Ричарда покачивает от слабости и безумно хочется спать.

– Она тебя почти сожрала. Моя вина. Дурой была… не стоило верить обещаниям. Но… – у матери тоже кровь. Из носа. Ползет темной ниточкой. – Времени нет. Сейчас ты должен сделать то, что скажет она. Я попытаюсь соединить пространство. Раньше никогда‑то не получалось. Но сейчас должно. Сейчас… только не мешай. Ладно?

Кивок.

Он не способен помешать. И маму берет за руку. Страшно. Страшно, что она исчезнет и опять появится та, другая. Матушка же треплет по волосам и врет:

– Все будет хорошо.

Плохо.

Очень плохо.

Но она закрывает глаза и делает глубокий вдох.

– Ты тянись навстречу. Я… дар не любит таких созданий, как демоны, но ты тянись.

Навстречу.

И мир дрожит, а потом меняется. Этот мир будто раскладывается на другие, которых много‑много. так много, что и не счесть. И в них Ричард почти заблудился. Они‑то и отличаются друг от друга лишь малостью. Цвета бледнее. Силуэты размыты. Главное, руку не отпускать.

– Иди, – матушка сама забирает её и подталкивает в спину. – Иди, надолго меня не хватит… дорога. Зеркало. Пройдешь и вернешься…

Куда?

Дороги нет. Только россыпь миров и…

Он делает шаг. Другой. Нельзя разочаровывать. Ричард и без того виноват. Это его ошибка убила… всех убила. Ошибка и неосмотрительность.

А дороги все равно нет.

Но есть та, что пряталась в зеркале, она появляется вдруг, окутанная тьмой. И тьма эта странная, клочьями. Ей больно. Ричард чувствует эту боль и плачет от жалости.

Все‑таки плачет.

Стыдно‑то как.

– Вот, возьми… пока он в тебе, ни одна тварь и близко не сунется, – демоница протягивает тьму. – Скорее. Она не справляется.

Где‑то там миры начинают трещать. Как гора. А тьма ложится на руки и просачивается сквозь кожу. Это тоже больно, но такую боль Ричард готов терпеть. И стискивает зубы. А её так много. И она не заканчивается… все никак не заканчивается.

– Он будет спать, – обещает демоница. – Долго‑долго… а потом ты вернешь его мне. И отпустишь нас. Как обещал. Хорошо?

– Хорошо, – у него получается сказать это слово до того, как миры разлетаются на осколки. И Ричард… падает. В дыру меж мирами.

Долго‑долго.

Больно‑больно. И тьмы невыносимо много. Теперь она внутри, и Ричард чувствует её голод. Тьма его сожрет, но… Ричарду почти все равно.

Он приходит в себя от криков. Отец… вернулся. Матушка? Нет. Тварь. Она что‑то пытается говорить, но не выходит, и тварь смеется. Смех у нее визгливый, и отец сразу все понимает.

А поняв, делает то, что должен.

Нельзя рассказывать… нельзя…

– Ричард? – отец склоняется. – Ричард, ты меня слышишь? Ты… слышишь?

Нет.

Тьмы слишком много. И с ней не справится. Никому. Ричард закрывает глаза. И тонет, тонет… постоянно тонет, но все никак не утонет, чтобы раз и навсегда. Это тоже довольно‑таки мучительно. Иногда тьма отступает, и тогда он видит…

…огонь.

Тепло. Немертвого, который по‑своему заботлив, но суета его лишь раздражает. И тьма возвращается. Отступает и возвращается.

А потом в какой‑то момент, утомившись, – ей так и не удалось поглотить Ричарда, окончательно отступает. А заодно уж уносит с собой память.

И все радуются.

Ксандр.

Отец… отец не показывает, но тоже радуется. Они ведь думают, что Ричард выздоровел. А он всего‑то навсего принял силу демона. И суть его. И… и что ему делать теперь?

Возвращение было резким.

Болезненным.

Тьма… ожила. Никуда‑то она не делась за прошедшие годы, пока спала, свернувшись где‑то там, в уголках обглоданной души. Она зарастила раны той, а заодно изменила её. И теперь…

А и вправду, что теперь?

Память…

Услужливо подсказывала. Теперь у Ричарда была вся память, а не только та, что принадлежала невезучему человеку.

Круг.

Ритуал пошел не по правилам, и вместо того, чтобы создать сеть малых врат на земле, получился прорыв. Через прорыв хлынула тьма межмирья и хаос мира демонов. Они уничтожили призывающих. Разрушили сети, освободив демонов.

