– Идем, – я потянула Теттенике. – Он сюда точно не пролезет.

– А если…

– Дом каменный. Крышу, может, и проломит, но стены здесь толстые, – я старалась говорить уверенно. – Пересидим. Он ведь что? Животное. А ни одно животное не обладает долговременной памятью.

– Чего?

– Он нас не видит. Не чует. А значит, скоро вообще забудет, что мы тут были.

Теттенике поглядела на меня с уважением.

– У вас водятся драконы? – уточнила она. – Ты много о них знаешь.

И все же руки моей не выпустила.

А мы… мы шли.

Куда‑то.

Все‑таки здешние дома были не чета тем, привычным мне. Просторный коридор.

И комнаты. Огромные просто‑напросто комнаты. Не комнаты даже – залы. Красивые когда‑то. Теперь… серая пыль затянула стены, почти стерев краски. И не понять, синими те были или зелеными. Мебель еще не рассыпалась, но даже с виду казалась столь хрупкой, что я не решилась к ней прикасаться.

Да и…

Пыль эта, покрывшая все здесь, кроме костей, которые резали глаз своею неестественной белизной, внушала подспудное отвращение. Что‑то было в ней… не такое.

Неправильное.

Правильная пыль, она ведь лежит себе спокойно, а не… не собирается в пушистые клочья, которые вздрагивают при твоем появлении, чтобы рассыпаться на более мелкие. И собраться вновь.

– Мне это не нравится, – сказала я, и в очередной пустой комнате, на сей раз темной, лишенной окон, голос прозвучал глухо.

Вспыхнули огни на руках Легионера.

А дом снова вздрогнул. Дракон, чьим бы он там ни был, оказался на диво упертой тварью. Но… мне здесь все равно не нравится.

– Что это было? – Теттенике так и не выпустила моей руки.

– Где? Там? Дракон, наверное.

Но он все равно не пролезет. Пусть здешние коридоры и просторны, но… но дракон ведь побольше лошади. А значит, не пролезет.

Если повторять это себе почаще, то, глядишь, и поверить можно.

– Здесь, – шепотом произнесла Теттенике. – Что здесь было? Это… это что‑то… не знаю.

Я огляделась.

Огни… огни есть. И свет какой‑никакой. И… и я предпочла бы все‑таки окна. Хотя с другой стороны… в окно и дракон сунуться может.

Сполохи огня ложились на пол.

На стены.

Помещение, что бы здесь прежде ни располагалось, было огромным.

Своды его поднимались куполом, опираясь на какие‑то слишком уж тонкие колонны. Я отметила мелкую плитку, почти полностью затянутую слоем грязи, и глубокие ямы в полу.

Ступеньки.

– Бассейн? – ассоциация возникла сразу. – Или большая ванна…

– Купальни?

– Может, и они, – я поежилась. – Тебе не холодно?

Теттенике кивнула и прижалась к конскому боку. А вот драссару явно не нравилось. Он стоял, то и дело вздрагивая всей шкурой, и вовсе не потому, что я к этой шкуре прижималась.

А что? Конь теплый, в помещении же явно похолодало.

И… и скалится.

Головой трясет. Уши прижал.

– Тут… – постепенно глаза привыкали к свету, и я могла разглядеть чуть больше… к примеру, узкие и длинные ложа, украшенные той же плиткой.

Сундуки.

Столы.

И… и кости. Много костей. Слишком много костей. То ли в момент смерти половина обитателей дома решила вдруг помыться, то ли…

Я наклонилась, подняв череп.

– Что ты… – Теттенике закрыла глаза.

– Смотри.

– Не хочу!

– Тогда не смотри, но слушай. Череп здесь. А остальное? – я сделала шаг, чувствуя, как рука сама к клинку тянется. – Где остальное?

– Где? – послушно повторила Теттенике и все‑таки приоткрыла глаз. – Там?

Она указала на груду костей.

– Возможно, но… помнишь? В доме они лежали отдельно. Кости. А тут… тут словно кто‑то их взял и стащил.

Зачем?

А главное, пыль… та самая пыль, покрывавшая все здесь. Она собиралась комками, а те… шевелились.

– Ты… это тоже видишь?

– К‑кости? – переспросила Теттенике.

– Там, в углу. Пыль… много пыли. Очень много пыли.

