— Следующим звуком, который вы услышите, будет… рев труб Страшного Суда! — он хихикнул и быстро затараторил: — Сидите спокойно, ребята, и крепче держите бумажники: кое-кто из прислуги в родстве с начальством. Это просто учения. Во всяком случае, у нас над головами футов сто бетона, а пачка закладных и того толще. Ну а теперь, чтобы вы как следует настроились на следующий номер, выпейте-ка разок за счет заведения! Следующий номер — мой! — он подался вперед и крикнул: — Герти! Тащи-ка то пойло, что мы так и не смогли втюхать клиентам под Новый год!

Дон почувствовал, что напряжение в зале спадает, и тоже расслабился. Поэтому, когда его запястье стиснула в темноте чья-то рука, испуг его был сильнее вдвое.

— Тихо! — шепнул ему на ухо доктор.

Дон послушно поплелся за ним. Джефферсон, по-видимому, хорошо знал, что здесь и где: они вышли из зала, не натолкнувшись ни один стол и лишь однажды впотьмах задев кого-то из публики. Похоже, они шли по длинному коридору, где было темно, как в угольном ящике, потом свернули за угол и остановились.

«Но выходить нельзя, сэр,» услышал Дон чей-то голос. Доктор ответил так тихо, что слов было не разобрать. Что-то зашуршало; они снова двинулись вперед, вышли в какую-то дверь и повернули налево. Потом зашагали по новому туннелю. Дон был уверен, что это пешеходный туннель возле самого ресторана, хотя в темноте они, кажется, повернули под прямым углом. Доктор Джефферсон по-прежнему сжимал запястье Дона и молча тащил его вперед. Вновь поворот, а за ним — лестница, ведущая вниз.

Поблизости были другие люди, хотя и немного. Один раз кто-то в темноте схватил Дона, он с яростью двинул кулаком, угодил во что-то дряблое и услышал приглушенное мычание. Доктор потащил его вперед еще быстрее.

Наконец, Джефферсон остановился; казалось, он что-то нащупывает в темноте. Из мрака донесся пронзительный женский крик. Доктор проворно отпрянул и, сделав еще несколько шагов вперед, опять остановился.

— Здесь, — сказал он. — Залезай. — Доктор потянул Дона вперед и положил на что-то его руку; Дон ощупал и решил, что это припаркованное такси с откинутым верхом. Он влез в машину, а доктор Джефферсон забрался на заднее сиденье и закрыл за собой верх. — Теперь мы можем поговорить, — сказал он спокойно. — В ту, первую, машину кто-то успел залезть раньше нас. Мы не двинемся с места, пока опять не дадут ток.

Дон внезапно почувствовал, что весь дрожит от волнения. Немного успокоившись, он спросил:

— Доктор, это действительно нападение?

— Сомневаюсь, — ответил Джефферсон. — Это учения, я так полагаю. И если бы не они, вряд ли бы мы смогли по-тихому оттуда убраться.

Дон задумался, а доктор продолжал:

— Чего ты переживаешь? Тебя что, волнует чек? Так у меня там счет.

Дон даже не подумал о том, что они сбежали, не заплатив. Так он и сказал, и еще добавил:

— Кстати, насчет того полицейского — ну того самого, из службы безопасности, которого я вроде бы как узнал? Помните?

— Увы, да.

— Так я, должно быть, ошибся. Похож-то он, конечно, похож, но как он мог меня выследить, даже если, допустим, успел прыгнуть в следующее такси? Я же помню, не было там ни одной машины, кроме моей. Так что если даже полицейский и тот же самый, значит, тут чистая случайность. Вовсе он не меня разыскивал.

— А если он разыскивал меня?

— То есть?

— Ничего, не обращай внимания. А что касается слежки… Дон, ты знаешь, как работают эти такси?

— Ну, примерно.

— Если этот полицейский хотел сесть тебе на хвост, он не стал бы брать следующее такси, а позвонил бы и сообщил номер твоего. Этот номер сразу же отследили бы через пульт диспетчерской. Если бы ты вдруг вышел из такси раньше, чем они успели установить слежку, то они просто считали бы код пункта назначения из компьютера. А потом послали бы другого полицейского ждать твоего прибытия и продолжили наблюдение. Когда я позвонил и вызвал такси, к моей линии уже подключились, как и к машине, которая приняла вызов. В итоге, когда мы прибыли в «Заднюю комнату», первый полицейский уже сидел там за столиком. Это был их единственный промах — подсадить человека, которого ты уже видел. Но промах вполне простительный: работы у них сейчас выше головы!

