— Конечно, знал.

— Небось, сам и придумал.

— Нет. Но мой старик говорит, что вы, ребята, уж больно распустились. Старик говорит, что Штуби был слишком мягкотелым, чтобы держать в школе хоть какую-то дисциплину. Старик говорит…

— Никому не интересно, что говорит твой старик. Кончай волынку!

— Ты не должен так говорить о моем старике. Я…

— Кончай, я сказал!

Молодой Бичер посмотрел на своего оппонента — рыжего паренька по фамилии Келли, понял, что тот не шутит, и стушевался.

— Хорошо ему ухмыляться, — с горечью сказал Келли, — он живет в резиденции своего старика. Пострадают только те, кому приходится жить при школе. Форменная дискриминация, вот это что!

Около трети учеников были приходящими — в основном сыновья служащих Компании, живущих в Малом Сырте. Еще одну треть составляли дети мигрирующих колонистов, а прослойкой между двумя группами были дети служащих с отдаленных постов, особенно тех, кто работал над атмосферным проектом. Большинство из них были боливийцы и тибетцы, было и немного эскимосов.

Келли обратился к одному из них:

— Ну что, Чен? Неужели мы это проглотим?

Широкое азиатское лицо Чена ничего не выражало.

— Не стоит из-за этого волноваться, — он повернулся и хотел уйти.

— Ты, значит, не будешь бороться за свои права?

— Это все преходяще.

Джим и Фрэнк вернулись к себе, не прекращая обсуждать новости.

— Фрэнк, — спросил Джим, — что за этим кроется? Как ты думаешь, у девочек в школе то же самое творится?

— Могу позвонить Долорес Монтес и узнать.

— М-м-м… ладно, не беспокойся. Это в конце концов не важно. Вопрос в том, что нам делать?

— А что мы можем сделать?

— Не знаю. Жаль, что нельзя спросить у отца. Он мне всегда говорил, что надо бороться за свои права, — но в этом случае он бы, возможно, посчитал, что ничего особенного тут нет. Не знаю.

— Слушай, — предложил Фрэнк, — а почему бы в самом деле не посоветоваться с отцами?

— Ты предлагаешь позвонить им прямо сегодня? А связь есть?

— Нет, звонить не будем, это слишком дорого. Подождем миграции, когда они заедут к нам, теперь уж недолго осталось. Если мы собираемся поднимать бучу, то надо, чтобы нас поддержали родители, одни мы ничего не добьемся. А пока будем помалкивать и делать, что нам говорят. Может, ничего страшного и не случится.

— Вот теперь ты здраво рассуждаешь, — Джим встал. — Может, приберем все же этот свинарник?

— Давай. Слушай, Джим, я кое-что вспомнил. Как фамилия председателя Компании? Не Хоу?

— Джон У. Хоу, — подтвердил Джим. — А что?

— Директор тоже Хоу.

— A-а! Ну это ничего не значит. Хоу — очень распространенная фамилия.

— А я тебе говорю, очень даже значит. Доктор Макрей говорит, что без влиятельных родственников теплое местечко в Компании не получишь. Док говорит, что Компания — это одна большая дружная семья, а слова о том, что это независимая корпорация, — самая смешная острота с тех пор, как изобрели женщин.

— Н-ну, не знаю. Куда девать этот хлам?

Наутро за завтраком всем раздали листки с перечнем требований, которым должны соответствовать комнаты, и всю вчерашнюю работу пришлось переделывать заново. Поскольку инструкцией директора Хоу не предусматривалось, что в комнате на одного будут жить двое, это было нелегким делом, и они не успели до десяти. Впрочем, директор дошел до них только через два часа.

Он просунул голову в дверь и уже хотел было уйти, но передумал и вошел. Он указал на скафандры, висевшие на крючках рядом с гардеробом.

— Почему вы не убрали эту варварскую роспись со своих масок?

Мальчики не могли понять, о чем речь, и Хоу спросил:

— Вы не читали утром объявления на доске?

— Нет, сэр.

— Так прочтите. Вы обязаны знать все, что вывешивается на доске. Дневальный! — крикнул он в дверь.

На пороге появился старшеклассник.

— Да, сэр.

— Эти двое лишаются воскресных привилегий, пока не будут соответствовать требованиям. Пять штрафных баллов каждому. — Хоу посмотрел вокруг. — Комната невероятно захламлена и неопрятна. Почему вы не придерживаетесь предписанной схемы?

Джим не мог выдавить из себя ни слова, потрясенный явной несправедливостью вопроса, и наконец пробормотал:

— Эта комната рассчитана на одного человека. Мы сделали все, что могли.

— Меня не интересуют оправдания. Если у вас нет места, чтобы держать вещи в порядке, избавьтесь от лишних вещей, — тут его взгляд упал на Виллиса, который при виде посторонних убрался в уголок и спрятал все свои надстройки. Хоу указал на него. — Спортивное снаряжение следует хранить на шкафах или оставлять в спортзале. Недопустимо бросать его по углам.

Джим открыл было рот, но Фрэнк лягнул его в голень. Хоу, следуя к двери, продолжал:

— Я понимаю, молодые люди, что вы воспитывались вдали от цивилизации и не имели случая приобрести приличные манеры, но я сделаю все, чтобы исправить это. Я хочу, чтобы эта школа выпускала, помимо всего прочего, цивилизованных молодых джентльменов. — Хоу остановился на пороге и добавил: — Когда очистите маски, зайдите ко мне в кабинет.

Когда Хоу отошел на достаточное расстояние, Джим спросил:

— Ты зачем меня лягнул?

— Идиот ты этакий, он же подумал, что Виллис — это мяч.

— Я знаю, потому и хотел его поправить.

— Тебе что, еще мало? — процедил Фрэнк. — Хочешь держать при себе Виллиса, а Хоу, поди, уже выдумал правило, которое это запрещает.

— Ну нет, не может быть!

— С него станется. Я начинаю понимать, что Штуби не давал нашему другу Хоу проявлять свои таланты в полной мере. Слушай, а что такое «штрафные баллы»?

— Не знаю, но думаю, ничего хорошего. — Джим снял с крючка маску и посмотрел на веселые тигровые полоски. — Знаешь, Фрэнк, мне что-то не хочется становиться «цивилизованным юным джентльменом».

— Присоединяюсь.

Прежде чем браться за маски, друзья решили взглянуть на объявление, нет ли там еще какого подвоха. Они пошли в вестибюль и прочли на доске:

Джим свистнул. Фрэнк сказал:

— Нет, ты видел такое? Распустить ученический совет — подумать только? А на то, чтобы почесаться, тоже надо испрашивать разрешение? За кого он нас принимает?

— Откуда я знаю. Фрэнк, а у меня рубашки нет.

— Я тебе одолжу футболку, пока не купишь. А ты посмотри на третий пункт и сделай выводы.

— А что такое? — Джим перечел объявление.