Так, стоп. Конь туда не пройдет. Ну, в подземелья.

Я вспомнила узкую лестницу, что ввинчивалась в скалу, и кивнула. Точно не пройдет. Если еще лестницу преодолеет – что я, собственно говоря, о конских способностях знаю? – то там, дальше, застрянет. А застрявшую лошадь выковыривать из каменной трубы – так себе занятие.

Значит…

Значит не та дорога?

А какая?

– Что ты еще видела?

– Мало. Ночь ведь. Просто… дорога. И мы ехали. Там за спиной скалы были.

Спокойно, Жора. Дышим глубже.

– За спиной слева или справа?

Теттенике задумалась.

– А Замок? Замок ты видела? И с какого ракурса?

И… и быть может, хоть так получится получить направление. Приблизительное. Если дорога есть, то… то это же дорога, а не махонькая кладовка, которую можно взять и потерять в огромном замке.

– Видела… тут, – палец ткнулся в стол, рядом с блюдом. – Он был тут, а мы… мы тут…

И обе уставились на тарелку с булочками.

Нет, так у нас ничего не выйдет.

У нас.

Я поглядела на дверь. А Теттенике кивнула:

– Зови!

Легионер выслушал.

Покачал головой, а потом ушел.

– Куда он? – тихо спросила Теттенике.

– А я знаю?

Отсутствовал он недолго, вернувшись со свитком, который раскатал прямо на столе, потеснив и блюдо, и булочки, и остальное все. На свитке обнаружился план.

Легионер ткнул в него пальцем, а затем в стену.

– Это замок? – догадалась я.

Кивок.

– Ты понимаешь? – это я уже у Теттенике поинтересовалась.

– Конечно. Меня учили читать карты, – сказала та, отчего сразу захотелось сделать ей гадость. – Правильно. Надо было с нее начать. Здесь, правда, вряд ли будут обозначены тайные тропы… их никогда не обозначают, потому что тайные.

Логично, что тут скажешь.

– Но вот если… – она прикрыла глаза. – Да… замок был виден… виден… вот отсюда.

Тонкий пальчик уперся в карту, в ту её часть, где были нарисованы треугольники. Горы?

Дороги на карте не было.

– Смотри… вряд ли её бы делали слишком кружной, – Теттенике склонилась над картой, почти столкнувшись лбом с легионером. – Дороги строить тяжело.

Особенно в горах.

И… ладно, позже были демоны, которым, что горы, что нет, все едино. Особенно если демоны сильномогучие, а не такие, как я. Но когда строили замок, демонов еще не вызывали. Значит… значит, было что‑то другое.

Вот сомневаюсь, что без чуда чудесного можно соорудить дорогу, особенно тайную.

А где тут чудо…

Кроме гробницы, в которую конь не спустится.

Стоп! Конечно! Гробница! Но не та, массовая! А другая!

– А… а ты, случайно, не знаешь, – спросила я у легионера. – Где этот… глава светлого рыцарства гробницу нашел?

– Думаешь?! – Теттенике закрыла глаза и кивнула. – Да… там пещера… теперь вижу.

Видит она.

Много пользы от этих видений? Нет, я понимаю, что злюсь иррационально, и даже усмиряю раздражение. Почти.

– Там много пещер… и ворота такие… они не хотят открываться. А потом все, – с сожалением сказала Теттенике.

– В смысле «все»?

– Видение закончилось.

– Тогда ладно, а то мало ли… может это глобально «все». Пещера… ворота… знаешь, где это?

Легионер кивнул.

Хорошо.

– Тогда… погоди, нам собраться надо. В поход. Еду там. Воду. Оружие.

На меня поглядели, кажется, с умилением. Еще немного и это неживое чудовище по голове погладит. А ведь… а ведь они Ричарду подчиняются.

И что это значит?

А то, что меня могут просто‑напросто не пустить. Если им указания оставили. Будем надеяться все‑таки, что не оставили. Обманывать нехорошо, но я ведь… он ведь без меня погибнет.

И мир тоже.

Гибнущий мир – достаточно веский повод, чтобы нарушить слово.

Я поглядела в черноту, что скрывалась за забралом шлема.

– Послушай… – мысли выветрились, да и никогда‑то не умела я произносить проникновенных речей. – Я понимаю, что здесь остаться безопаснее. И что я обещала. Но… мир погибнет!

