– Не знаю. Не оборачивайся, – предупредили меня. – Если ты меня увидишь, я не удержусь.

– От чего?

– Занять твое место.

Внутри меня все заледенело.

Это возможно? Думается, что вполне и… и не так просто, иначе она уже попробовала бы.

– Идем, – меня потянули прочь. Я только и увидела, как исчезли, словно истаяв, тени, а в покоях девы появился мужчина. Во сне он был черным, что уголь, и мало походил на человека.

Мы же оказались в городе.

В старом городе, полном людей.

– Давно, когда… когда еще было не ясно, сочтут ли меня достойной зваться дочерью, я жила с другими детьми. И сбегала в город. Часто. Я просто гуляла по улицам. Смотрела. Мне все казалось таким… таким удивительным.

– Понимаю.

Он изменился, этот город. Нет, никуда не исчезла сахарная его белизна и кажущаяся хрупкость. Скорее уж он наполнился жизнью, став немного более настоящим.

Теперь я видела торговцев. Кто‑то сидел, разложив товары прямо на земле. Кто‑то бродил, как та женщина с шестом, на который она повязала разноцветные ленты. Время от времени она встряхивала шест, и тогда ленты начинали шевелиться, словно змеи из шелка. К женщине то и дело подходили другие. Спрашивали. Трогали. Щупали. Иногда торговались.

А вот торговец цветами.

И чем‑то еще. У него маленький деревянный поднос, привязанный к шее веревочками, и на нем разложены цветы. И кусочки чего‑то желтого, комковатого.

Люди…

Людей было много. Но когда раздался хриплый рев рога, они замерли и поспешили прижаться к стенам. Не зря. Впереди показался человек в серых одеждах. Он был… пожалуй, красив. Той неестественной совершенной красотой, которая выдавала наличие демонической крови.

Еще подумалось, что кровь у меня есть, а вот с красотой как‑то не заладилось. Но может, оно и к лучшему?

Он шел не спеша, в одной руке держал короткую плеть, а в другой – поводок. И поводок казался тонким, сплетенным из нитей. На таком и курицу не удержишь, не то, что серую уродливую тварь с бугристой кожей.

Та походила на человека. Очень большого человека. Слишком уж большого. Его грудь выдавалась вперед, а плечи выгибались и почти смыкались друг с другом за спиной. Вяло свисали длинные руки, поросшие седым волосом. Круглая голова, отчего‑то покрытая чешуей, почти утопала в складках кожи. И казалась неестественно маленькой.

– Демон? – спросила я почему‑то шепотом.

Не испугалась, нет. Смешно бояться собственного сна. Но смешно мне не было. Совершенно.

Демон шел, переваливаясь с боку на бок. И я смотрела дальше. На изогнутые колесом ноги, на узкие, какие‑то несоразмерно маленькие ступни. На людей, что держались чуть в отдалении, но следовали за этой парочкой.

– Демон, – согласилась демоница. – Истинный. Вызванный. Сильный. Круг третий, не меньше.

– Круг – это…

Я и запах ощутила, характерный запах тухлых яиц и сероводорода.

– Первый круг – мелкие твари, их способен был призвать более‑менее обученный маг. И призывали. Их кровь хорошо принималась людьми, а сил хватало для изменений. Мне было семь, кажется, когда я призвала и поглотила первого. И доказала, что достойна носить имя отца. Потом были еще. Меняться надо потихоньку.

– А…

– Второй круг готовит тело и разум к принятию большей силы. Но тоже твари мелкие, хотя уже и способны существовать в этом мире. А вот демоны третьего круга и выше достаточно сильны, чтобы не нуждаться в материальном сосуде.

Наверное, это полезная информация.

Только что мне с ней делать?

– И вызвать их, и удержать, и подчинить куда как сложнее. Но зато их можно использовать. Этого повели на арену, я помню… я тогда тоже пошла. И не только я.

Тихий вздох.

– Тот демон, сердце которого я съела, принадлежал к числу высших.

Я почувствовала, как ледяные пальцы разжимаются.

– И другие… потом… я не знаю, мы стали сами демонами? Но теми, что способны удержаться в этом мире, или же это они свели нас с ума?

