Буч заворочался в постели. Открыл один глаз. Выругался, посмотрев на часы. Он проспал – вероятно, из-за тяжелой минувшей ночи. Три лессера за одну ночь – это как? Или, возможно, дело в кормлении…

Черт, нет. Лучше ему не думать об этом. Не вспоминать.

Он перевернулся на спину…

И подскочил на матрасе.

– Вот… черт.

Пять фигур в черных плащах окружили его кровать.

Голос Рэта зазвучал сначала на древнем языке, потом на английском.

– Нет дороги назад после вопроса, который зададут тебе сей ночью. Спросят тебя лишь раз, и ответ твой останется на всю твою последующую жизнь. Ты готов к вопросу?

Братство. Пресвятая Дева, Матерь Божья.

– Да, – выдохнул Буч, вцепившись в свой крест.

– Тогда задам я тебе вопрос, Буч О’Нил, потомок крови моей и крови отца моего: ты присоединишься к нам?

Вот… черт же. Это явь? Или сон?

Буч посмотрел на каждую фигуру в плаще.

– Да. Да, я к вам присоединюсь.

Ему кинули черную мантию.

– Облачись в это одеяние, покрыв капюшоном голову. Ты будешь хранить молчание, пока тебя не попросят заговорить. Будешь смотреть в пол. Твои руки должны быть заложены за спину. Твоя храбрость и честь твоей кровной линии, которую мы разделяем, будет оцениваться по каждому твоему движению.

Буч поднялся и натянул мантию. Если бы только он мог по-быстрому заскочить в туалет…

– Тебе дозволено опустошить свое тело. Сделай это.

Выходя, Буч удостоверился, что голова опущена, а руки сцеплены позади.

Тяжелая ладонь легла на его плечо, он знал, что это Рэйдж. Больше ничья рука не весила столько.

– Теперь следуй за нами, – сказал Рэт.

Буча вывели из Берлоги и направили к «кадиллаку» – внедорожник был подогнан к самому входу, словно братья не хотели, чтобы кто-нибудь знал о происходящем.

После того как Буч скользнул на заднее сиденье, мотор «кадиллака» завелся, и все двери закрылись. Покачиваясь, они проехали по двору, пока их не стало трясти, словно они свернули через задний двор к лесу. Никто не произнес ни слова, и в этой тишине Буч не мог не думать о том, что они собираются с ним делать. Это мало напоминало какой-нибудь пустячок.

Наконец внедорожник остановился, и все выбрались наружу. Стараясь следовать правилам, Буч отошел в сторону и посмотрел на землю, ожидая, что кто-нибудь его поведет. Так и случилось; тем временем «кадиллак» отъехал.

Буч, шаркая ногами, шел вперед, видя на земле лунное сияние, но затем источник света внезапно пропал, и стало совершенно темно. Они в пещере? Да… так и есть. Запах сырой земли заполнил ноздри, а босые ноги Буча почувствовали маленькие камешки, впивающиеся в ступни.

Шагов через сорок его резко остановили. Донеслось перешептывание, затем они снова пошли, теперь вниз по наклонной. Опять остановка. Звук, похожий на то, как если бы открывались хорошо смазанные ворота.

Затем тепло и свет. Отполированный пол из… мрамора. Черного глянцевого мрамора. Они продолжили путь, и у Буча возникло впечатление, что они идут через помещение с высоким потолком, поскольку мельчайшие звуки отдавались эхом. Еще одна пауза, за которой послышалось шуршание ткани… Братья разоблачаются, подумал он.

Чья-то ладонь сжала его загривок, и над ухом раздалось глубокое рычание Рэта:

– Сейчас ты недостоин входить сюда. Кивни.

Буч кивнул.

– Скажи, что ты недостоин.

– Я недостоин.

Голоса братьев внезапно издали громкий крик на древнем языке, словно выражая протест.

Рэт продолжил.

– Хоть ты и недостоин, не желаешь ли стать таковым этой ночью? Кивни.

Буч кивнул.

– Скажи, что желаешь стать достойным.

– Я желаю стать достойным.

Еще один выкрик на древнем языке, на этот раз – одобрение.

Рэт продолжил.

– Есть только один способ стать достойным, и это правильный и надлежащий способ. Плоть от нашей плоти. Кивни.

Он кивнул.

– Скажи, что хочешь стать плотью от нашей плоти.