Стерли с лица земли империю.

И сами оказались заперты в круге, когда появился тот, кому не суждено было родиться.

– Ричард? – позвали его. И он повернулся.

Демоница.

Из слабых… даже нет, не демоница, поскольку слишком теплая, слишком… мягкая. Рог обломан. И силы на донышке. Её можно выпить, просто прикоснувшись. А она и сопротивляться не станет.

Доверчивая.

Нет.

– У тебя глаза светятся, – сказала она, осторожно касаясь лица. – И кожа… тьма сочится через неё. Ты еще есть?

Есть.

И… надолго ли? Столько лет держать в себе демона… он родился. И поневоле закрыл себе путь домой, пытаясь спасти ту, с которой был связан.

Выходит, и демоны способны любить.

Выходит…

Ричард взял руку. Мягкая. Теплая. И плоть слаба. Её легко сломать. Разодрать кожу, выпуская красную‑красную кровь. Думалось об этом отстраненно, как о чем‑то не слишком важном, хотя и забавном.

– Ты…

А вот говорить тяжело. Тьма, пусть и обреталась в теле годами, а все равно не научилась им управлять. Может, поэтому и не решилась менять? Даже когда отца не стало.

Тварь…

От твари тьма и вправду защитила. Та сунулась как‑то, Ричард помнит. И то, как прикосновение тьмы её напугало, и… и он мог бы выпить тварь. Но оставил. Тварь изводила отца Ричарда, а это решало проблему. Все‑таки тот человек был весьма опытен, мог и догадаться.

А тьма… тьма на самом деле слаба.

И мир этот ей чужд.

– Я, – женщина смахнула слезу. Грязная. И не слишком красивая. Но почему‑то ему хотелось смотреть на лицо. Этому не было логического объяснения. Но хотелось.

И коснуться.

– Я пришла… я знаю, что обещала остаться, но пришла… мы должны что‑то сделать.

– Должны, – сказал Ричард.

– Что?

– Убить.

– Демона?

Глупая. Разве можно убить демона? Не этим жалким людишкам, которые позабыли, что есть истинная сила.

– Их, – подсказал он. И решил, что демоницу убивать не станет. Она… забавная.

И дара в ней ни капли.

Ничего‑то в ней нет. Как и смысла оставлять её в живых. Но…

– Что с ним? – она повернулась к границе, которая так и держалась. – Ты… ты что с ним сделала?

– Не я. Я… я лишь спасала свое дитя, – та, что подарила жизнь, стояла по ту сторону. Она была… такой, как раньше. И это правильно. Еще немного и она обретет свободу.

Они оба обретут свободу.

И тогда дотянуться до тех никчемных людишек, которые и заперли их здесь. Или не до них, но до других. Главное, дотянутся. Люди слабы, но внутри них горят искорки. Свет ранит. Свет греет. И свет дает силу. Если собрать много силы, то дверь снова откроется.

И они уйдут.

Наконец‑то уйдут.

Домой.

– Мы заключили сделку. Мой сын слишком много сил потратил, когда вытаскивал меня. И дверь закрылась…

Зачем она объясняет?

– А потом оказалось, что мы оба заперты в этом круге. Они… они сумели сделать что‑то. И сам мир держит нас взаперти… – та, что дала жизнь, положила обе ладони на воздух. И тот остался неподвижен. – Сперва у нас были силы. Были. Мы ждали, что кто‑то придет… и тьма… она не вся вернулась. Разлилась. И мы звали, она приходила.

Кормила.

Приносила с собой тени людей и существ. Иногда люди приходили сами. Каждая искра оттягивала неизбежное… но они жили. Вдвоем. И он мог бы развоплотить ту, что даровала жизнь.

Мог бы.

Она бы даже не стала противиться, но почему‑то… почему?

Он так и не понял. Просто в какой‑то момент сил стало так мало, что физическое его вместилище начало рассыпаться. Она… та, что даровала жизнь, прятала его внутри своего тела. Но её тело было слабым, не способным вместить много.

И отсрочка была временной.

А… он все никак не решался её выпить. И она тоже, хотя могла бы продлить свое существование.

– А потом я встретила его… мальчика, которым мог бы стать мой сын. Сперва я думала, что сожру… нам нужны были силы, но он… он был забавным. А сил как раз капля. Капля нас не спасла бы. Мы стали разговаривать. Обо всем. И он пообещал, что освободит. Человек, который дал слово демону…