– Мы… где? – поинтересовалась Ариция. А Брунгильда совершенно честно ответила:

– Понятия не имею.

Туман отползал медленно. Сперва он выпустил именно её, виросскую принцессу, которая и в этом странном наряде не утратила красоты. Пусть она невысока и кажется вовсе хрупокою, несмотря на все округлости фигуры, но нашлись бы, несомненно, охотники…

Не о том мысли.

Вот показалась сестра её, все еще задумчивая, отрешенная. Наверное, тяжело это, постоянно видеть чужие смерти. И оттого стала Летиция Ладхемская бледна чрезмерно.

Рыжий виросец.

Мудрослава.

Хорошо. Все‑то на месте…

…даже костяная мертвая тварь прошла.

Туман не спешил развеиваться. Наверное, следовало бы что‑то сделать. Как‑то закрыть проход, но Брунгильда понятия не имела, как. Главное… главное, мертвецы остались там. Это она чувствовала. И то, что туману жить недолго.

Вот показались белые камни.

И где‑то там, в высоте, выглянули из тумана огромные головы. Потом стали видны плечи, что эти головы держали. Щиты, сияющие серебром, мечи… в общем, статуи.

– Это площадь, – прищурилась Мудрослава.

– Мертвецов, – поправила её Летиция. – Это площадь мертвецов… и их здесь много. Так много!

В её голосе звучало вполне искреннее удивление.

– А еще… еще они не помнят, что умерли. И… и нам туда, – она вытянула руку, указывая на статуи. Впрочем, Брунгильда тоже чувствовала. Пусть туман почти развеялся, позволяя разглядеть огромную, едва ль не с весь остров их, площадь, а еще статуи и дорогу, которая за ними начиналась, но нить никуда не исчезла.

Нить шла.

К дороге.

И дальше, туда, где купался в лучах полуденного солнца то ли храм, то ли дворец, то ли и то, и другое разом.

– Не нравится мне все это, – покачала головой Мудрослава и оглянулась. За спиной из тумана выползло каменное устье очередной улицы.

Дома.

Ограды.

– Идти все равно придется, – Летиция обняла себя. – Только… не знаю, но… постарайтесь не смотреть.

– Куда?

– Никуда. Пока вы не видите их, они не способны увидеть вас. И… идти придется быстро.

Очень.

А она никогда не умела бегать. Да и как научишься, если с малых лет твердят, что принцессы не бегают. Даже играя в салки. Даже пытаясь поймать ворону, тем паче что ловля ворон совершенно неподходящее занятие для принцесс.

– Стоять, – государь все Вироссы покачал головой. – Так нельзя. Если бросимся бегом все, то кто‑то отстанет. И… выдохнетесь быстро.

В этом была своя правда.

Она ведь… она еще пыталась бегать, когда стало модно играть в теннис. Но потом батюшка счел это неприличным, и запретил.

Верховую езду тоже. Не из‑за неприличности, а чтобы не свалилась.

Вдруг да покалечится.

Кому нужна калеченная принцесса? Летиция прикусила губу. Почему‑то стало обидно и даже очень.

– Нужна веревка или вот… пойду впереди. Брунгильда, ты замыкающей.

Спорить островитянка не стала, чуть склонила голову, показывая, что понимает.

– Пойдем спокойно. Силы надо беречь. Пока… Лети, ты скажешь, когда станет по‑настоящему опасно?

Лети?

Её никто так не называл прежде. Это ведь немыслимая вольность. С другой стороны, какой толк от мыслимых вольностей?

– Если пойму, – ответила она сдержанно.

А в Вироссе холодно, говорят. И если так, то никто там с голыми коленками не ходит, а наоборот, все шубы носят. Наверное, очень холодно, потому что на представлении ко двору посол явился сразу в трех шубах. И очень потел. Его даже жаль было.

А матушкины фрейлины потом долго шептались, меха обсуждая.

Интересно, ей шуба тоже положена будет? И если так, то за счет казны её справят или из собственных средств? Папенька‑то часто отказывал, когда Летиция просить на наряды приходила, что, мол, казна оскудела и за счет её никак купить ткани ли, ленты ли, иное что важное, не выходит.

А вот собственное содержание Летиция еще когда потратила.

…у королевы содержание побольше.

Должно быть.

В теории.

