— Я думал прихватить отсюда что-нибудь из цивилизованной пищи, так эти проклятые черви все банки проели. Так что пища на корабле перепорчена, с чем и поздравляю.

— Это все?

— Все? Он еще говорит «это все»! А чего, собственно, ты еще хотел? Наводнение, чуму и землетрясение в придачу?

Но это, и вправду, оказалось еще не все — когда осмотр был продолжен, выяснилось новое обстоятельство, которое повергло бы наших кадетов в тоску, если бы их настроение и так было хуже некуда. Двигатели джипа работали на смеси жидких водорода и кислорода. Хорошо теплоизолированные топливные баки могут хранить топливо и окислитель достаточно долго, но грязь добралась и до них. Баки нагрелись, выкипающие газы были полностью стравлены через предохранительные клапаны. Катер лишился топлива.

Оскар с каменным лицом изучил ситуацию.

— Жаль, что «Гэри» работал не на химическом, а на ядерном топливе, — сказал он в конце концов.

— А какая нам разница? — спросил Мэтт. — Да будь у нас этого топлива хоть залейся, все равно мы не смогли бы взлететь.

В то, что корабль безнадежно испорчен, мать многих поверила не сразу — пришлось показывать ей повреждения. Но даже и это, похоже, убедило ее только наполовину. Кроме того, ее, видимо, огорчало, что кадеты не радуются подарку — вытащенному для них кораблю. Когда они возвращались в подземный город, большую часть пути Оскар потратил на осторожное заглаживание обиды, невольно нанесенной ими старой амфибии.

Ужинать Оскар не стал. Текс, и тот едва поковырялся в тарелке и — чего с ним никогда не бывало — так ни разу и не притронулся после этого к своей губной гармошке. Мэтт провел вечер в молчании, сидя около лейтенанта Турлова.

Амфибия-старейшина послала за ними на следующее утро. Для начала, как водится, они обменялись приветствиями, а после этого она обратилась к Оскару:

— Маленькая мать, это правда, что твой «Гэри» тоже мертв, как и другой «Гэри»?

— Да, это правда, о благородная мать многих.

— И теперь без «Гэри» ты не можешь вернуться к своему народу?

— Да, это так, мудрая мать, мы погибнем в джунглях.

Старая амфибия замолчала и сделала знак одной из своих приближенных. Та подошла к ней со свертком, размер которого был чуть ли не вполовину ее роста. Мать многих положила пакет рядом с собой на возвышении и пригласила кадетов подойти ближе, после чего начала его разворачивать. Сверток был укутан в такое количество тряпок, что ему позавидовала бы и египетская мумия.

Наконец, закончив работу, старая амфибия протянула Оскару какой-то предмет.

— Это твое?

Кадеты увидели большую книгу. На обложке крупными золотыми буквами было вытеснено:

БОРТОВОЙ ЖУРНАЛ «АСТАРТЫ»[55]

— Великий всемогущий Господь! — в изумлении прошептал Текс. — Этого быть не может!

— Ну конечно же. Пропавшая первая экспедиция. Значит, они все-таки долетели! — тоже шепотом сказал Мэтт.

Оскар молча смотрел на бортовой журнал.

— Это твое? — нетерпеливо повторила старая амфибия.

— Что? Да, конечно! О, простите меня, мудрая и благородная мать многих, эта вещь принадлежала матери матери моей матери. Мы — ее дочери.

— Тогда я передаю это тебе.

Дрожащими руками Оскар взял бортовой журнал и раскрыл его на первой странице. От времени бумага сделалась ветхой. Кадеты с благоговением смотрели на запись, которая открывала журнал: «Взлет», но особенно их поразил год — 1971.

— Господи Иисусе, — еле слышно выдохнул Текс. — Вы посмотрите, вы только посмотрите на это. Больше ста лет прошло!

Они начали перелистывать пожелтевшие страницы. На них одна за другой шли одинаковые записи, каждая занимала место ровно в строку: «невесомость, положение корабля соответствует программе полета». Эти записи они просмотрели бегло, задержавшись взглядом только на строчках, отличавшихся от обычных: «Рождество. После обеда пели рождественские песни».