Кажется, Легионера это не впечатлило.

А может, на мир ему было давно и глубоко наплевать.

Я вздохнула и поглядела на Теттенике. Ну, её ведь должны были учить не только карты читать. Ораторское мастерство принцессам преподавали. Там, в моем мире. Но она лишь развела руками.

Я же смотрела.

И… смотрела.

Я, может, и не принцесса. И дара у меня нет. Никакого. Кроме рогов, хвоста и огненных крыльев, которые, слава всем местным богам, хотя бы одежду не испепеляют. Но я почти чувствовала его, человека…

…человека.

Когда‑то у него было имя.

Давно.

Так давно, что он бы и забыл, если бы, конечно, имя не забрали. Это часть ритуала. Душу лишают всех привязанностей, оставляя лишь одно – служение.

Кому?

Тому, кто стоит на страже мира.

– Мне жаль, – мне было действительно жаль, потому что я слышала слабое эхо боли. Его смерть не была спокойной. А посмертие стало не лучше смерти. И он привык. Люди ко всему привыкают, даже к такому. Но это не значит, что он забыл все.

Ветер.

Горы.

Дом.

Дом поставили на склоне, в стороне от деревни, слишком близко к пропасти. И местные промолчали. Местные приглядывались к чужакам, а те, самоуверенные, не умели слушать горы. Им казалось, что они все предусмотрели.

Есть ведь амулеты, способные укрепить породу.

И другие, защитные.

Есть просто руки. Сваи. И опыт.

И есть горы…

Почему я это слышу? Потому что он помнит? Тот дом и девушку с волосами цвета темного меда. Помнит её смех, такой веселый. И то, как запрокидывала она голову.

Венок из белых цветов.

Закрой глаза и угадай…

…горы коварны. Не было ни оползня, ни лавины. Незыблема осталась каменная подложка. Но из трещин выползли твари. Однажды. Мелкие. Юркие.

Злые.

И дом остался. Может быть, он по сей день стоит, держится старыми сваями за гранит, а может, истлел, рассыпался, пожранный мхом да лишайником. Тогда местные обходили его стороной. Несчастливый. В том доме пахло кровью. Тогда. И отец говорил, что случается, что людям в местах подобных надобно держаться вместе. А чужаки не поняли.

Не сумели.

Вот и вышло.

Отец был зол, когда он решил уйти. В Замок. В Замке принимали людей охотно, особенно тех, кто соглашался служить и после смерти. Платили. Золота хватило бы, чтобы не только новый дом поставить, хотя и старый, дедом сложенный, был хорош. Но были сестры.

И братья.

И пшеница, которую выдавали в замке. Живой настоящий хлеб.

Учеба.

Служба.

Ничего сложного, такого, о чем шептались там, в деревне. Обыкновенная. Разве что требовали, но так и понятно… походы. Другие земли, мертвые, полные диких тварей. Сперва они пугали и вызывали в душе ярость, а после… после привык.

Как‑то.

Приспособился. И смерть стал воспринимать иначе. А потому, когда пришел его час, то просто шагнул за порог. Без сожалений. Без сомнений. Шагнул и вернулся, отдав имя, оставив себе редкие клочки памяти, которые до того дремали.

Теперь вот проснулись с чего‑то.

– Прости, – мне было страшно отвести взгляд. – Прости…

Я не виновата. Ни в его жизни, ни в смерти, ни… ни в чем. Но теперь, кажется, я понимаю, почему они молчат. О подобном не рассказать словами.

Легионер склонил голову набок.

– Послушай, ты ведь хочешь, чтобы все это прекратилось? – я сцепила руки, как делала всегда, когда нервничала. – Чтобы… и люди перестали умирать. Такие, как она. И как ты… другие. Их ведь много гибло? Раньше, в те времена, когда ты был живым? Сейчас уже меньше. Благодаря тебе и твоим…

Братьям?

Пожалуй. В какой‑то мере.

Кивок, осторожный такой. Недоверчивый. Или я вновь придумываю то, чего нет?

– Тьма еще жива. И… и вот‑вот вырвется. Если мы не придем, она вырвется. Она тоже устала. Понимаешь? Хотя и я не очень. Но просто… чтобы мир жил, весь мир жил, мы должны пойти туда.

Вздох.

– А ты нам поможешь.

И пусть скажут, что я не оставила выбора. Можно подумать, у меня он имелся.