Крыла?

Точно.

Черные. И знакомые.

– Здравствуй, – сказала Мудрослава, решив, что вежливость точно не помешает, пусть даже в общении с драконом. – Я скучала.

И это было правдою.

Пусть… пусть не лебедь, пусть огромный и страшный, но все одно скучала. И волновалась, как она тут. И в ответ пришла волна тепла.

Радости.

Дракон тоже скучал.

Скучала.

Теперь Мудрослава чувствовала её куда лучше. И тело, такое огромное и неповоротливое, еще окаменевшее после ночи. Ноющие крылья.

Бок, когда‑то продранный, но ныне раны затянулись.

И главное…

Всю‑то её. Мудрослава мысленно погладила зверя, и тот заурчал, пыхнул дымом. А потом… нет, это не походило на разговор в обыкновенном его понимании. Скорее уж менялись одна за другой картинки перед внутренним взором.

Храм.

И шипы.

Демоница, что встала на краю круга. Страх. Ужас даже. Звери тоже способны испытывать ужас. И теперь дракон кувыркнулся в поднебесье, пытаясь смыть его.

– Она тебя отпустила, – сказала Мудрослава. – Значит, не такое уж она и зло.

А ведь и вправду…

Она там давно. И проголодалась. Правда, Мудрослава не была уверена точно, едят ли демоны драконов, но потом спросит.

Когда вернется.

Именно страх погнал зверя прочь. От храма. От города.

К горам.

В пещеру, которая греется изнутри. И там даже в самые холода тепло, и дракон лежит, греясь, не замерзая, как прочие.

– Хорошая моя…

И там она ждала.

Кого?

Мудрославу.

Одна.

Страшно.

Всегда одна. Давно. Были другие. Маленькие. Прятались. В камнях. В трещинах. Охотились. Росли. Но потом подевались. Куда? Драконица не знала. Зато одиночество было ей отлично знакомо, пусть даже драконица не понимала, как назвать это острое душащее чувство. И потому, когда появилась Мудрослава, она обрадовалась.

Не сразу.

А потом Мудрослава ушла, и одиночество вернулось.

– Больше не брошу, – пообещала Мудрослава и тут же уточнила. – Постараюсь.

А под крылами лежал город.

Так… надо как‑то… сориентироваться, что ли? И драконицу поближе позвать, потому как мертвые звери, конечно, неплохо, но рядом с драконом всяко надежнее. Интересно, а она вообще сможет отнести их к скалам? Или к людям? Скажем, верхом? Всех точно не возьмет, но вот если по одному…

Правда, что‑то подсказывало, что так просто из города не выбраться.

Сверху он гляделся не таким уж и большим.

Растекались в стороны реки‑улицы, разделяя каменную плоть его. Часть города вовсе скрывалась в туманах, и драконица помнила, что туманы, и те, кто в них обретается, опасны.

Очень.

И вода тоже. От воды надобно держаться подальше. Да и от города.

– Извини, – Мудрослава пыталась понять, где они вошли.

Ворота!

Нужно отталкиваться от них. И… или от собственного тела? Она способна оказалась дотянуться до драконьего разума, так может, получится и наоборот? Понять, где лежит собственное тело и туда…

Мудрослава сосредоточилась.

Вот… вот дракон.

Вот город.

А между ними… должна же быть связь! Должна! И она есть тонкою ниточкой, едва заметною. Возможно, этой нити и вовсе не существовало на самом деле. Но стоило к ней потянуться, и дракон закричал.

Мудрослава же поняла, что падает!

В город.

В этот вот огромный белый, похожий на треснувшую чашу, город. Она тоже закричала. И захлебнулась криком. И зажмурилась, чтобы спустя мгновенье осознать себя.

Человеком.

Вот ведь… доигралась!

– Славка! – её трясли. – Славка, очнись… Славка…

– Этак ты из нее всю душу вытрясешь, – мрачно произнес кто‑то.

– Воды надо… на лицо полить.

– А может, пощечину… маменька говорила, что если нюхательных солей нет, то можно пощечины…

– Н‑не н‑надо! – зубы клацнули друг о друга. – Пщчины.

– О! Живая! – восхитился кто‑то.

Ариция. Ариция Ладхемская. От нее пахло смертью и еще чем‑то, острым, раздражающим. Мудрослава поморщилась. Она никогда не ощущала запахи настолько ярко.

