— Как ты себя чувствуешь?

— Как собственный дедушка.

— Я про горло спрашиваю.

— Да нормально. — И Фрэнк тут же закашлялся, но усилием воли остановил приступ: очень неудобно кашлять, когда на тебе респиратор, а чихать еще хуже.

— Позавтракать не хочешь?

— Нет, не хочу пока, — ответил Фрэнк. — Давай сначала поищем станцию, тогда и поедим, как люди.

— Давай.

Джим упаковал Виллиса обратно в сумку и убедился, что стоять и ходить может. Заметив фонарик, он сунул его к Виллису и пошел за Фрэнком на берег. Растительность начинала вылезать из земли и все больше мешала ходьбе. Зелень еще не отошла от ночного холода и неохотно уступала дорогу. Они вышли на берег.

— Спуск должен быть ярдов на сто вправо, — определил Фрэнк. — Точно, я его вижу. Пошли.

Джим схватил его за руку и оттащил назад.

— Ты что, обалдел?

— Погляди на канал к северу.

— Чего там? А-а!

К ним приближался скутер, но не со скоростью двести пятьдесят миль в час, обычной для него, он еле полз. Наверху, на куполе, сидело двое человек.

Фрэнк быстро отпрянул назад.

— Молодец, Джим. Я чуть было не вылез прямо на них. Пусть проедут.

— Виллис тоже молодец, — наставительно заметил Виллис.

— Проедут, как же! — ответил Джим. — Ты что, не видишь, что они делают?

— Что?

— Идут по нашим следам, вот что!

Пораженный Фрэнк выглянул из укрытия.

— Осторожно! — одернул Джим. — У него бинокль.

Фрэнк нырнул обратно, он видел достаточно: скутер остановился примерно в том месте, где и они вчера вечером. Один из тех, что сидел наверху, через обзорный купол жестами разговаривал с водителем, показывая на спуск.

Следы коньков никогда не исчезают со льда канала — разве что при оттепели, а сейчас канал прочно замерз на зиму. И вряд ли еще кто-нибудь, кроме двух беглецов, мог бежать на коньках по этому отрезку канала, вдали от всякого жилья, и в это время. Следы скутеров, конечно, тоже отпечатывались на льду, но Джим и Фрэнк, как все конькобежцы, избегали их, предпочитая гладкий лед. Теперь их след, как по нитке, мог привести любого от станции Киния к ближайшему спуску.

— Залезем обратно в кусты, — прошептал Джим, — и спрячемся, пока они не уйдут. В этих зарослях им нас никогда не найти.

— А вдруг не уйдут? Хочешь провести еще одну ночь в капусте?

— Когда-нибудь им ведь придется уйти.

— Да, но это будет не скоро. Они знают, что мы поднялись на берег в том месте, значит, останутся и будут искать, мы столько не выдержим. Им легче, у них есть укрытие.

— Что же тогда делать?

— Пойдем на юг по берегу пешком, хотя бы до следующего спуска.

— Ну пошли, а то они вот-вот поднимутся.

С Фрэнком во главе они рысцой двинулись по берегу. Растения теперь поднялись достаточно высоко, чтобы можно было пройти под ними. Фрэнк держался футах в тридцати от обрыва. Сумрак под листвой и стебли трав укрывали их от преследователей.

Джим был начеку, высматривая змеечервей и водоискалок, и велел Виллису тоже следить. Они шли с хорошей скоростью. Через несколько минут Фрэнк остановился, знаком призвал к молчанию, и они прислушались. Джим слышал только хриплое дыхание Фрэнка, если погоня и шла за ними, то отстала.

Они отошли уже мили на две к югу от спуска, и Фрэнк внезапно остановился. Джим налетел на него, и оба чуть не скатились в то, что послужило причиной остановки, — в поперечный канал. Он шел с востока на запад и был притоком главного канала. Между Кинией и Хараксом таких было несколько. Некоторые соединяли восточный рукав Стримона с западным, другие просто отводили воду в местные водоемы.

Джим заглянул в глубокий и узкий проем.

— Надо же, чуть не свалились.

Фрэнк не ответил. Он упал на колени и схватился за голову: на него напал кашель. Потом приступ прекратился, но плечи Фрэнка продолжали вздрагивать, будто он беззвучно рыдал. Джим положил руку ему на плечо.

— Худо тебе, парень?

Фрэнк не ответил.

— Бедный наш Фрэнк! — сказал Виллис и поцокал, как будто языком.

