Как и у «Галилея», у этого корабля был один люк — по правому борту, и располагался он прямо за пилотской рубкой. Доктор велел Россу остановиться, поднялся по узкому металлическому трапу и попытался открыть люк. К его удивлению, корабль оказался не заперт. Потом доктору пришло в голову, что удивляться здесь нечему. Замки были изобретены для городских жилищ. Когда давление в камере выровнялось, Каргрейвз снял с пояса фонарик, взятый в нацистском «джипе», и приготовился к встрече с тем, что находилось за дверью шлюза. Дверь с шумом распахнулась. Каргрейвз пригнулся, отскочил в сторону и осветил помещение фонариком. Никого… и ничего.

Корабль был пуст от носа до кормы. Это было почти невероятной удачей. Доктор ожидал встретить здесь хотя бы часового. Правда, часовой — это пара неиспользуемых рабочих рук, а здесь, на Луне, они стоили в сотни, тысячи раз дороже, чем на Земле. Люди здесь наверняка на вес золота; скорее всего, решил доктор, функцию охраны выполнял радар — неусыпный автоматический страж. И наверняка снабженный широкополосным радиопеленгатором, подумал Каргрейвз, вспоминая, как быстро поступил ответ на сигнал, который они в первый раз направили из своего кратера.

Он прошел через пассажирский салон, оборудованный десятками противоперегрузочных кресел, и через трюм спустился в кормовой отсек. Он искал силовую установку. Но так и не нашел. Путь преградила наглухо заваренная стальная переборка без единого отверстия. Удивленный, доктор вернулся к пульту управления. То, что он увидел там, удивило его еще больше. Противоперегрузочные кресла были обычными, некоторые из навигационных приборов — стандартными, о назначении прочих было нетрудно догадаться. Но функции органов управления были абсолютно непонятны.

Хотя это и озадачило его, одно было совершенно ясно. Нацистам не удалось бы справиться с такой грандиозной задачей — построить гигантский корабль в секретном убежище — точно так же, как и он сам, и его мальчики не смогли бы построить «Галилей» голыми руками. Они лишь заменили двигатель и установили несколько второстепенных приборов. «Вотан» был одним из лучших, новейших больших кораблей, которые выпускались на верфях Детройта. Доктор вспомнил о том, что время идет. Осмотр корабля занял целых семь минут, и Каргрейвз поспешил наружу к Россу.

— Пусто, — сообщил он, оставляя подробности на потом. — А теперь порыщем в крысиной норе.

И бегом припустил по равнине. Пробираясь среди острых глыб к базе, они были вынуждены соблюдать особую осторожность. Сброшенная ими бомба не была атомной, она была начинена самой обычной взрывчаткой. Но хотя опасности облучения не было, путешественники вполне могли поскользнуться и провалиться в черную бездну. Внезапно глыбы кончились, и они увидели великолепную лестницу, ведущую вглубь. Росс посветил фонариком. Стены, ступени и потолок были покрыты каким-то прочным лаком, который обеспечивал герметичность помещения. Лак был почти прозрачный, и можно было видеть, что он покрывает плотно пригнанные каменные плиты.

— Да уж, пришлось им тут попотеть! — заметил Росс.

— Тихо! — ответил доктор.

Двумястами футами ниже лестница закончилась, и они вошли в другую дверь. Это не был шлюз, но все же и эта дверь была герметична. Тем не менее она не спасла обитателей базы: взрыв и напор воздуха изнутри оказались слишком сильными для нее. Она удержалась на петлях, но была вспучена и так искорежена, что они смогли войти внутрь через открывшуюся брешь. В помещении за дверью было светло. Взрыв разбил большую часть установленных здесь старомодных светильников, но все же то тут, то там горела одинокая лампочка, и разведчики сумели разглядеть, что они находятся в большом зале. Каргрейвз осторожно двинулся вперед.

Справа было помещение, в которое вела обычная, не герметичная дверь, сейчас висевшая на одной петле. Теперь они поняли, почему во время атаки на поверхности никого не оказалось. Здесь располагалась спальня, и смерть застигла нацистов во сне. На Луне понятия «день» и «ночь» весьма произвольны, если употреблять их в смысле «рабочее время» и «время отдыха». У нацистов было другое времяисчисление, и они имели несчастье спать именно тогда, когда в них попала бомба Морри, разом лишившая их воздуха. Каргрейвз задержался здесь ровно настолько, чтобы убедиться в том, что в живых не осталось никого. Росса он сюда не впустил. На лежащих людях крови было немного — в основном она вытекала изо ртов и выпученных глаз. К горлу доктора подступила тошнота — не из-за вида крови, а из-за выражения, застывшего на безжизненных лицах. Он вышел из спальни, борясь с дурнотой.

