способного устоять пред ней.

– Чудесненько, – Ариция и в ладоши хлопнула. – Всего‑то и надо… ну, тогда пошли, что ли? Чего время зря терять?!

«И сказал купец, что средь товаров его есть меха разные, шкуры лисьи да куньи, а еще собольи, равным которых нет. Есть ткани найчудеснейшие из земель Хинда, шитьем да жемчугами украшенные. Есть каменья со дна кипящих озер. Есть злато и серебро. И по слову его выносили немые слуги товары, укладывая их пред юной герцогиней. А та глядела, не в силах выбрать. Купец же, видя то, усмехнулся. И сказал, что есть у него нечто совершенно особое. Зеркало, что сохранит красоту и юность».

Сказка о волшебном зеркале и ведьмином сыне, купцом привторявшимся  

Зеркало все же треснуло.

А потом вовсе взяло и осыпалось. И следом открыла глаза Теттенике. Взор её был туманен, а на губах играла улыбка.

Захотелось отвесить пощечину.

– Ты… – она протянула ко мне руку, и смуглые пальцы, жесткие пальцы, коснулись щеки. Я с трудом удержалась, чтобы не оттолкнуть. – Ты знаешь…

– Что мы все умрем?

– Оказывается, я могу менять… они хотели уйти. А я не дала. Нельзя. Если мы уйдем, то все. Мир треснет. Я думала, что его демон уничтожит, а он просто раз и все…

Она моргнула, а взгляд обрел некоторую осмысленность.

– Знаешь. Вот то, что с тобой происходит, оно меня нервирует, – сказала я честно.

– Извини. Я просто… я взяла и связала. Ниточки. Если успеть собрать все, может, и получится.

– А может, и нет?

– Может. Но они там. Мы тут. Я еще не все понимаю.

Кто бы тут что понял‑то.

Ладно, мы живы, и это уже хорошо. Ричард тоже жив, и это тоже хорошо. Остальные… буду надеяться, что и они живы. Очень надеяться.

Но дальше‑то что?

Ничего хорошего.

– Ты… как вообще? – я поглядела на Теттенике.

– Нормально, – протянула она, в очередной раз носом шмыгнув. – Сопли только.

Ну да, сопли изрядно портят общую героичность момента.

– Надо идти. Пока светло.

А куда?

Ричард… где‑то там. А где там? У меня ни плана города, ни вообще понимания, где находимся.

– Надо, – Теттенике попыталась высморкаться и пальцы вытерла о стену. – Что? Все равно грязная, но хотя бы без пыли…

Ну да. Пыли в доме не осталось. Подозреваю, что вообще… а вот зеркало поискать стоит. Небольшое. Такое, чтобы с собой взять.

– Площадь, – Теттенике прикрыла узкие глаза. – Надо выходить на площади. И к храму. Там все.

И всё. И все.

Демоница.

Младший бог, который, пусть давно уже не показывался, но стоило вспомнить эти вот ясные синие очи, и желание спасать мир пропадало напрочь.

Пентаграмма.

Шиповник, колючки которого похожи на мечи.

И… и остальные туда же придут. В этом я не сомневалась.

– Тогда… пошли, что ли? – Теттенике поглядела в окно.

– Пошли, – легко согласилась я. – Только ребят позвать надо… знаешь, а ты не видела, что с ними будет?

Теттенике открыла было рот, и я тотчас передумала.

– Лучше молчи. Они тоже умрут?

Она печально кивнула.

Надо же, а я и не расстроилась. Привыкаю, так сказать, к местным реалиям.

– Но ты – раньше, – уточнила степнячка.

Нет.

Не привыкаю.

На улице было светло, тепло и жарко. Дракон куда‑то подевался, что только порадовало. Крыша дома просела, кажется, в одном месте и обвалилась. Стена и вовсе рассыпалась белыми камнями. И эта их белизна чем‑то напоминала кости.

Кости… остались там.

Но и на улицах попадались мертвецы. Много… но не так много, как должно бы. Кости… лежали, зарастали грязью. Некоторые сохранили остатки одежды.

Однажды нам попался мертвец в серебряных доспехах, в которых отражалось солнце. И сам парень казался почти живым, будто только‑только уснул.

Я было дернулась, но Легионер опередил. Мелькнул клинок, и голова мертвеца отделилась от тела.

– Оно тебе надо было? – спросила я тихо.

Почему‑то разговаривать громко было страшно.

Легионер кивнул. Потом указал на тело. На хвост мой. На рога.

– Сжечь? – я как‑то сразу и поняла. А он снова кивнул. И… и спорить я не стала. В самом деле подозрительно. Солнце жарит и не первый день, а он тут лежит нетленный.