– Ну… это пока, судя по тому, как на него кое‑кто смотрит.

Удивление? Вялое.

Как ей объяснить то, что Ричард и сам плохо понимает.

– Я вернусь не тем человеком, которого ты знала. Да и знала ли… не таким долгим было наше знакомство. А этот обряд навсегда тебя привяжет. И ты не сможешь уйти, если захочешь.

– Как и ты.

Ричард покачал головой.

– Обряд просто связывает. И только. Он не обещает долгой и счастливой жизни…

– Ну, – она почему‑то смахнула слезинку. – Если что, то у нас хотя бы получится умереть в один день.

– Я могу сойти с ума. Как отец. Или… или хуже. Могу стать жестоким. Очень жестоким. Я читал о безумцах, которые казались нормальными, но на самом деле…

– Были форменными психами?

– Иногда ты говоришь не очень понятно, но сейчас я уловил смысл. Да. Демон…

– И человек, Ричард, – она все‑таки осталась у стены. – Демон и человек. Знаешь, даже у обычных людей так. У каждого свой демон.

– У меня настоящий. Такой, который… я ведь помню это. Холодное желание уничтожить. И любопытство. И предвкушение. Предвкушение чужой боли. Оно может вернуться. А еще я могу не сдержать его. Как и желания. Что если… ты однажды поймешь, что я хочу убивать? Или хуже того, убиваю? Ради забавы? Мучаю людей?

– Тогда, – она прикусила губу. – Тогда я убью себя. И мы снова умрем в один день.

– Как‑то это… здесь не слишком вдохновляюще звучит.

– Все сказки так заканчиваются, – демоница улыбнулась. – Они жили долго и счастливо. И умерли в один день… но да, раньше как‑то не обращала внимания. А сейчас соглашусь. На диво поганый финал.

Огонь еще был.

– Но ведь может и все иначе… и ты прав, мы почти ничего не знаем друг о друге, – она переминалась с ноги за ногу. – Времени‑то особо не было. Зато будет… вся жизнь, считай, будет, чтобы узнать. И чтобы привыкнуть, раз уж мы будем связаны. Ты… ты не сумасшедший. И не станешь им. Ты слишком ответственный для этого. А еще порой занудный до крайности.

– А у тебя щека грязная.

– И… и это тоже… может, конечно, получится так, что однажды ты… или я… или мы оба… мы проснемся и поймем, что совершили ошибку. Что не нужно было всего этого, но… но может и иначе! Может, мы будем жить вместе. И свадьба… я свадьбу хочу! Ты обещал, между прочим… с белым платьем.

– Почему с белым? Это же не траур?

– Хорошо, согласна на красное, на зеленое… да проклятье! Я на любое согласна! Главное, чтобы свадьба… ты и я… и наши дети. Их еще нет, но они будут! И ты не имеешь права лишать меня их! В конце концов, это эгоистично, думать о благе мира, когда женщина страдает!

Он все‑таки протянул руку, чтобы стереть это пятно со щеки.

И пламя упало.

Отступило.

Улеглось.

А он… он оказался в круге. И стена снова встала, отделяя его от тьмы. Та не обиделась, легла вокруг, оберегая пламя.

– Ты… ты все‑таки пришел.

– Я ведь обещал.

– Х‑хорошо…

– Если хорошо, то почему ты плачешь?

– Не знаю. От избытка эмоций? Между прочим, я на это не подписывалась… вот совершенно… я…

Женщины всегда говорят слишком много. И Ричард сделал единственное, что было в его силах: поцеловал. Ему давно этого хотелось.

Поцелуй опалил.

И…

И пламя, горевшее вокруг, впиталось, чтобы наполнить тело. Тела. Снова стало больно, но тьма, такая близкая, родная, пришедшая следом, приняла часть боли.

Что было правильно.

– Знаешь, он, конечно, бестолочь, но веселая, – сказала Летиция Ладхемская, сосредоточенно ковыряясь в носу.

Привычка была старой, дурной и, казалось, давно изжившей себя. Но вот поди ж ты… от волнения, не иначе, вернулась.

– Ты это сейчас о ком? – уточнила Мудрослава, нервно пощипывая себя за запястье.

– О твоем брате… он мне замуж предложил.

– А ты?

– А я не согласилась.

– Ну и дура, – отозвалась сестрица, которая ничего не ковыряла, но при этом кусала губы, то верхнюю, то нижнюю.

