— Спасибо, — Дон взял сэндвич, и это помогло ему уйти от прямого ответа.

Похвала в адрес родителей была, конечно, приятна, но с такими словами не принято соглашаться вслух.

Но доктор умел поддерживать разговор и без участия собеседника.

— Конечно, мы никогда не получим ответы на все вопросы. Каким образом развалилась на куски и превратилась в космический мусор благороднейшая из планет, колыбель империи? Твой отец провел четыре года в поясе астероидов — ты был там с ним, не так ли? — и не нашел вразумительного ответа. Была ли это планета со спутником — вроде системы «Земля — Луна», — разрушенная приливными силами? Или ее взорвали?

— Взорвали? Но ведь это теоретически невозможно, — заспорил Дон.

Доктор Джефферсон взмахом руки отмел его возражение.

— Все теоретически невозможно до тех пор, пока не происходит на самом деле. Можно написать историю науки наоборот, собрав туда торжественные заверения самых авторитетных ученых насчет того, чего нельзя сделать и что не может случиться. Ты хоть немного изучал математическую философию, Дон? Знаком ли ты с теорией множественных вселенных и с открытыми системами аксиом?

— Э… Боюсь, что нет, сэр.

— Простая идея и очень заманчивая. Возможно все. Именно все. И все происходило. В одной вселенной ты согласился выпить этого хереса и нализался как свинья. В другой вселенной пятая планета никогда не разрушалась. В третьей энергия атома и ядерное оружие — вещи совершенно невозможные, каковыми и считали их наши предки. Эта последняя не лишена привлекательности, во всяком случае для неженок вроде меня.

Он поднялся.

— Не увлекайся бутербродами. Я собираюсь повести тебя в ресторан, а там, кроме всего прочего, будет наверняка и еда… да такая, которую сам Зевс посулил богам, да так и не подал.

— Я не хочу отнимать у вас слишком много времени, сэр, — Дон все еще надеялся побродить по городу в одиночестве.

Он впал в отчаяние, представив себе ужин в каком-нибудь чопорном клубе для толстосумов, после чего последует длинная беседа о высоких материях. А ведь сегодня последний его день на Земле.

— Время? Что такое время? Каждый следующий час жизни столь же нов и свеж, как тот, что мы только что прожили. Ты уже снял номер в «Караван-сарае»?

— Нет, сэр. Я только сдал на вокзале свои сумки.

— Хорошо. Переночуешь здесь. Потом мы пошлем за твоими пожитками.

В поведении доктора произошла едва заметная перемена.

— Но твою почту должны были переслать в гостиницу?

— Да, в гостиницу.

Дон с удивлением заметил, что доктор Джефферсон явно встревожен.

— Хорошо, займемся этим позднее. Тот пакет, который я тебе послал… его быстро переправят?

— Я не знаю, сэр. Обычно почта приходит два раза в день. Если она прибыла после моего отъезда, то пролежит до утра, как обычно. Но если директор вспомнит, то пошлет ее в город со специальным курьером, чтобы я получил все завтра утром до отлета.

— Ты хочешь сказать, что школа не связана с городом пневмопочтой?

— Нет, сэр, повар привозит утреннюю почту, когда ездит за покупками, а дневную сбрасывают на парашюте с рейсового вертолета из Розуэлла.

— Необитаемый остров! Ну ладно, ближе к полуночи проверим. Если посылка не пришла — ничего страшного.

Тем не менее доктор казался встревоженным и почти всю дорогу до ресторана молчал.

Ресторан непонятно почему назывался «Задняя комната», и никакой вывески снаружи не оказалось. Обыкновенная дверь в стене туннеля, такая же, как и все остальные. Несмотря на это, множество людей, похоже, знало, что там такое, и горело желанием туда попасть. Попытки их пресекал исполненный достоинства, сурового вида мужчина, который охранял вход, прегражденный обтянутой в бархат веревкой. Он узнал доктора Джефферсона и послал за метрдотелем. Доктор сделал рукой жест, понятный во все времена всем метрдотелям на свете, барьер убрали, и гостей с королевскими почестями провели к столику возле танцевальной площадки. Заметив, какие доктор дал громадные чаевые, Дон вытаращил глаза. И ему даже не пришлось менять выражение лица, когда он увидел подошедшую к их столику официантку.

Не мудрствуя лукаво, он решил, что девушка — прекраснейшее из всех созданий, которых он когда-либо видел. И по фигуре и по тому, как она одета. Джефферсон заметил, с каким видом тот смотрит на официантку, и усмехнулся.