Она икнула.

И опять закрыла глаза. А потом с уверенностью сказала:

– Это не пыль. Это что‑то… оно нас сожрать попытается.

Вот что за мир, а?! Даже пыль тебя попытается сожрать.

– Отходим! – рявкнула я, пытаясь справиться одновременно и со страхом, и с раздражением. Только хвост щелкнул.

А дом содрогнулся и визг дракона намекнул, что отходить‑то особо и некуда.

Пыль же зашевелилась. Медленно. Сперва поползла она со стен, спеша сбиться в сизый ком, к которому устремились комки поменьше.

И в углу заворочалось что‑то большое, тяжелое.

Со скрипом шелохнулась дверь, а в проеме повисли тонкие с виду нити, но почему‑то сама мысль о прикосновении к ним вызывала дрожь.

Назад… не выйдет.

Вперед?

К костям.

– Что… эт‑то т‑такое? – поинтересовалась Теттенике, вскарабкавшись на конскую спину.

Вокруг нас пытались сомкнуть кольцо Легионеры, но я откуда‑то знала, что не получится.

У них.

Что пыль эта, она… она тем и страшна, что текуча. И ныне ползет, меняется, спешит добраться до темных фигур, оплести их, забраться под доспех.

– Стоять! – рявкнула я так, что даже драссар присел.

Надо же… умею, оказывается.

Пыль тоже замерла. На долю мгновенья, а потом движение возобновилось. По кругу. Чем бы оно ни было, оно обжило и этот дом, и эту комнату. Оно зародилось здесь… из чего?

– Как с ним справиться?

– Н‑не знаю! Но если оно… если оно вцепится, мы умрем! Мы все…

– Хватит! Эту часть я уже слышала.

Не надо на меня панику нагонять, и я так уже паникую… будто в водовороте находимся. В огромном пыльном водовороте. И где‑то там, за стенами, гневно завопил дракон.

Думай, Жора.

Думай!

Мечом…

– Можешь тыкнуть? – спросила я у ближайшего Легионера, и он молча разрубил ближайший клубок, который рассыпался… да пылью и рассыпался, а потом собрался снова, чтобы слиться с соседним. И тот – с еще одним. С…

Так.

Меч не поможет. Что остается? Ну, кроме надежды на чудо… думай, Жора…

– Да сделай ты что‑нибудь! – взвизгнула Теттенике, крутясь. – Пока оно не добралось…

– Что?!

– Не знаю! Ты же… ты же демон!

Ну… условно говоря да, но… хвост сам прыгнул в руки, а я уставилась на искорки, что пробегали по нему. А ведь… пыль горит.

Нормальная.

А эта?

Я поглядела на неё… кошмар любой хозяйки медленно, но вполне успешно воплощался в нечто огромное и уродливое до крайности.

– Станьте теснее, – что‑то я там такое помнила. – И лошадей держите.

Крылья сами собой развернулись. И пыль зашипела.

Боится?

Мать твою… попугая мне на плечо… она боится!

– Убирайся…

Монстр все же потянулся ко мне… лапами? Ложноножками? Что бы это ни было, но щелкнул хвост, и искры, упав в скопище пыли, вспыхнули. А потом… потом… я, конечно, слышала, что огонь – это опасно и… и все может загореться очень быстро. Но не настолько же! Тварь вдруг полыхнула и вся. Меня окатило жаром, а потом воздух вдруг вспучился, развернулся, ударив в грудь.

И я полетела.

Кажется.

Куда‑то.

И что‑то затрещало. Стало жарко. Страшно.

Больно.

«А паче сластей и цветов, тканей дорогих или же каменьев, злата‑серебра, масел и иных малых радостей, любят женщины зверушек всяко разных, особливо, ежели те пушисты и милы с виду. Покажи такую, и самая хмурая улыбнется, а то и вовсе растает, весеннему солнцу подобная»

Совет умудренного жизнью торговца сыну, по младости лет не постигшему сложное женское сути  

Мудрослава уснула.

Она не хотела. Она сперва сидела и слушала, потом думала сразу и обо всем, а потом все‑таки уснула. Но ровно затем, чтобы проснуться…

В небе.

То было сизым и холодным, и этот холод подстегивал, заставляя махать крылами. А крыла болели после долгого перелета.