– Ты у меня спрашиваешь?

– Не спрашиваю. Я… я просто…

Осторожное прикосновение.

– Я постараюсь их не убить. Но вы поспешите. Вы нужны мне… нам нужны… здесь очень плохо. Теперь я понимаю, насколько мучительно было им… и…

– Мы придем.

Я все‑таки нашла в себе силы не оборачиваться.

Просто закрыла глаза, позволив и городу, и горам истаять. И… и вернулась в комнату. В ту самую заклятую ли, проклятую ли комнату, что осталась в Замке.

К зеркалу.

– Свет мой зеркальце, скажи… – пальцы коснулись глади, а трещинка‑то разрослась. Я помню, она была совсем крохотной, сейчас же протянулась вдоль рамы, выпустив нити‑побеги. – Да всю правду… покажи, пожалуйста. Я просто хочу знать, что он жив.

Жив.

И… и Ричард смотрел в зеркало, даже показалось, что сейчас он поймет. Нахмурится. И скажет:

– Ты же обещала.

А мне станет невыносимо стыдно.

И я отвечу, что да, обещала, но… женщинам порой сложно держать слово. Особенно, когда мир вот‑вот погибнет. А это недопустимо. Как позволить миру погибнуть, когда у тебя личная жизнь почти наладилась?

«В любой из наук важна последовательность. И тот, кто ищет знаний, не может разом обрести все. Ему предстоит долгий путь от малого к великому, ибо так заповедано богами»

Лекция о сути науки и пути познания, читанная почтеннейшим магистром Алозиусом студиозусам первого года обучения.  

Кости Брунгильда вынесла. Не то, чтобы этакое соседство кого‑то смущала, скорее уж как‑то… неудобно было перед покойницей, что ли.

Мудрослава коснулась простыней, и те рассыпались прахом.

– Сундуки открой, – рядом появилась полупрозрачная тень. – Сундуки были зачарованы на нетленность. Правда, давно уже, но мало ли.

– Спасибо.

Мудрослава крепко сомневалась, что в сундуках этих сохранилось хоть что‑то, все‑таки любые чары свой предел имеют, но подошла к ближайшему.

– Здесь ткани, – Эония не собиралась исчезать. – Лучше тот. Там наряды.

Сундуки были узкими и с покатыми крышками, покрытыми резьбой. Медные накладки потемнели, как и серебро, украшавшее сундук, а вот дерево со временем обрело насыщенный вишневый оттенок.

– Это каменный дуб, – произнесла вторая тень. – Когда‑то весьма ценился. Он и сам по себе крепкий, и силу способен принять. А потому его часто использовали, особенно в сочетании с серебром и кровью.

Мудрослава с трудом удержалась, чтобы не одернуть руку.

Крышка поддалась не сразу. То ли приржавели все же петли от времени, то ли заросло все грязью, но Мудрослава не справилась бы.

– Погоди, – Брунгильда отодвинула в сторону. И крышку подняла легко.

Пахнуло лавандой. И запах этот показался отвратительно резким.

– Надо же… и вправду, – пробормотала Брунгильда.

– Это из шерсти, – Эония вздохнула и мечтательно прищурилась. – Из мягчайшей шерсти горных коз. Они легкие и теплые… бери вот эту, голубую, тебе к лицу будет.

Мудрослава осторожно коснулась ткани. Не отпускало чувство, что та вот‑вот рассыплется. Но нет. Мягкая… и легкая… таких она в жизни не видела.

– А как это носят‑то? – поинтересовалась Брунгильда, поднимая за плечики платье, больше похожее на нижнюю рубаху.

– Обыкновенно. Берут и надевают. Сюда просовываешь голову, а туда – руки…

– Нет, это я поняла, но… – Мудрослава поняла, что краснеет. Это… это ж она почти голою будет. – Оно же… оно же тонкое совсем!

И представить себя в этаком непотребстве…

– Это туника, наверх можно еще столу, но если не замужем, то и не обязательно… вон там, дальше. Вы смешно одеваетесь. Как варвары.

– Я… – Брунгильда протянула рубаху ладхемской принцессе. – Пожалуй, что и так останусь. В своем.