— Но я-то им зачем нужен? Даже если они думают, что я… хм… нелоялен, все равно не такая уж я важная птица.

Доктор Джефферсон помедлил, потом сказал:

— Дон, я не знаю, как долго мы сможем разговаривать. Сейчас можно болтать свободно, потому что все обесточено, и они так же ничего не могут поделать, как и мы. Но как только дадут напряжение, разговорам конец, а мне надо многое тебе рассказать. Когда включат электричество, нельзя будет говорить даже здесь, в машине.

— Почему?

— Считается, что никто этого не знает, но в каждом такси есть микрофон. Частота, на которой ведется управление машиной, может сама по себе использоваться для передачи разговоров в салоне, причем никак не сказывается на управлении движением автомобиля. Поэтому, как только дадут ток, мы уже не будем в безопасности. Да, это позор, я знаю. Я не рискнул разговаривать в ресторане, даже когда играл оркестр. Они могли навести на нас узконаправленный микрофон. Теперь слушай внимательно. Во-первых, мы должны найти ту посылку, которую я тебе отправил. Просто обязаны. Я хочу, чтобы ты передал ее своему отцу… вернее, ее содержимое. Во-вторых, завтра утром ты должен попасть на шаттл, даже если небо упадет на Землю. В-третьих, ночевать у меня ты все-таки не будешь. Извини, но я считаю, что так лучше. В-четвертых, когда включат ток, мы немного покатаемся по городу, болтая о пустяках и не называя имен. Потом мы подъедем к какой-нибудь телефонной будке, и ты позвонишь в «Караван-сарай». Если пакет там, ты простишься со мной, вернешься на вокзал, заберешь свои сумки, затем поедешь в отель, снимешь там номер и возьмешь почту. Завтра утром ты сядешь в свой корабль и улетишь. Мне не звони. Все понял?

— Угу. Думаю, что да, сэр. — Дон помолчал, а потом выпалил: — Но почему? Может быть, я не вовремя говорю об этом, но, наверно, мне следует знать, почему мы так поступаем.

— Знать? Что именно?

— Ну… Что в посылке?

— Увидишь. Можешь открыть ее, если хочешь, осмотреть — а там сам для себя решай. Если, по-твоему, будет лучше вообще не передавать ее, что ж, твое право. Что же касается остального… каких политических убеждений ты придерживаешься, Дон?

— Э-э… Трудно сказать, сэр.

— М-м-м… В твоем возрасте я тоже не очень-то во всем этом разбирался. Давай скажем так: ты хотел бы разделять убеждения своих родителей — до тех пор, пока не заимеешь собственные?

— Ну конечно!

— А тебе не показалось странным, что твоя мать так упорно советовала меня разыскать? Не стесняйся, я знаю, что молодой человек, приехавший в большой город, не станет по собственному желанию встречаться с малознакомыми людьми. Стало быть, она, наверное, полагала, что встреча со мной важна для тебя, правда?

— Думаю, да.

— Тебе этого достаточно? Человек не может выболтать то, чего не знает, да так оно и спокойнее.

Дон пораскинул мозгами. Слова доктора были вполне разумны, но ему очень уж не хотелось делать что-либо непонятное, не зная зачем это делается и почему. С другой стороны, если бы он просто получил пакет, то, несомненно, передал бы его своему отцу. Это естественно.

Он собрался задать новый вопрос, но тут вспыхнули фонари, и маленькая машина заурчала. Доктор Джефферсон воскликнул: «Ну наконец-то!» — и, склонившись над панелью управления, быстро набрал какой-то код. Автомобиль двинулся вперед. Дон хотел что-то сказать, но доктор покачал головой.

Машина проползла сквозь несколько туннелей, спустилась вниз по пандусу и остановилась на широкой подземной площади. Доктор расплатился и повел Дона через площадь к пассажирскому лифту. Площадь была запружена народом; явственно ощущалось, в каком напряжении находятся все эти люди — предупреждение о космическом налете сделало свое дело. Дон и доктор с трудом проложили себе дорогу через толпу, скопившуюся возле уличного телеэкрана. Дон с облегчением втиснулся в переполненный лифт.