Джим в раздумье снова перевел взгляд на канал. Фрэнк поднял голову и сказал:

— Я ничего. Это просто минутное — вдруг этот канал и снова задержка из-за него. Я так устал.

— Слушай, Фрэнк, — сказал Джим, — у меня новый план. Я пойду вдоль этой канавы на восток, пока не найду, где можно спуститься. А ты пойдешь назад и сдашься.

— Нет!

— Дай договорить! Это будет только разумно. Ты слишком сильно болен, чтобы идти. Если ты останешься здесь, то умрешь, надо себе в этом сознаться. Кто-то должен рассказать обо всем нашим, и это буду я. Ты идешь к скутеру, сдаешься и врешь им, что я, мол, пошел туда-то и туда-то — в другую сторону, конечно. Если соврешь убедительно, это может сбить их со следа, и весь день они будут гоняться за собственным хвостом, а у меня будет передышка. Ты тем временем полежишь в скутере, в тепле и безопасности, а завтра тебя поместят в школьный лазарет. Это только разумно, правда?

— Нет.

— Почему «нет»? Ты просто упрямишься.

— Нет, — повторил Фрэнк, — ничего не выйдет. Во-первых, я не дамся им в руки, лучше умру.

— Дурак!

— Сам дурак. Во-вторых, передышка в один день ничего тебе не даст. Когда они убедятся, что там, где я сказал, тебя нет, они вернутся, прочешут канал на скутере и завтра же тебя поймают.

— Что же ты предлагаешь?

— Не знаю, но твой план не годится.

Несколько минут оба молчали, потом Джим спросил:

— Какой у них скутер?

— Обычный грузовой, «Хадсон-600», по-моему. А что?

— Смогут они развернуться здесь?

Фрэнк посмотрел на поперечный канал с высокого берега: уровень воды в нем был таким низким, что ширина льда не достигала и двадцати футов.

— Не смогут, — ответил он.

— Значит, не будут обыскивать приток на скутере — по крайней мере, на этом.

— Без тебя ясно, — перебил Фрэнк. — Ты хочешь выйти на восточный Стримон и по нему добираться домой. Но откуда ты знаешь, выводит к нему эта канава или нет? Ты так хорошо помнишь карту?

— Нет, не помню. Но вероятность большая. А если нет, одну часть пути мы пробежим, а другую часть пройдем пешком, вот и все.

— Когда мы выйдем на восточный рукав, нам все равно останется миль пятьсот до Харакса. На этом рукаве хотя бы станции есть, просто мы вчера одну пропустили.

— На восточном рукаве так же могут быть станции, как и на западном, — возразил Джим. — Весной работы по Проекту начнутся и здесь, и там. Я знаю, отец без конца говорит об этом. А по этому рукаву дальше идти просто нельзя, нас здесь ищут. Так чего зря языком молоть? Вопрос только в том, сможешь ты бежать на коньках или нет? Если нет, я все-таки за то, чтобы ты сдался.

— Смогу, — мрачно сказал Фрэнк и встал. — Идем.

Они смело вышли на каменную кромку канала и убедились, что их преследователи все еще обыскивают окрестности того места, где оборвался след. Пройдя три или четыре мили на восток, они обнаружили спуск на лед.

— Попытаем счастья? — спросил Джим.

— Конечно. Даже если они пошлют вдогонку человека на коньках, не думаю, чтобы он добрался до этого места — следов-то нет. Я устал идти пешком.

Они сошли вниз, надели коньки и покатили вперед. Ходьба излечила почти все последствия сна в неудобном положении, хорошо было снова оказаться на льду. Джим подстраивался под Фрэнка, а тот, несмотря на болезнь, бежал ровно, оставляя позади милю за милей.

Они проехали около сорока миль, и берега стали гораздо ниже. У Джима при виде этого екнуло сердце: должно быть, канал не доведет их до восточного рукава, это всего лишь сток, ведущий к какой-то впадине в пустыне. Свои подозрения он оставил при себе, но еще через час щадить друга больше не было смысла, истина стала очевидной. Берега стали такими низкими, что можно было видеть, что наверху, а лед впереди больше не сливался с голубым небом, а обрывался невдалеке.

Они дошли до этого места — там было замерзшее болото. Берега исчезли, во все стороны простирался неровный лед, обрамленный вдали зеленью. Кое-где из-подо льда торчали пучки травы, прихваченной морозом.