– Что? – голос её прозвучал неестественно глухо.

Хрипло.

– Ты заснула.

– Да? Наверное… и вправду… надо добраться. Выбраться. Нельзя спать.

Сама знаю. А то мало ли чего от этой древней дороги ждать. Вдруг да сомкнутся скалы и… и как‑то вот так неуютненько сделалось от этой мысли.

– Быстрей, – Теттенике шлепнула ладонью по конской шкуре. И драссар перешел с шага на… рысь это? Галоп? Понятия не имею. Но тряско и держаться приходится обеими руками. И ногами тоже.

А звуков все равно нет.

Зато туман появился. Он сочился из камня и дороги, накрывая её густым белым полотнищем. В нем терялась и без того слишком уж далекая земля.

– Что это? – мне туман нравился еще меньше, чем дорога.

– Не знаю. Я такого не видела… – Теттенике легла на конскую спину. – Держись!

Что?

Держусь! Но это же не значит… кони, стало быть, машинам уступают в скорости? Ага… но в машине ты внутри сидишь, на мягком кресле, а тут… я, наверное, только чудом не рухнула, когда драссар рванул вперед. Сквозь туман, который медленно, но верно поднимался, грозя накрыть нас с головой.

И камень слева застонал.

А справа – откликнулся. Что‑то заскрежетало, жутко и предупреждая, что дорога‑таки ну очень древняя. И не пользовались ею давненько. И… и как знать, не даст ли сбою божественный механизм. Её ж тысячи лет не обслуживали! Я вцепилась в коня, думая лишь о том, что, если упаду, то в таком тумане меня весь Легион не сыщет.

Шалтай‑болтай сидел на стене…

По ушам вдруг ударил грохот, породивший эхо, и туман, почти коснувшийся наших ног, сделался вдруг темным, серым, будто и не туман, но пыль. Горы… горы тоже изменились.

Свечение погасло.

И дорога… дорога теперь стала дорогой.

Обыкновенной.

С нее оползали клочья тумана, чтобы истаять словно серый снег под ночным солнцем. Драссар сам перешел на шаг и остановился, тряхнувши гривой. А я оглянулась.

Скала.

Темная.

Огромная. Она поднималась куда‑то вверх, грозя вершиною проткнуть луну. И в черном теле её не было изъянов.

И дороги тоже. Позади.

А вот Легионеры были.

– Мы… выбрались, – озвучила мои мысли Теттенике, сползая по конскому боку. И нервно хихикнула. – Мы… мы же выбрались!

А потом вовсе рассмеялась, так весело и задорно, что и я не удержалась от улыбки. Нервной.

И вправду ведь… выбрались.

Правда, понять бы еще, куда.

– Утром, – сказала я самой себе, поглядев вниз. Земля по‑прежнему была далеко, но никаких таких туманов… а вообще интересно. Ладно, с той стороны дорога открывалась с усыпальницы, точнее тогда, когда дорогу создали, усыпальницы еще не было. А была… было… что‑то другое. Может, покои этой Хозяйки гор? Или её мужа? Не мужа?

Сложно с ними, с древними.

Главное, там понятно, что было место и дорога открывалась, тайным ли словом, рычажком каким или просто по желанию. А тут?

Мы обе вперились в… дорогу.

Только обычную.

Теперь при свете луны были видны камни, порой просевшие, а порой наоборот выглядывающие из полотна. Обочина. Щетка травы. И горы.

Начинаю их тихо ненавидеть.

– Утром, – решительно сказала Теттенике. – Разберемся. А то и вправду надо отдохнуть…

Наверное.

Но…

– Они тоже, если добрались, ночью не пойдут, – она поглядела на меня, и в узких глазах мне привиделся блеск зачарованного зеркала. – А отдых нужен. Мне так точно. Я ничего не знаю про демонов, но мало будет пользы, если мы свалимся в пропасть. Или еще куда.

Да. Она права, но… на душе не спокойно.

Рядом Легионеры молча расседлывали лошадей. Кто‑то кинул на землю попону, прикрыв плащом. Походы… все‑таки я ненавижу поход.

Теттенике прилегла и сказала:

– Ложись рядом. Ночью холодно. А вдвоем теплее, – и глаза закрыла, проваливаясь в сон. А я… я кивнула и села.

Рядом.

Потом легла.

Посмотрела на черные тени, что застыли слева и справа. Им не нужен отдых. И сон тоже. И… и за Ричардом пошли его легионы, а стало быть, волноваться не о чем.