— Сынок, не трать попусту свой энтузиазм. Те, на которых стоит посмотреть — за что, собственно, и деньги заплачены, — будут там, — он махнул рукой в сторону сцены. — Начнем с коктейля?

Дон ответил, что поверить в такое не может, а коктейля ему не надо.

— Ну, как хочешь. Ты уже настоящий мужчина, и один кусочек от запретного плода — исключительно ради пробы — вряд ли тебе повредит. Но обед-то, надеюсь, ты мне заказать позволишь?

На это Дон согласился. Пока доктор обсуждал с плененной принцессой меню, Дон огляделся. Интерьер имитировал улицу поздним вечером; над головой загорались звезды. Помещение опоясывала высокая кирпичная стена, скрывавшая несуществующий средний план и заполнявшая пространство между полом и искусственным небом. Легкий ветерок покачивал кроны нависших над стеной яблонь. У дальней стены зала располагался старинный колодец с журавлем. Дон увидел, как к колодцу подошла еще одна из «принцесс», подняла журавль и достала серебряное ведерко с обернутой салфеткой бутылкой.

Напротив, тоже около танцплощадки, убрали столик, чтобы освободить место для большой прозрачной пластмассовой капсулы на колесах. Дон ни разу таких не видел, но знал ее назначение. Это была марсианская «детская коляска» — передвижной кондиционер, обеспечивающий необходимым прохладным разреженным воздухом уроженца Марса. Сквозь стенки смутно виднелся ее обитатель: хилое тело поддерживал суставчатый сервокорсет, призванный помочь марсианину справиться с силой тяжести третьей планеты. Его псевдокрылья уныло повисли, марсианин не шевелился. Дону стало беднягу жаль.

В детстве он встречал марсиан на Луне, но тамошнее тяготение было меньше, чем на Марсе; оно не превращало их в инвалидов, обездвиженных гравитационным полем, чрезвычайно болезненным для существ с подобной эволюционной структурой.

Марсианам было и тяжело, и опасно прилетать на Землю, и Дону стало интересно, что привело сюда этого пришельца. Может быть, дипломатическая миссия?

Доктор Джефферсон отпустил официантку, поднял взгляд и увидел, что Дон во все глаза таращится на марсианина.

— Интересно, зачем он сюда пришел? — проговорил Дон. — Уж наверняка не для того, чтобы поесть.

— А может, он хочет посмотреть, как кормят животных. Я тут тоже отчасти ради этого, Дон. Оглянись вокруг повнимательнее. Такого ты не увидишь нигде.

— Наверное, не увижу… На Марсе уж точно.

— Я не об этом, парень. Содом и Гоморра, которые прогнили насквозь и катятся в яму. «Актерами, сказал я, были духи… и в воздухе прозрачном… растаяли они…», ну и так далее. Вероятно, даже «весь шар земной». Что-то я сегодня разговорился. Ты давай, развлекайся. Скоро это кончится.

Дон растерялся.

— Доктор Джефферсон, вам нравится здесь жить?

— У меня такая же декадентская натура, как и у города, в котором я обретаюсь. Тут моя естественная стихия. Но это не мешает мне отличать кукушку от ястреба.

Доносившаяся непонятно откуда приглушенная музыка оркестра вдруг смолкла, из громкоговорителя раздалось:

— Сводка новостей!

В тот же миг сумеречное небо над головой почернело, и по нему побежали светящиеся буквы, а голос в громкоговорителе принялся вслух читать слова, появлявшиеся на потолке:

«БЕРМУДЫ. ОФИЦИАЛЬНОЕ СООБЩЕНИЕ. МИНИСТЕРСТВО КОЛОНИЙ ТОЛЬКО ЧТО ЗАЯВИЛО, ЧТО ВРЕМЕННЫЙ КОМИТЕТ ПОСЕЛЕНИЙ НА ВЕНЕРЕ ОТКЛОНИЛ НАШУ НОТУ. ИЗ ИСТОЧНИКОВ, БЛИЗКИХ К ПРЕДСЕДАТЕЛЮ ФЕДЕРАЦИИ, ИЗВЕСТНО, ЧТО ТАКОЕ РАЗВИТИЕ СОБЫТИЙ НЕ ЯВИЛОСЬ НЕОЖИДАННОСТЬЮ, И ПРИЧИН ДЛЯ ТРЕВОГИ НЕТ».

Вновь вспыхнул свет и опять зазвучала музыка. Губы доктора Джефферсона растянулись в веселой усмешке.