И вдруг китаец повернулся лицом к солдату. Рука его сжимала топор. Дон так и не понял, что произошло дальше. Блеск полированной стали, глухой шлепок, словно по колоде мясника, и топор почти по самую рукоятку вонзился солдату в грудь.

Тот не издал ни звука — лишь удивленно оглянулся и медленно повалился, не выпуская из рук оружия. Он распластался на полу, и лучемет выскользнул из его пальцев.

Пока солдат падал, его напарник стоял неподвижно, держа оружие наизготовку. И лишь когда командир выпустил излучатель из рук, он поднял свой лучемет и выстрелил старому Чарли прямо в лицо. Потом он повернулся и прицелился в Дона. Дон замер, глядя в черный зрачок излучателя.

Сердце Дона, ударило, ему показалось, всего три раза, не больше, пока они так стояли. Но вот солдат чуть опустил оружие и заорал:

— Выходи! Быстро!

Дон не сводил глаз с лучемета. Солдат дернул стволом, и Дон вышел на улицу. Душа его потемнела от гнева: сейчас ему больше всего хотелось прикончить солдата, убившего старину Чарли. Не имело значения, что в гибели Чарли была виновата война; Дон не думал, не хотел думать о ее жестоких законах. Но что он мог сделать с пустыми руками против оружия? Ничего. И он подчинился. Дон еще не успел выйти из ресторана, когда солдат принялся поливать из «рейнольдса»; Дон услышал как свистит луч, ударяя в сухое дерево.

Солдат яростно хлестал по стенам огнем; казалось, еще секунда — и здание взлетит на воздух. Когда Дон выскочил из ресторана на улицу, тот пылал не меньше чем в десяти местах. Солдат выпрыгнул вслед за Доном и ткнул его в спину горячим стволом:

— Пошевеливайся! Марш по улице!

Дон побежал по направлению к улице Бьюкенена.

Улица была забита людьми, солдаты в зеленом гнали толпу к городской окраине. По обе стороны мостовой пылали дома: солдаты сжигали город, но жителям давали возможность спастись. Дона вместе с толпой затолкали в какой-то переулок, до которого еще не добралось пламя. Вскоре горожан вывели за городскую черту, и они двинулись по дороге. Дон ни разу здесь не бывал, но из разговоров понял: их ведут на Восточную косу.

В тот самый лагерь, где новое правительство собиралось держать интернированных. Большая часть людей была слишком потрясена, чтобы о чем-нибудь сейчас беспокоиться. Где-то близко кричала женщина; ее голос то нарастал, то делался тише, словно сирена.

Народу пригнали в десять раз больше, чем вмещал лагерь. Бараки были забиты до предела, и даже на улице люди стояли вплотную. Охрана лишь заталкивала колонистов внутрь и сразу же о них забывала. Люди сгрудились на маленьком пятачке, а с обложенного тучами неба им на головы опускался пепел их сожженных домов.

Дон сумел взять себя в руки еще по дороге в лагерь. Когда его загнали за проволоку, первым делом он попытался разыскать Изобел. Дон протискивался сквозь толпу, расспрашивал, заглядывал в лица. Несколько раз ему показалось, что он ее наконец нашел, но каждый раз это была не она. Отца ее он тоже нигде не встретил. Многие из людей, которым он задавал вопросы, говорили, что да, где-то они ее видели, но след всегда обрывался. Дону уже начинало мерещиться: вот Изобел мечется, погибая в огне, вот она лежит мертвая, с пробитой головой в переулке.

Его поиски оборвал металлический голос. Громкоговорители ожили и по всем концам лагеря разнеслось:

— Внимание! Спокойствие! Слушайте приказ. Говорит полковник Ванистарт, миротворческие силы Федерации. Я говорю от имени военного коменданта Венеры. Всем жителям планеты объявлена амнистия — всем колонистам, за исключением членов мятежного правительства и офицеров армии мятежников. Вас отпустят после установления личности. Восстанавливается кодекс законов, действовавший до мятежа. По усмотрению военного коменданта могут вводиться новые. Внимание! Распоряжение номер один! Города Нью-Лондон, Бьюкенен, Куи-Куи-таун будут стерты с лица планеты. Отныне разрешается существование населенных пунктов с населением не более тысячи человек. Без особого распоряжения могут собираться вместе не более десяти человек. Запрещено формирование военизированных организаций. Колонистам под страхом смерти запрещено иметь энергетическое оружие.