Кто‑то засмеялся, таким вот на диво нехорошим, скребущим душу смехом, от которого все глупые мысли и вылетели из головы.

– Смотри, – сказали ей.

– Держимся крепко. Даже если покажется, что вы кого‑то там видите. Или вас зовут. Или еще что… держимся. Ясно? – теперь голос Яра звучал строго и… жестко?

Пожалуй, что.

Летиция хотела было посмотреть на него, но поняла, что если откроет глаза, то увидит вовсе не виросского государя, а то, что ей покажут.

Но она не хотела.

Не хотела она…

– Я не смогу идти с открытыми глазами, – пришлось признаваться. – Извините. Если… тут умерли люди. Много‑много людей. Понимаете?

– Чувствую, – мрачно отозвалась Ариция. – И они никуда не ушли. Как… там, в доме.

В доме тоже были тени.

И призраки.

И…

– Держимся, – сухо велел Яр. И взял за руку. Крепко так. А потом вложил в пальцы что‑то мягкое и длинное. И даже этим мягким, руку опутал. – Так надежнее. Я первый.

– Виверн…

– Он мертвый, – Летиция облизала сухие губы. Нехорошо. Нельзя. Потрескаются. Плевать. – Мертвые мертвых не видят.

А вот живых – очень даже. И те, что были на площади, ждали.

– Все. Оттягивать дальше смысла нет, если только…

– Не получится, – голос Брунгильды был печален. – Я пробую, но как будто вязнет…

– Они не дают.

– Идем так быстро, как это возможно. И… Слава, поддержи её тоже.

Кого?

Летицию. Надо же, она снова беспомощна. И…

Шаг.

Ничего не происходит. Разве что шепот в голове теперь звучит громко, почти криком.

– Смотри!

Нет. Она зажмуривается.

Смех. И крик:

– Слава… Императору…

Этот крик доносится словно издалека. И тоже не стоит вслушиваться. Души… души не способны навредить живым. Так говорил наставник. И еще про то, что на самом деле Летиция не с душами дело имеет, а с их остаточным отпечатком. Что души в миг смерти уходят к Пресветлым Сестрам, дабы обрести вечный покой и благость, а вот в телах остаются некие эманации.

Смерти.

Да, об этом стоит думать.

Идти и думать. Опираясь на руку, которая сильна и тепла. И он совсем‑совсем не похож на кавалеров двора. А их ведь много. И тот, за которого Летиция едва не вышла замуж, он… как его звали‑то? Надо же. Она едва не связала с человеком жизнь, а теперь получается, что и имени не помнит. Как такое вовсе возможно?

Выходит.

Грохот какой…

– Слава Императору!

– Вы тоже это слышите? – нервно интересуется Мудрослава. – Будто… голоса какие‑то… и кричат.

– Слава Императору! – повторила Летиция. Звук собственного голоса показался неприятным. И странным до крайности. Разве у нее такой вот, скрипучий, дерущий душу, голос?

Нет, конечно.

Это те, что ждут.

Давно… они так давно… ждали… и вот дождались.

– Туман поднимается.

Брунгильда. А ведь Летиция видит и с закрытыми глазами.

– Если так, то мы потеряемся…

Брунгильда светится изнутри ярким оранжевым светом. Как… нет, не свеча. Или свеча, но очень большая? Главное, этот огонь отпугивает прочих. А вот сестра – бледно‑зеленая. И не пламя – марево… зыбкое такое, жутковатое, честно говоря.

Так выглядит некромантия?

Яр золотой.

…вироссцы предлагали ссуду, но что‑то пошло не так. Они хотели концессий и льгот, но этого все хотят. Еще кораблей. Корабли у Вироссы есть, но какие‑то совсем худые. И если с концессиями еще ладно, то корабли Совет не одобрил. А папенька слишком много Совету задолжал, особенно отдельным советникам, чтобы их не слушать.

Не сложилось.

Но золото красивое. Не яркое. Скорее уж… сестра его бледно‑голубая, а вот сама Летиция – пурпурная, злой какой‑то цвет, но насыщенный.

Пурпурные оттенки ей не шли, как и другие слишком яркие. Хорошо, что яркость давно не в моде.

– Слава, слава… – крик оглушил. И Летиция споткнулась. Она бы, может, упала, но её подхватили и удержали.

– Их так много…

– Туман выше нас.