– И ты мне помогала… учиться. У меня никак не получалось понять, чем же одни демоны отличаются от других.
– Просто в твоей книге половины не хватало.
Голос раздается словно со всех сторон разом. Это иллюзия. В зале хорошая акустика, удивительная даже. И поэтому голос её звенит. Тогда он и очаровал тем, что показался похожим на колокольчики.
– И другие не лучше.
– Какие уж уцелели. А что нет, то пришлось писать по памяти, – Ричард остановился перед выбитой в камне линией. Неглубокая, в полпальца.
Непреодолимая.
– И ты стала учить меня. Отец… радовался. Он не видел зеркала. Почему?
– Потому что ты этого не хотел.
И она осталась прежней. Прекрасная и ужасная. Или наоборот? Тот же страх, тот же холод по спине. И колени привычно немеют.
– Я?
– Ты, мальчик.
– Я уже не мальчик. Я… вырос.
– И потерялся.
– Я не специально.
Они ведь говорили. О демонах. И о том, как их вызывают. Для чего… для кого. О заклинаниях. О тьме, которая на самом деле живая. О его, Ричарда, страхах… о том, что он снова разочаровал отца. Он старался, но все равно разочаровывал.
Был недостаточно сильным.
И не таким уж ловким.
Он быстро уставал. И плохо ладил с оружием. И отец нет, не ругал. Хмурился. Все повторял, что Ричард должен быть серьезнее. Что ему нужно больше стараться. Что… а Ричард старался. Честно. И тренировался. Сам. Только почему‑то, когда он был один, все получалось, а стоило появиться отцу, и клинок сам падал из рук.
Да и с памятью не лучше. Все, что он знал, вдруг забывалось, как только отец задавал вопрос. И от разочарования в его глазах становилось невыносимо больно.
– Ты такая же красивая, – сказал он, остановившись у границы. – Помнишь… помнишь, ты рассказывала мне о ловушке, в которую тебя поймали?
У этой демоницы глаза были цвета тьмы.
Бездонной.
Живой.
– И я обещал, что когда вырасту, приду и помогу. Спасу.
– Спасать демонов – глупая идея, мальчик.
– Наверное.
Шиповник рос по ту сторону круга.
Улыбка у нее была печальной. И казалось, что еще немного и демон заплачет. Но это тоже ложь. Демоны не способны плакать.
Коварные, хитрые твари…
– Но я все‑таки пришел.
– Не по своей воле.
– Я… забыл. Прости. Не специально. Так получилось… мою память забрали.
Оправдание было жалким.
– Я знаю, мальчик.
– Я уже… хотя, если подумать, какая разница.
Круг выбит прямо в камне.
– Что это?
Он большой, больше того, что есть в Замке. Под сотню шагов будет. И сделан… Ричард провел по черте пальцем. Так и есть – не высечен, но выплавлен в камне. Страшно подумать, какой силой обладал тот, кто нанес его.
И не только круг весь. Есть еще цепочки рун протянулись по границе, скрепляя линии звезды.
– Круг призыва, – демоница сидела в центре. – Ты его уже рисовал.
Да.
Там. На бумаге. Листы из старого альбома. От предков осталось множество альбомов. И отец настоятельно рекомендовал относиться к ним с уважением. Но сам не открывал ни разу. И альбомы покрылись пылью. Ричард и выбирал самые пыльные.
– Мы вместе, – он улыбнулся. – Ты показывала, я перерисовывал… я искал в книгах такой же, чтобы понять, как его раскрыть.
Демоны… демоны коварны.
Демоны способны опутать душу и разум, лишить воли, оставив одно лишь желание – подчиниться. Но дело не в подчинении.
– Знаешь, – Ричард двигался по кругу, и тяжелые стебли шиповника уползали с его пути, раскрывая другой, куда более сложный узор, частью которого и являлся круг. – Я, кажется, совершенно неправильный Повелитель Тьмы…
Демоница засмеялась, и смех её породил водопад из белоснежных лепестков.
– Я должен бы думать о том, как уничтожить тебя, а вместо этого…
– Ты дал слово.
– Когда был ребенком и не понимал, что происходит.
– И все изменилось?
– Не знаю, – честно сказал он. А потом остановился. – Здесь слишком тихо и… не все книги мы с тобой прочли. Потом… когда все изменилось снова, когда я вернулся в Замок, я понял, что только в библиотеке мне спокойно. Не страшно. Я ведь, оказывается, просто боялся. И молчал из страха. И… не только. Почему ты опять не появилась?