Росс тоже нашел кое-что интересное.

— Посмотрите сюда! — позвал он.

Каргрейвз подошел поближе. Резкое падение давления выворотило кусок стены, который ввалился внутрь помещения. Он представлял собой металлическую панель, а не каменные плиты, которыми были выложены остальные стены. Росс потянул панель, отодвинул ее настолько, что можно было заглянуть за нее, и осветил открывшееся отверстие фонариком. Внутри был еще один коридор, уложенный тщательно отшлифованными и пригнанными каменными плитами. Но здесь плиты не были покрыты герметизирующим лаком.

— Интересно, зачем они вырыли этот коридор, а потом замуровали его? — спросил Росс. — Как вы думаете, может быть, они что-нибудь там спрятали? Атомные бомбы, например?

Каргрейвз изучил аккуратно подогнанные плиты, терявшиеся в черноте бесконечного коридора стен. После долгого молчания он тихо сказал:

— Нет, Росс, это не нацистский склад. Ты открыл жилище селенитов.

Росс молчал, не в силах произнести ни слова. Когда к нему, наконец, вернулся дар речи, он воскликнул:

— Вы это вправду? Док, вы уверены?

Каргрейвз кивнул.

— Настолько уверен, насколько это возможно. Я долго не мог понять — как нацистам удалось построить такую мощную базу и почему они выбрали для герметизации такой странный материал — каменные плиты. Это потребовало бы очень больших усилий, особенно если работать в скафандрах. Но я решил отнести все на счет любви немцев ко всему монументальному: у них это называется — «сработано на совесть». Мне сразу надо было повнимательнее присмотреться.

Он заглянул в темный таинственный коридор.

— Несомненно, все это построено не за последние несколько месяцев.

— Давно?

— Давно? Миллион лет — это, по-твоему, как — давно? А десять миллионов? Не знаю: мне трудно представить себе даже тысячу лет. Возможно, нам этого никогда не узнать.

Россу очень хотелось немедленно все осмотреть. Каргрейвз покачал головой.

— Нам нельзя сейчас отвлекаться, Росс. То, что мы обнаружили, — величайшая находка в истории человечества. Но она может и подождать, — он посмотрел на часы. — У нас осталось ровно одиннадцать минут, чтобы покончить с делами и вернуться наверх, а то ребята начнут волноваться.

Он быстрым шагом обошел остальные помещения. Росс расположился в центральном зале, прикрывая Каргрейвза с тыла. Доктор обнаружил радиостанцию, подле которой сидел в наушниках мертвый оператор, и отметил, что оборудование, судя по всему, не слишком повреждено волной воздуха, вырвавшегося наружу. Затем он нашел арсенал, в котором хранились винтовки и бомбы для «джипа». Далее находился склад управляемых ракет. Их там размещалось что-то около двух сотен, но стеллажи были заполнены только наполовину. Каждая из ракет могла бы взорвать и испепелить целый город, но у доктора не было времени думать на эту тему. Он двинулся дальше. В небольшой, хорошо обставленной комнате, похожей на кают-компанию или офицерскую гостиную, Каргрейвз нашел нациста, отличавшегося своим видом от прочих.

Он лежал в скафандре, лицом вниз. Хоть он и не двигался, Каргрейвз приблизился к нему с большой осторожностью. Незнакомец был либо мертв, либо без сознания. Но на его лице не было признаков смерти, а скафандр был надут воздухом. Размышляя, как ему поступить, доктор опустился подле него на колени. На боку лежавшего висел пистолет. Каргрейвз вытащил его и сунул себе за пояс. В перчатках и сквозь плотную ткань скафандра было невозможно прощупать пульс, а шлем мешал прослушать у незнакомца сердце. До конца условленного срока оставалось лишь пять минут, и если доктор хотел что-нибудь сделать, ему следовало поспешить. Он схватил обмякшее тело за пояс и потащил его за собой.