Но не получалось.

Я закрыла глаза и…

…зеркало. Я снова оказалась в Замке, в той комнате, которая, казалось, застыла во времени. Я сидела, глядя в черную муть.

Видела.

Город. Красивый. Я… я ведь не то, чтобы бывала в подобных. Все‑таки зарплаты моей на путешествия немножечко не хватало, но это не повод не мечтать. Я и мечтала.

Собирала маршруты.

Старые маленькие города Германии, суровые, помнящие еще цвет рыцарства и войны. Испания. Франция.

Рим.

И готическое кружево Праги.

Не знаю, меня почему‑то не тянуло в музеи, хотя каталоги я время от времени полистывала, в рамках, так сказать, самообразования. Но картины – это просто картины.

А вот города…

Там, дома, не было ничего подобного. Ни сейчас, ни прежде. Белый камень. Много белого камня. Хрупкого. Такого… воздушного. И строения здесь же, сахарное кружево, которое и тронуть‑то страшно.

Я… стояла.

Смотрела. И понимала, что сон этот – не просто сон.

– Ты, – я ощутила её спиной. И не стала оборачиваться.

– Я, – голос у демоницы был звонким. – Ты идешь. Я слышу.

– Иду.

– Хорошо. Он готов… уже готов… и я тоже. Здесь красиво было. Я помню.

– Покажешь?

Не стоит просить древнее зло о таком, но оно оказывается рядом.

– Не оборачивайся, – шепчет на ухо. – Просто смотри.

И руки касаются ледяные пальцы. Холод обжигает. Проникает в кровь. Но я сдерживаю крик.

Смотрю.

Улицы… если сверху смотреть, то на звезду похоже, в центре которой возвышается сооружение одновременно прекрасное и уродливое. Не понимаю, как такое вовсе возможно, но… оно словно создано безумцем. Хитросплетения колоннад. Балконы ласточкиными гнездами приклеились к стене, а та поднимается, поднимается, превращаясь в круглую башню.

А башня возвышается над морем неестественно яркой зелени.

Шаг.

И мы внутри.

Здесь много золота и белизны. Одно вполне сочетается с другим. Но пусто.

– Почему так пусто? – шепотом спрашиваю я. Мы идем, один коридор сменяется другим, а тот третьим. Их здесь бесконечное множество, коридоров, и все они глядятся одинаковыми.

Те же ковры.

Та же белизна. Массивные золоченые рамы. Картины. Картины разглядеть не получается, но я принимаю это, как данность. Во снах часто бывает, что все немного искажено.

– Это мои покои, – она выпускает мою руку. А я вижу девушку, которая сидит на полу. Она нага, и нагота прикрыта тончайшим прозрачным покрывалом. То стекает с плеч, словно крылья. На руках и ногах девушки посверкивают золотом браслеты.

Она просто сидит.

Смотрит.

На руки.

На пальцы, измазанные чем‑то темным. А когда поднимает взгляд – я знаю, что это лишь воспоминание, и то чужое – в её глазах мелькает безумие. Она поднимается… и покрывало стекает с плеч, укрывая еще одно тело. Оно видится темной размытой фигурой. А девушка икает.

И слегка пошатываясь, идет к золотой чаше.

– В тот день, когда я разделила с ним ложе, меня напоили. Особое зелье, чтобы я могла принять его силу и семя. От него я словно утратила разум. Мне тогда показалось, что душа моя отделилась от тела. И я смотрела. Вот как ты сейчас.

Сон.

Просто сон. О чужом прошлом.

Вот рядом с девушкой возникли тени. Её окружили, отерли чем‑то, расчесали волосы, закрепив в них нити драгоценных камней. Камни мы видели ясно, а вот тех, кто служил, нет.

– Я не хотела никого убивать, – печально сказало древнее зло. – Я… я просто делала то, что говорил отец. А оно оказалось сильнее меня.

Её кожу покрыли маслом.

И нанесли узоры.

– Напиток помог мне выдержать его. Он… кровь демона делает людей очень злыми. И редко какая невольница доживала до рассвета. А я выдержала. Я… сумела ответить. И меня сочли достойной.

Чтобы принести в жертву?

Сомнительная честь.

– Зачем ты мне показываешь это?

Все‑таки кто я ей? Еще одна игрушка? А если и я не справлюсь? Если…