— Возьмите себя в руки, — буквально потребовал я. — Если я говорю, что есть путь к спасению, значит, он есть.

Я намеренно взял высокопарный тон. Мне казалось, что именно он сможет хоть в чем-то убедить его. И действительно, Лейкин снова посмотрел на меня, и в его взгляде уже читалась надежда.

Я вздохнул с облегчением.

— Только мои инструкции нужно выполнять беспрекословно, — предупредил я его.

Он кивнул, завороженно глядя на меня.

— Конечно.

Через полчаса мы вышли из двора и разошлись в разные стороны. Настроение у Стаса заметно улучшилось; когда я кивнул ему на прощание, он даже улыбнулся.

Но руки я ему все-таки не подал. Когда-нибудь моя щепетильность сыграет со мной злую шутку.

Впрочем, что это я раскаркался? Впереди еще слишком много дел, чтобы трепаться попусту. За дело, Лапшин!

Не скажу, чтоб я самому себе нравился, но жить было интересно.

Ну не люблю я, когда меня припирают к стене!

Борис Николаевич очнулся от того, что почувствовал, как ему сделали укол. Тело вдруг сделалось легким как воздушный шарик, бывший майор взмыл к потолку, и уже оттуда, из-под потолка, сверху, он увидел, что укол ему сделала прекрасная женщина с формами модели. Женщина поманила его пальцем, пряча почему-то правую руку за спиной:

— Спускайся, Борис Николаевич!

— Зачем?

— А вот спускайся, тогда и увидишь.

— Я и так вижу, — отозвался Борис Николаевич, — у вас за спиной шприц…

— Шприц, — легко согласилась женщина. — Ну и что?

— Почему вы его прячете?

— Чтобы не пугать тебя…

— Я не боюсь! — расхрабрился Борис Николаевич.

— А раз не боитесь, Борис Николаевич, — мягко перешла на «вы» женщина, — то спускайтесь. Ничего страшного с вами не произойдет… — Интонации воспитательницы из детского сада неожиданно пропали, и она грубо закончила: — Ни хрена с ним не будет!

Борис Николаевич открыл глаза.

Увы! Он больше не парил под самым потолком, а лежал на жесткой кушетке, и женщины с формами модели рядом с ним не было. Напротив — это был огромный, грузный человек с красными мешками под усталыми глазами. И если человек и напоминал врача, то, явно, военного.

— Ни хрена с ним не будет! — повторил огромный.

— Ты уверен?

— На все сто!.. Погляди, он уже глазками лупцует.

— Показалось.

— Точно! — Огромный нагнулся над Борисом Николаевичем. — Ну, хочешь, я ему еще укол сделаю?..

Услышав про укол, Борис Николаевич непроизвольно вздрогнул. Это движение не ускользнуло от огромного. Он осторожно потряс Бориса Николаевича за плечо. Затем приподнял и усадил, подставив под спину что-то мягкое.

Теперь Борис Николаевич увидел второго. Вернее, второго и третьего. Они были почти одного роста, в одинаковых светлых плащах и черных блестящих туфлях. Стоявший рядом с Борисом Николаевичем жевал резинку. Он был похож на бульдога. Другой — застывший возле самой двери — во время всего последующего разговора не проронил ни слова. Но его красноречивое молчание было, порой, гораздо выразительнее любых фраз…

Едва только Борис Николаевич разглядел тех, кто находился в помещении, у него не осталось и капли сомнения, что с ним вновь имеют дела «органы».

Некоторое время Огромный и Бульдог (а именно так мысленно прозвал их Борис Николаевич) разглядывали бывшего майора и перебрасывались короткими репликами. Так — словно Бориса Николаевича здесь и не было вовсе…

— Ты думаешь, он один?

— Скорее всего.

— Но это неразумно!

— Напротив. Чем меньше… — Бульдог выразительно щелкнул пальцами. — Нет, без сомнения всего один экземпляр. Согласен?

— Там проверяют, — уклончиво ответил Огромный.

— Если что — найдут.

— А если не найдут?

— Будут искать до последнего.

— Два года назад… — начал Огромный.

— Два года назад у меня были сосунки! — оборвал его Бульдог.

— А сейчас? — ехидно поинтересовался Огромный.

