Буч осторожно приблизился к водительскому месту, показывая руки, в одной из которых был тигр. Вишу в той же манере обогнул капот с другой стороны, давая понять: «Расслабьтесь, мы вас не тронем», и остановился фута за три от пассажирской двери. Никаких признаков жизни.

С севера налетел холодный ветер, влажный порыв заставил Буча почувствовать все болячки после минувшей драки.

Мгновение спустя замки машины открылись.

Джон не мог оторвать глаз от Блэйлока. Особенно в душевой. Тело парня стало просто огромным, повсюду проступили мускулы, разветвляясь от позвоночника, охватывая плечи, руки и ноги. А еще он стал дюймов на шесть выше. Боже, он теперь ростом под два метра!

Но счастливым он не выглядел. Двигался неуклюже, утыкался лицом в кафельную стену большую часть времени, пока мылся. И, судя по вздрагиваниям, мыло, которым он пользовался, его раздражало, – или все дело в коже? А собираясь встать под душ, Блэй то и дело отступал, подбирая температуру.

– Хочешь в него втюриться? Смотри, братья будут ревновать.

Джон сердито взглянул на Лэша. Тот нагло улыбался, намывая свою узкую грудь; толстая бриллиантовая цепь была облеплена мыльной пеной.

– Эй, Блэй, тебе лучше не ронять мыло. Малютка Джон рассматривает твое тело с таким интересом, какой тебе и не снился.

Блэйлок проигнорировал колкости.

– Блэй! Ты меня слышишь? Или размечтался о том, чтобы мелкий Джон сам оказался перед тобой внаклонку?

Джон встал перед Лэшем, загородив Блэя.

– Ой, да ладно, тебе ли его защищать? – Лэш взглянул на Блэйлока, – Блэй не нуждается в чьей-либо защите. Он теперь здоровя-а-ак – правда, Блэй? Скажи: если Джон захочет с тобой порезвиться, ты ведь ему позволишь? Держу пари, что позволишь. Спорю, ты ждешь этого с нетерпением. Вы такая сладкая…

Джон подался вперед, повалил Лэша на мокрую плитку и… с силой врезал.

Словно на автопилоте, он снова и снова бил парня по лицу кулаками, налившимися безмерной ненавистью, пока кафельный пол душевой кабинки не стал ярко-красным до самого стока. И неважно, сколько пар рук оттаскивало его – он их не замечал и продолжал колотить.

Вдруг чьи-то руки с силой оторвали его от Лэша.

Он сопротивлялся тому, кто бы это ни был, боролся и царапался, сквозь кровавый туман видя, что класс отшатнулся в страхе.

И не переставал бороться и беззвучно кричать, пока его несли из душевой. Из раздевалки. По коридору. Царапался и отбивался, пока не был брошен на синие маты спортзала и не лишился дыхания.

Какое-то время он мог видеть лишь лампы на потолке, но, почувствовав себя прижатым к матам, снова начал борьбу. Оскалившись, он вонзил зубы в то, что было ближе всего к нему.

И в тот же миг оказался лежащим на животе, будучи придавлен огромной тяжестью.

– Рэт! Нет!!!

Имя запечатлелось в мозгу лишь условно. Голос королевы – и того слабее. Джон пребывал в запредельной ярости, сгорая в неконтролируемом приступе, размахивая руками.

– Ты делаешь ему больно!

– Отойди, Бет! – прогремел в ушах Джона грубый голос короля, – Закончил, сынок? Или еще один раунд с зубенками?

Джон сопротивлялся, даже когда едва мог пошевелиться и силы иссякли.

– Рэт, пожалуйста, отпусти его…

– Это мои с ним дела, лилан. Я хочу, чтобы ты пошла в раздевалку и разобралась со второй частью этой головоломки. Того парня нужно отвезти к Хаверсу.

Прозвучало проклятие, после чего хлопнула дверь.

Голос Рэта пророкотал над самой головой Джона:

– Думаешь, колотя одного из тех парней, ты станешь мужчиной?

Джон напрягся под свинцовой тяжестью на спине, не заботясь о том, что это сам король. Лишь одно имело значение, одно лишь чувствовал он – ярость, несущуюся по венам.

– Думаешь, избив этого грубияна, ты войдешь в Братство? Так?

Джон стал сопротивляться еще сильнее. Но крепкая рука схватила его за загривок и впечатала в мат.

– Мне не нужны головорезы. Нужны солдаты. Знаешь, в чем разница? Солдаты думают.

