Я не отшатнулся — Джордж уверяет, что я больше акробат, чем акрофоб[90], — но все же я крепко ухватился за поручни. Кому охота так далеко падать… Кварцевая поверхность не давала отражения, и казалось, что между тобой и потусторонним царством вообще ничего не было. Из-за вращения корабля звезды пробегали мимо иллюминатора, от этого становилось еще муторнее. Слева, покачиваясь, выкатилась Большая Медведица, прошла почти подо мной и ускользнула вправо, через несколько секунд она появилась снова. Я сказал:

— Ну, с меня довольно!

И уступил место, чтобы еще кто-нибудь мог полюбоваться зрелищем, но что-то никто не спешил.

Потом мы отправились на гидропонные фермы — но там ничего особенного интересного не оказалось: просто множество растений — их выращивали, чтобы возмещать кислород, потребляемый нами во время дыхания. Большей частью это были водоросли, но там имелся и огород. Я удивился: как же его выращивали, пока нас еще не было на борту? Мистер Ортега показал нам кран для подачи углекислого газа из установки, которая пряталась в стене:

— Приходилось, разумеется, их снабжать.

Жалко, что я сам не догадался: это же так просто.

Мистер Ортега повел нас в столовую, мы там расселись, и он начал рассказывать об энергетической установке. Он сказал, что развитие космического звездоплавания прошло три стадии. На первой применялись ракеты-корабли, работающие на химическом топливе; они не особенно отличаются от больших немецких ракет, использовавшихся во время Второй мировой войны, — только корабли были многоступенчатыми.

— Вы, ребята, уже не застали те ракеты, — пояснил он, — но это были самые крупные космические корабли, какие когда-либо строили. Большими их приходилось строить из-за их малой эффективности. Как вам известно, первая ракета, которая достигла Луны, была четырехступенчатой. Последняя ее ступень имела такую же длину, как наш «Мэйфлауэр», но полезная загрузка составляла меньше тонны. С развитием космического звездоплавания корабли становились не крупнее, а, наоборот, все меньше.

Следующим достижением была ракета, работающая на атомном топливе. Это серьезное усовершенствование: отпала необходимость делать их ступенчатыми. Это означает, что корабль типа «Дедал» может оторваться от Земли, не катапультируя и не используя ступенчатых ракет, и долететь до Луны или даже Марса. Но эти корабли сохраняют все недостатки ракет: они зависят от атомной установки, которая должна раскалить реактивную массу и передать движение двигателям, так же как их предшественники зависели от химического топлива, предназначенного для той же цели. Последнее достижение — это корабли, преобразующие массу в энергию, как «Мэйфлауэр», и возможно, это высшая степень развития. Корабль, преобразующий массу в энергию, теоретически способен приближаться к скорости света. Возьмем наше путешествие: ускорение у нас — одно g, мы ускорялись около четырех часов двадцати минут — в конце концов, это дало бы нам скорость свыше девяноста миль в секунду. Если бы мы держали такое ускорение немногим меньше года, мы приблизились бы к скорости света. Корабли с преобразующейся массой располагают огромным количеством энергии: при ста процентах эффективности сейчас используется только один процент массы для преобразования в энергию и еще один процент — в качестве реактивной массы. Именно на это будет способен «Звездный скиталец», когда закончат его постройку.

Один из младших ребятишек поднял руку:

— Мистер главный инженер!

— Да, сынок?

— А если бы наш корабль летел еще несколько недель и перешагнул бы скорость света?

Мистер Ортега покачал головой:

— Это невозможно.

— Почему?

— М-м-м… насколько ты продвинулся в математике, сынок?

— По программе начальной школы.

— Боюсь, тогда бесполезно объяснять. Просто поверь мне на слово — умные люди считают, что это невозможно.