Кадеты спешили отыскать записи, сделанные в бортовом журнале после посадки. Видя, что старая амфибия уже подает признаки нетерпения, они поспешно перелистывали страницы:

«…Климат не тяжелее, чем в самых жарких тропиках на Земле во время сезона дождей. Основная форма жизни — крупные земноводные. Колонизация планеты вполне возможна».

«…Земноводные обладают значительными умственными способностями и умеют разговаривать друг с другом. Они дружелюбны, нами делаются попытки преодолеть языковой барьер».

«..Харгрейвс заболел. Какое-то инфекционное заболевание, вызванное, по-видимому, местным грибком. Симптомы проказы. Врач пытается подобрать лекарство».

«…После похорон Харгрейвса его каюта подвергнута стерилизации».

Вскоре после этого почерк, которым были сделаны записи, стал другим. Мать города проявляла уже сильные признаки недовольства, так что они решили ограничиться только двумя последними записями:

«… У Джонсона так ничего и не получается, хотя туземцы охотно ему помогают…»

«..левая рука слабеет. Я принял решение покинуть корабль и поселиться с туземцами. Бортовой журнал беру с собой и буду заносить новые сведения, по мере возможности».

Почерк тем не менее оставался разборчивым и четким; просто глаза кадетов, наполнившиеся слезами, мешали им различать буквы.

Повелительница Маленького народа тут же распорядилась, чтобы их вывели подводным туннелем из города. Ей не хотелось выслушивать расспросы людей, а в пути разговаривать с ней было попросту невозможно.

— Послушай, Ос, — спросил Текс, как только они вышли на сушу, — ты считаешь, что старушка и вправду хочет отвести нас к «Астарте»?

— Наверно.

— Так что же тогда получается — неужели корабль сохранился?

— Нет. Никакой надежды. Во-первых, в топливных баках не осталось горючего. Ты же видел, что вышло с джипом, — он немного помолчал. — Как бы там ни было, я и надеяться-то боюсь. Третьего раза я просто не выдержу, для меня это слишком.

— Пожалуй, ты прав, — кивнул Мэтт. — Нервы надо беречь. Скорее всего, вместо корабля мы увидим гору ржавчины всю в лианах.

— Ну поволнуемся, первый раз что ли? — ответил на это Оскар. — Между прочим, я на таком взводе, что с трудом могу говорить. Главное, не думать об «Астарте» как о способе вернуться домой, просто о ней надо думать как об исторической реликвии.

— Думай, как хочешь, — покачал головой Текс. — А вот я — оптимист. Уж очень мне хочется выбраться из этой помойки.

— Выберешься когда-нибудь — почему не выберешься? В один прекрасный день сюда прилетят другие ребята и нас найдут. И завершат миссию, которую мы так замечательно провалили.

— Слушай, — сказал Текс. — А нельзя ли нам взять увольнительную и не думать об этой миссии хотя бы ближайшую четверть мили? А то здешние насекомые — это какой-то ужас. Давай, ты будешь думать про Оскара, а я — про любимого сынулю мамаши Джермэн. Как хотелось бы снова сейчас оказаться на старом добром «Aes Triplex».

— Интересно, а кто это больше всех распространялся, что «Aes Тriplex» — не корабль, а просто психушка какая-то.

— Ну так ведь я ж ошибался. Со всей откровенностью каюсь в своей ошибке.

В этот момент они подошли к одному из редких в этих местах возвышений — холмику высотой чуть не в целые десять футов над уровнем воды. Туземцы начали вдруг возбужденно перешептываться, о чем-то отчаянно шепелявя. Мэтту показалось, что он уловил венерианское слово «табу».

— Ос, ты слышал? — спросил он на бейсике. — Табу.

— Да. Я думаю, она им не сказала заранее, куда мы идем.

Колонна остановилась и рассыпалась. Трое кадетов прошли вперед и, продравшись через густые заросли, оказались на поляне. С изящными крыльями, весь увитый лианами и покрытый слоем какого-то прозрачного вещества, который напоминал лак, перед ними стоял патрульный космический корабль «Астарта».