– Я хочу стать плотью от вашей плоти.

Раздалось тихое пение, и у Буча сложилось впечатление, что перед ним и за его спиной пролегли две линии. Без предупреждения братья начали двигаться – волнообразное движение вперед и назад, отраженное ритмом мощных мужских голосов. Буч, стараясь попасть в ритм, тотчас же врезался в кого-то, напоминающего Фури по еле заметному запаху красного дымка, и кто-то налетел на него сзади, определенно Вишу, он просто знал это. Черт, он устроил тут полный кавардак…

А затем это произошло. Его тело будто бы нашло колею, и он теперь двигался со всеми… да, все они словно стали единым целым, двигаясь и продолжая петь, назад… вперед… влево… вправо… голоса, а не мускулы ног несли их.

Внезапно раздался акустический взрыв, как будто песня треснула и рассыпалась в тысячу разных направлений. Они вышли в открытое пространство.

Рука на плече подсказала Бучу, когда остановиться.

Пение прекратилось, словно его отключили, звуки некоторое время отдавались эхом, затем улетели прочь.

Буча взяли за руку и куда-то повели.

Рядом с ним Вишу произнес тихим голосом:

– Ступеньки.

Буч чуть запнулся, затем начал подниматься. Когда он добрался до верху, Ви поставил его так, как было нужно. Приняв заданную позу, Буч почувствовал, что находится перед чем-то огромным: пальцы ног уперлись в какую-то стену.

В последовавшей тишине бусинка пота скатилась по его носу и приземлилась между ног на глянцевый пол.

Ви сжал его плечо, словно подбадривая. Затем отошел.

– Кто выдвигает этого вампира? – прозвучал требовательный голос Девы-Законоучительницы.

– Я, Вишу, сын Воина черного кинжала, известного как Бладлеттер.

– Кто отвергает этого вампира?

Тишина. Слава богу.

Теперь голос Девы-Законоучительницы достиг колоссальной мощи, заполняя пространство и отдаваясь в ушах Буча эхом произносимых ею слов.

– На основании свидетельства Рэта, сына Рэта, и прошения Вишу, сына Воина черного кинжала, известного как Бладлеттер, я считаю этого вампира, Буча О’Нила, потомка Рэта, сына Рэта, достойным кандидатом для вступления в Братство черного кинжала. Поскольку решение вопроса в моих силах и отдано на мое усмотрение и необходимо для сохранения расы, я в данном случае воздерживаюсь от обязательности чистокровной материнской линии. Вы можете начинать.

Заговорил Рэт.

– Разверните его. Разденьте.

Буча переставили так, что теперь он стоял лицом к остальным, а Вишу снял с него черную накидку. Затем брат повернул цепочку так, чтобы золотой крест свисал между лопаток Буча.

– Подними глаза свои, – приказал Рэт.

Буч затаил дыхание и поднял глаза.

Он стоял на черном мраморном пьедестале в пещере, освещенной сотнями черных свечей. Перед ним возвышался алтарь, представляющий собой огромную каменную плиту, находящуюся в равновесии на двух приземистых столбах… которую венчал древний череп. По другую сторону алтаря выстроились в линию братья во всем своем великолепии – пятеро вампиров, чьи лица были серьезны, а тела – могучи.

Рэт вышел из строя и приблизился к алтарю.

– Сделай шаг назад к стене и возьмись за рукоятки.

Буч сделал, как ему приказали, ощутив спиной и ягодицами гладкий холодный камень.

Рэт поднял руку, и та была… вот черт – в перчатке из старого серебра, на костяшках которой имелись шипы. Кулак сжимал, как догадался Буч, рукоять черного кинжала.

Вытянув руку, король сделал надрез на своем запястье и занес руку над черепом, наверху которого находился серебряный кубок. Из вены Рэта полилась кровь, образуя блестящую красную лужицу, отражающую мерцание свечей.

– Моя плоть, – сказал Рэт. Затем зализал свою рану, закрывая ее, опустил кинжал и приблизился к Бучу.

Буч тяжело сглотнул.

Рэт сжал ладонью подбородок Буча, запрокинул его голову и укусил за шею с немалой силой. Все тело Буча содрогнулось, он стиснул зубы, чтобы не закричать, хватаясь руками за выступы, запястья едва не порвались. Затем Рэт отступил и вытер рот.