Демоны умеют управлять разумом. И способны внушить любую, самую удивительную, картину. Особенно человеку, который готов верить.
А он готов.
– Потому что ты перестал меня видеть.
Она не двигается с места, и все же поворачивается. Её взгляд следует за Ричардом.
– Я бы наказала тварь, если бы могла дотянуться… но я не могла.
– И не только ты, похоже, – Ричард остановился перед границей. – Всего этого нет на самом деле, верно? Зала, тебя… это иллюзия. Удивительная. Совершенная. Я читал о подобных. Ты… ты внушила мне это.
– Нет.
– Зачем? Чтобы я вспомнил о данном слове? И чтобы пришел?
– Не только ты. А вспомнить… ты все почти вспомнил, Ричард.
– Не все, – он покачал головой. – Мама… как она умерла? И как зеркало оказалось в её покоях? То, из библиотеки?
– Она приказала принести.
– А ты…
– Я позволила.
– Зачем?
– Затем, что она не хотела убить тебя, Ричард. А еще у нее тоже был дар. Слабый, но был.
– Какой?
– Из тех, что рассыпаны по миру. Помнишь книгу? Такую старую книгу на старом языке, который даже в мои времена полагали мертвым? Ты её нашел среди других, там, где стояли бесполезные книги.
Полка в самом дальнем углу. Нижняя. Неудобная.
– Ты… ты читала мне, – голова заболела, и мир вокруг задрожал. – Ты их мне читала!
– И переводила. Ты открывал и листал… страницу за страницей. О сотворении мира. О битве богов и демонов. О том, как воздвигли боги защиту, чтобы оградить творения свои от бездны и тварей, в ней обретающий. О существах, почти равных, поставленных блюсти равновесие.
– И о том, как они наделяли людей… – голова раскалывалась почти невыносимо. – Погоди…
– Память – это всегда больно, Ричард.
– Нет… мама… дар…
– Дар видеть сокрытое. Дар говорить. Дар менять мир. Немного. К примеру, перенести одно зеркало туда, где ей нужно. Она надеялась, что я смогу отозвать тварь. Но я была слаба, а тварь… тварь почти сожрала её душу.
– И… что тогда? Что случилось? Отец ведь не убил, отец…
– Убил. Я видела, – равнодушно оборвала демоница. – Но тело. Душа её ушла ко мне. Она думала, что тварь последует за ней, но та оказалась хитрее. Почти такая же хитрая, как люди.
Ричард выдохнул.
– Теперь… что ты хочешь теперь…
– Чтобы ты закончил начатое. Мы узнали про дары. Из той книги. Мы собрали эти дары. Помнишь? Мы нашли их всех… и они здесь. Их крови и силы хватит, чтобы открыть врата и разорвать круг. Если ты не испугаешься. Ты ведь не испугаешься, Ричард?
– Погоди… дело не в страхе… просто… мир… ты его уничтожишь.
Смех.
Её смех вызывает боль. И его почти выворачивает наизнанку.
– Ты ведь не уничтожил.
– Я?
– Ты…
– Почему я… должен был… почему.
– Потому что ты мой сын.
Глупость. Это… невозможно! Невозможно потому что… невозможно.
– В том числе и мой… тот день, когда она тебя почти убила.
– Я не…
– Помнишь. Тебе просто страшно, мальчик. Это нормально. Мне тоже было страшно когда‑то. Очень и очень. Но я привыкла к страху. И тебе придется. Только… – демон чуть прикусила губу. – Времени у тебя почти не осталось. Они идут сюда. Те, кого мы пригласили сюда.
И мир дрожит.
Мир в очередной раз выворачивается наизнанку, выталкивая его, Ричарда, вовне. Боль раздирает. А к нему подбирается тьма.
Мягкая, душная.
И снова нечем дышать. Он уже задыхался. Когда? Раньше.
– Ричард, – матушкин голос доносится издалека, но она рядом. Стоит. Возвышается. Улыбается. Бледное лицо и алые губы. Раньше она подкрашивала их помадой из банки. Помада пахла розами, и однажды Ричард даже попробовал её на вкус. Но та оказалась горькой.
И жирной.
Помада давно засохла, да и пудра не нужна больше, ведь её кожа и без того белее снега.