Я много размышлял над этим пунктом. Почему же невозможно достигнуть скорости выше световой? Мне известна вся эта старая болтовня насчет того, как Эйнштейновы уравнения доказывают, что скорость выше световой такая же бессмыслица, как вес какой-нибудь мелодии или цвет звука, потому что тут приходится рассматривать корень квадратный из минус единицы, — но все это чистая теория, а из курса истории, которую нам читали, я прекрасно усвоил, что ученые меняют свои теории так же часто, как змеи кожу. Я поднял руку.

— О’кей, — заметил он. — Ты, вихрастый. Говори.

— Мистер Ортега, если допустить, что мы не можем превысить скорость света, что бы случилось, если бы «Звездный скиталец» приблизился к световой скорости — и тут капитан вдруг увеличил бы ускорение до шести g и так бы его держал?

— Ну, тогда бы… Нет, лучше так… — он улыбнулся и сделался вдруг моложе. — Слушай, парень, не задавай ты мне этих вопросов. Я всего лишь дремучий инженер, не занимаюсь я теоретической физикой. — Он как будто задумался и добавил: — Если честно, не знаю, что бы произошло, но я бы многое отдал, чтобы это узнать. Может, мы обнаружили бы изнутри, что собой представляет корень квадратный из минус единицы? — Он оживленно говорил дальше: — Продолжим о «Мэйфлауэре». Возможно, вам известно, что, когда не вернулся тот, первый «Звездный скиталец», вторым «Звездным скитальцем» должен был стать «Мэйфлауэр», но проект устарел еще до того, как корабль начали строить. Так что название передали новому межзвездному кораблю, «Звездному скитальцу-III», а этот переименовали в «Мэйфлауэр» и передали его в колониальную службу. Вы, ребятишки, должны оценить, как вам повезло. До сих пор люди, эмигрирующие на Ганимед, должны были добираться туда целых два года и девять месяцев. А вы проделываете весь путь за два месяца.

— А быстрее мы не могли бы лететь? — вякнул кто-то.

— Могли бы, — ответил он. — Но это ни к чему: это не соответствует условиям астрогации и создает дополнительные трудности. Будьте терпеливыми: ваши внуки будут тратить на такое же путешествие неделю, весь путь ускоряясь на одном g. Тогда станет так много кораблей, что придется ввести космических инспекторов дорожного движения, и, возможно, нам удастся вывозить с Земли весь излишний ежегодный прирост населения. Ну, хватит об этом, — решил он. — Кто здесь может мне сказать, что означает: Е равняется тс квадрат?

Я мог бы ответить на этот вопрос, но я уже раз высказался, а на выскочек всегда смотрят косо. Наконец, один из старших ребят сказал:

— Это означает, что масса может быть преобразована в энергию.

— Верно, — согласился мистер Ортега. — Первой реальной демонстрацией этого закона была атомная бомба, которую взорвали в 1945 в Аламогордо, Нью-Мексико. Это был особый случай: тогда еще не знали, как контролировать реакцию. Все, чего смогли достигнуть, это очень громко бабахнуть. Затем построили урановые энергетические установки, но и это не дало особенных результатов, потому что тут опять был исключительный случай, и только микроскопический процент массы мог быть преобразован в энергию. Это стало возможным лишь с появлением уравнения Килгоуэра — не волнуйтесь, вы будете его изучать, когда станете постарше, если, конечно, заинтересуетесь. Когда Килгоуэр показал, как это осуществляется на деле, мы наконец получили представление о том, что именно означает равенство энергии и массы, сформулированное еще в одна тысяча девятьсот пятом году[91]. Но мы все еще не знали, как управлять процессом. Если бы нам пришлось обращать массу в энергию, нам понадобилась бы дополнительная масса, которая окружала бы область реакции: совершенно особая масса, она не превращалась бы в энергию до тех пор, пока нам это не понадобилось бы, и удерживала бы реакцию там, где нам нужно. Обычные металлы для этого не годятся, с таким же успехом можно было бы использовать мягкое масло. Но уравнение Килгоуэра подсказало еще и способ, каким это сделать, — когда его правильно прочли. Кто-нибудь из вас имеет представление о том, сколько энергии вы получите, если преобразовать в энергию определенное количество массы?