– Да отпусти ты её уже, – это вторая ладхемка. – Или хотя бы перестань трясти. Того и гляди, голова оторвется!

– Да я так… просто… испугался.

– Полный круг… почти полный круг… – это уже дух и сколько восхищения в голосе. – И Воздвигатель границ!

– Чего двигатель?! – возмутился Яр. – Я вам тут…

– Древняя кровь собирается воедино! Предсказание будет исполнено.

Еще и предсказание.

Правильно. Куда в таком деле и без предсказания‑то.

Мудрослава опять закрыла глаза, пытаясь представить, что она – это не она, а дракон. Драконица. Та, небось, опять тоскует. Или нервничает. А нервничающий дракон где‑то поблизости – вовсе не то, что нужно.

Но вернуться не получалось.

А вот трясти её перестали.

– Извини, – сказал Яр, укладывая её обратно. – Просто… я вот… а ты вот…

– Ты уснула и не просыпалась, – пояснила Летиция. – Мы и заволновались. Немного.

– Я – много!

– Он – много, – подтвердила ладхемка. – А мы вообще спали. Не должны бы… сначала говорили вы что‑то про круг. А потом раз и спим. Сплю… я сон видела. Чтоб его.

– Хороший? – Мудрослава протянула руку, и братец помог ей сесть. Воды подал, которая все еще пованивала тухлой рыбой, но раз уж выбирать не приходилось, Мудрослава была согласна и на такую.

– Если бы… души. Тут их столько!

– Более миллиона.

– Что?! – Летиция тихо застонала. – И они все мне будут рассказывать, как умерли?! Да я свихнусь раньше, чем…

– Круг, – настойчиво повторил дух. В свете дня он казался слабым, едва заметным. – Вы должны построить круг. И отпустить их. Жаль, конечно, что нет той, которая прозревает грядущее…

– К слову, а Теттенике сожрала нежить! – пожаловалась Ариция, которая забралась на подоконник и теперь длинною щепкой выковыривала грязь из‑под ногтя.

– Она сожрала? – уточнила Брунгильда, после ночи выглядевшая еще более грозною, должно быть оттого, что коса её растрепалась, и волосы облаком окружали голову. – Или её сожрали?

– Она. Котик видел. Но подойти побоялся. Она… она притворилась слабою, села посреди дороги. А когда из дома выползло что‑то… очень мерзкое. В общем, она это взяла и сожрала.

– Жуть какая, – Летиция содрогнулась.

– Тогда это не степнячка, – Мудрослава все‑таки справилась с головокружением. И с желанием немедля вернуться к дракону. Жаль, конечно, но… тут она нужнее. – Они, конечно, дикие, но не настолько, чтобы нежить жрать.

Ладхемки переглянулись и пожали плечами.

– Еще немного и мы сами её жрать станем, – мрачно заметила Брунгильда. – Одним медом сыт не будешь.

Нежить почему‑то стало жаль.

– А я в детстве лягушек ел, – зачем‑то признался Яр. – На спор.

Вот ведь…

– И она тоже!

А мог и промолчать.

– Это было один раз! – Мудрослава смутилась. – И… и вообще я только лизнула!

– Значит, нежить тоже пойдет, – сделала вывод Летиция. – А лягушки… у соседей это вовсе деликатес. Еще и улитки. Они нам присылали. Маринованных.

– Маринованными лучше огурцы, – Яр вздохнул.

– Огурцов не присылали.

– Выберемся – пришлю, – пообещал он. – Целую бочку. Или две.

– Хорошо бы…

– Так, – Мудрослава тоже попыталась отогнать видение. Бочка маринованных огурцов. Дубовая. С железными ободами. А внутри те самые огурцы, чтобы махонькие, с пальчик, и переложенные смородиновым листом, для запаху…

– Так… – повторила она, сглатывая слюну. – Нам нужно думать не про огурцы.

– Про нежить? – не удержалась Ариция, тоже сглатывая. – Та жирною была… такою вот, мясистою.

– Про круг! – рявкнула Мудрослава. – Извини. Нам… чем раньше мы тут разберемся со всем этим, тем раньше выберемся. Ты.

Она ткнула пальцем в духа, который развеялся, правда, ненадолго.

А остальные где?

– Где остальные? – она чувствовала злость и желание сделать что‑то этакое, недостойное государевой сестры. – Духи?

– Я отпустила их, – махнула рукой Летиция. – Зачем нам все… духов тут… больше, чем клопов.