А Мудрослава кивнула, подтверждая, что с мнением согласна.

Вот…

Вот сами они такие.

– Я просто не знала, вдруг он не всерьез. И… и вообще… такие вопросы на бегу не решаются, – Летиция погладила ткань. Мягкая. И грязная до невозможности. И сама она не лучше.

– Выйдет, – не открывая глаз, сказала Теттенике. – И станет государыней Виросской. Её у вас очень уважать станут. Особенно после того, как она дух вашего батюшки призовет в этой вашей… Дума. Какие все мрачные там… и страх просто. А почему у них у всех лица красные?

– Потому что лето, наверное, а они в шубах. Иные в двух разом.

– Зачем? – удивилась Летиция.

– Для солидности. Чем шуба дороже, чем больше. А еще некоторым государь жаловал, и такие надобно на каждое важное заседание носить. Если же жаловал роду и не раз, вот и выходит.

– Бедные, – искренне посочувствовала думским боярам Ариция.

– Это папенька еще в свое время ввел, – сказала Мудрослава. – Но честно, думаю, чтоб спорили поменьше. Раньше‑то часами сиживать могли, а ныне вот скоренько. Пришли, обсудили, а кто затягивать заседание начинает, того они сами к ответу призовут. Значит, говоришь, поженятся…

– И ты тоже…

– Поженюсь?

– Замуж выйдешь.

– За кого? – замуж, памятуя прошлый опыт, не хотелось совершенно. Это было видно по лицу.

– Так… – Теттенике прикусила губу и покосилась.

– Нет!

– А чего? Серьезный же человек… император даже.

– Да он… он вообще из ордена! Может, им жениться нельзя! – возмутилась Мудрослава, но как‑то неуверенно. Да и стоит ли таким предсказаниям верить?

То вы все умрете в страшных муках, то замуж.

Нелогичненько.

– Можно, – возразила Летиция. – Я узнавала. Они должны служить свету и добру, а про женитьбу ни слова. Так что не капризничай. Тет, ты вообще уверена?

Теттенике кивнула.

– Мир закрылся. Но еще не совсем. Нужно совсем чтобы. И обряд тоже как‑то связан. Этот. Потому должны… все. И она, – палец ткнулся в Арицию. – И я… и все. Надо подумать… просто… погоди…

Теттенике закрыла глаза и застыла.

И стало тихо.

На нервы действует… правда там, где‑то снаружи, проревел дракон, и Мудрослава даже ощутила эхо его. Хорошо. С драконом и замуж можно, если вдруг…

– Сейчас, – Теттенике поднялась. – Он ошибся. В ритуале поручителем может быть лишь пара…

– Эй, ты серьезно?

Она также, с закрытыми глазами, двигаясь легко, будто точно знала, куда идет, подошла к степняку, чтобы обнять его.

– Быстрее. Если им не хватит сил, все уйдут.

– Твою ж… – Летиция поднялась со стоном. – Когда это закончится… хочу опять быть дурой… сидишь себе, наряды выбираешь, мушки на лицо клеишь и думаешь о грядущем счастье…

Она положила руки на плечи Яра.

И Мудрослава тоже поднялась. Нет, замуж… может, еще обойдется как‑нибудь. Все‑таки в предсказаниях не хватало точности.

– Этот – мой, – решительно заявила Ариция.

– Я не…

– Брун! Или перебираешь, или помрем все… будет обидно. Мир‑то спасли. Осталось только замуж выйти.

– Я не хочу!

– А кто хочет‑то? – Мудрослава осторожно коснулась белой брони. – Но… предсказания, они же не всегда сбываются.

Улыбку Теттенике спрятала за спиной своего степняка.

Вот что‑то она недоговорила, однако.

Точно не договорила.

Теттенике осторожно коснулась нитей.

Да, так определенно будет хорошо… все равно в конечном итоге так бы и вышло, просто времени потратили бы больше.

И ошибки.

Сожаления.

А так… золотая сеть задрожала и изменилась, чтобы в следующее мгновенье вывернуться из пальцев. Больно. И жаром окатило с ног до головы, а потом жар ушел, унося с собою пламя.

Дар…

Что ж, цену она знала. Наверное, в этом тоже есть свое преимущество – не знать того, что случится. Главное Теттенике видела и…

И все будет хорошо.

Теперь – совершенно точно.