На шею надавили еще сильнее, глаза Джона чуть не вылезли из орбит.

– Ду-ма-ют…

Вдруг его отпустили, и Джон тяжело задышал, – воздух просачивался через рот и прокатывался по горлу.

Дышать. Дышать.

– Вставай.

«Пошел ты», – подумал Джон. Но все же уперся руками в маты. Увы, его дурацкое тельце словно приковали цепями. Он не мог подняться.

– Вставай.

«Пошел ты».

– Что ты сказал?!

Джона подхватили под мышки, и он оказался лицом к лицу с королем. Который был взбешен не на шутку.

Страх пронзил Джона: он осознал, что утратил всякую связь с реальностью.

Рэт обнажил клыки, которые казались такими же длинными, как ноги Джона.

– Думаешь, раз ты не можешь говорить, я тебя не слышу?

Ноги Джона еще некоторое время подергались, затем он был отброшен. Колени подвели, и он снова повалился на мат.

Рэт с презрением посмотрел на него.

– Черт возьми, слава богу, что здесь нет Тора.

«Это нечестно», – хотел закричать Джон. Нечестно.

– Думаешь, это произвело бы на него приятное впечатление?

Джон рывком приподнялся с пола и, шатаясь, встал на ноги, сердито глядя на Рэта.

«Не произноси это имя, – безмолвно сказал он, – Не произноси».

Внезапно в его висках больно закололо. В голове он услышал голос Рэта, снова и снова произносящий: «Торман», «Торман»… Джон закрыл уши руками и попятился, спотыкаясь.

Рэт последовал за ним, подаваясь вперед, имя звучало все громче, пока не превратилось в крик, в безжалостную ритмичную песнь. Затем Джон увидел лицо Тормана, как если бы тот стоял перед ним. Темно-синие глаза. Короткая стрижка под военного. Суровые черты.

Джон открыл рот и закричал. Без единого звука он продолжал кричать, пока не перешел на рыдания. Боль сжимала сердце, и, тоскуя по единственному отцу, которого он знал, Джон прикрыл глаза руками и сгорбился, затем обхватил себя за плечи и заплакал.

Когда он наконец сдался, все исчезло. Его мысли успокоились. Видение пропало.

Крепкие руки обхватили его.

Джон опять закричал, но уже не от злости, а от нестерпимой боли. Не имея возможности вырваться, он вцепился в огромные плечи Рэта. Он хотел одного – чтобы прекратилась боль… Хотел, чтобы ноющее чувство в груди, которое он пытался похоронить глубоко внутри себя, ушло. Его переполняли эмоции, вспомнились все потери и трагические стечения обстоятельств. Внутри его – одни синяки.

– Проклятье, – Рэт нежно раскачивал его из стороны в сторону, – Все, все в порядке, сынок. Черт… побери.

Марисса, почти уже выбравшись из «мерседеса», нырнула обратно.

– Фриц, подожди меня, пожалуйста. Я хочу потом еще съездить в снятый дом.

– Конечно, госпожа.

Она повернулась и посмотрела на черный ход в клинику Хаверса, размышляя, пустят ли ее вообще.

– Марисса.

Она обернулась.

– О боже… Буч.

Она подбежала к «кадиллаку».

– Я так рада, что ты мне позвонил. Ты в порядке? А они?

– Вполне. Они сейчас на осмотре.

– А ты?

– Порядок. Полный порядок. Я подумал, что лучше подождать снаружи, потому что… ну, ты сама понимаешь.

Да, Хаверс бы не обрадовался, увидев его. Возможно, брату не слишком понравится и ее визит.

Марисса посмотрела в сторону черного хода.

– Мать с ребенком… они ведь не смогут вернуться потом обратно?

– Исключено. Лессеры знают об их доме, так что это крайне опасно. И, если честно, там не так уж много о чем жалеть.

– Что насчет хеллрена этой женщины?

– О нем… позаботились.

Нехорошо радоваться чьей-то смерти, но именно это чувство она испытывала. И тут вдруг представила себе Буча на поле боя…

– Я люблю тебя, – выпалила она, – Поэтому не хочу, чтобы ты дрался. Если по какой-то причине я тебя потеряю, моя жизнь закончится.

Глаза Буча расширились, и Марисса поняла, что они уже целую вечность не говорили о любви. Но теперь именно это станет правилом номер один. Ей надоело проводить дневное время вдали от него, чувствовать увеличивающееся между ними расстояние, и со своей стороны она больше этого не допустит.