— И сейчас — сосунки! Но битые! А ты ведь знаешь, что дают за одного битого… — Бульдог вновь выразительно щелкнул пальцем.

— Это смотря как бить!

— И чем, — подхватил Бульдог, неожиданно развеселившись.

— И когда! — Было видно, что Огромный любит, чтобы последнее слово оставалось за ним.

Пока они разговаривали, Борис Николаевич быстро и незаметно осмотрелся. Помещение чем-то напоминало медицинский кабинет — очень похожий на тот, в котором когда-то начиналась его карьера двойника. Хотя, кто сказал, что карьера закончилась? Ну и что из того, что убили Андрея Васильевича. В конце концов, это внутреннее дело органов. Чекисты всегда друг дружку убивали и преуспели в этом деле изрядно…

Подумав об этом, Борис Николаевич невольно слабо улыбнулся.

Заметив улыбку. Огромный оборвал этот странный обмен репликами.

— Как вы себя чувствуете? — спросил он у Бориса Николаевича. — Голова не болит?..

— Вроде нет.

— Не тошнит? — поинтересовался он. — Руками и ногами можете двигать? Ну-ка попробуйте. Так… Хорошо! Очень хорошо. А теперь другой рукой…

— Хватит, хватит! — остановил его Бульдог. — И так видно, что наш дорогой Борис Николаевич в полном порядке. — В его тоне просквозило едва заметное презрение. — Ничего такого с ним не сделалось. И с ума он не сошел!..

Стоявший у двери неожиданно закашлялся. Бульдог и Огромный посмотрели на него. Нехорошо посмотрели, со значением.

— А где… — начал Борис Николаевич, но его грубо оборвали:

— Борис Николаевич! — почти хором сказали Бульдог и Огромный. — А вот этого не надо. Давайте, все вопросы мы оставим на потом. Договорились?.. У нас еще будет достаточное количество времени, чтобы обо всем поговорить.

— Я только хотел узнать…

— И узнавать сейчас ничего не надо! Абсолютно ничего. Главное — мы видим, что вы живы и здоровы, что с вами ничего не случилось, что вы снова можете приступать к своим обязанностям.

— К чему? — спросил Борис Николаевич, услышав про какие-то свои обязанности.

Огромный удивленно приподнял бровь. Посмотрел на Бульдога. Тот усмехнулся. Неожиданно достал зеркало и стал причесывать свои непослушные волосы. Третий — застывший у дверей — хранил молчание, словно все это его не касалось.

— К чему? — чуть громче переспросил Борис Николаевич.

— А вот кричать не надо.

— Я не кричу…

— И не надо, — с нажимом в голосе сказал Бульдог. — Вы что же это, забыли кто вы такой, а, Борис Николаевич?

— Я?

— Вы.

— В каком смысле?

— В прямом. В переносном. Во всех остальных, — терпеливо пояснил Бульдог.

— Я вас не понимаю…

— Вы не хотите понимать, — вмешался Огромный.

— Почему? Я хочу, но… — Борис Николаевич беспомощно развел руками. — Честное слово, товарищи…

— Мы — не товарищи, — улыбнулся Бульдог, он кончил причесываться и спрятал расческу в карман. — Ну, какие мы вам товарищи, Борис Николаевич!

— Действительно, — буркнул Борис Николаевич.

— Итак, вы забыли, кто вы такой, — напомнил Огромный. — А, Борис Николаевич? Мы вам напомним… Возникла пауза.

— Ну? — не выдержал Борис Николаевич.

— Вы — Борис Николаевич, — сказал наконец Огромный.

— Да. И что?

— Нет, вы не поняли. Вы — Борис Николаевич, — еще раз со значением повторил Огромный. — Бо-рис Ни-ко-ла-е-вич?..

— Тот самый, — пояснил Бульдог.

Борис Николаевич непонимающе смотрел на них.

— Ну и что? — очень тихо спросил он. — Что из того, что я — Борис Николаевич? Пусть даже тот Борис Николаевич… — он вдруг запнулся, до него, наконец, дошло, что имеют в виду эти люди.

— Дошло! — радостно сказал Огромный. — Ну, Борис Николаевич, ну удивили!..

— До него, как до жирафа! — подхватил Бульдог.

— Так… Значит, я остаюсь Борисом Николаевичем. Вы это хотите сказать? — осторожно уточнил Борис Николаевич.