Голос умолк. Дон услышал, как за его спиной кто-то сказал:

— И что же нам теперь делать? Куда идти? Как жить?..

На этот риторический вопрос тут же последовал ответ. Динамик загрохотал:

— Федерация не собирается оказывать помощь разгромленным мятежникам. Гражданам, оставшимся без жилья, следует рассчитывать только на поддержку колонистов, которые не лишились имущества! Советуем вам по выходе из лагеря разойтись по окрестностям. Ищите себе временное пристанище у фермеров и в небольших деревнях.

— Вот тебе и ответ, Клара, — сказал кто-то убитым голосом. — Им наплевать, выживем мы или сдохнем.

— Но как же мы уйдем? — ответила женщина. — У нас нет гондолы.

— Вплавь… или пешком по воде.

На территорию лагеря вступили солдаты и принялись выводить к воротам группы по пятьдесят человек. С толпой они обращались, как гуртовщики — со скотом. Дон рванулся к выходу, надеясь увидеть Изобел, и сам того не желая попал во вторую группу. Дон предъявил бумаги, и сразу же произошла неувязка: его имени в списках не оказалось. Он объяснил, что прибыл сюда последним рейсом на «Наутилусе».

— Так какого черта ты молчал? — хмуро спросил солдат, производивший проверку. Он повернулся и достал другой список: — Ханнеган… Хардекер… Ага! Харви. Дональд Джей. Так. Погоди-ка, тут стоит галочка. Сержант, у этого парня против фамилии пометка — «политический».

— Давай его в караулку, — устало сказал сержант.

Дона впихнули в домик, который стоял у ворот. Таких, как он, набралось примерно с десяток. Вид у всех был встревоженный. Тут же его провели в небольшой закуток позади караульного помещения. Человек, который вполне мог сойти за высокого, не будь он такой толщины, спросил:

— Дональд Джеймс Харви?

— Да, я.

Человек подошел поближе, осмотрел Дона со всех сторон, и лицо его расплылось в счастливой улыбке:

— Ну добро пожаловать, сынок! Как я рад нашей встрече!

Дон не понял, лицо его вытянулось. Мужчина между тем продолжал:

— Полагаю, мне нужно представиться. Стэнли Бэнкфилд, к твоим услугам. Офицер первого класса, политическая полиция, Международное бюро расследований. В данный момент — специальный советник его превосходительства губернатора.

При упоминании МБР Дон весь напрягся. Толстяк это заметил — его маленькие глазки, спрятанные за складками жира, замечали все. Он сказал:

— Не волнуйся, сынок. Я не хочу тебе ничего плохого; я просто рад тебя видеть. Но побегать мне за тобой пришлось ой-ей-ей сколько — полсистемы объехал. Был момент, я даже решил, что ты погиб на «Дороге Славы» — мир праху ее, — и горькими слезами оплакал твою кончину. Да-да, сэр! Я проливал слезы. Но теперь все позади, и все хорошо, что хорошо кончается. Так что давай его.

— «Что» давать?

— Ну-ну, я же все о тебе знаю — чуть не каждое слово, которое ты говорил, начиная с детских пеленок. Я даже кормил сахаром Лодыря, твоего пони. Ну, давай его сюда.

— Что давать-то?

— Кольцо, кольцо! — Бэнкфилд протянул к Дону свою мясистую ладонь.

— Я не понимаю, о чем вы говорите.

Бэнкфилд энергично повел плечами.

— Я говорю о кольце из пластика, с буквой «эйч», которое тебе передал покойный доктор Джефферсон. Видишь, я прекрасно знаю, о чем говорю. Я знаю, что оно у тебя, и намерен его забрать. Мой подчиненный оказался настолько глуп, что отпустил тебя вместе с кольцом, — и он за это наказан. Надеюсь, ты не хочешь, чтобы со мной случилось нечто подобное? Так что давай его сюда.

— Теперь я знаю, о чем вы говорите, — сказал Дон, — но у меня его нет.

— Как? Что ты несешь? Тогда где оно?

Мозг Дона лихорадочно работал. Если он им скажет про Изобел, МБР сразу же бросится по ее следу. Нет, он этого не допустит, даже если ему придется откусить собственный язык.