Внешне все оставалось по-прежнему. Работа, встречи, уют домашнего очага, куда хотелось вернуться после долгих командировок. Остался успех, везение, почет и уважение коллег и друзей. Осталась удача, без которой не может быть настоящего дела. Казалось, что все осталось по-прежнему. Но это только казалось. Что-то сломалось внутри самого Калачева, и эту «поломку» никак нельзя было исправить…

Когда он узнал о круизе на подводной лодке, то словно какая-то сила подтолкнула его — вот что тебе надо, бери билет, не думай, езжай! И он поехал, смутно осознавая, что подчиняется какой-то бесовщине. Нет, вначале все было здорово. И этот грандиозный фейерверк при отплытии, и замечательное обслуживание, и экзотика железных внутренностей подводной лодки… Но очень скоро страх вновь выполз из своего укромного места — вот бы узнать, где он прячется! — и овладел Калачевым. Он вдруг ясно почувствовал, что обязательно что-то должно произойти. Что-то ужасное! И вот оно — смерть Левита.

«Мимо! — была первая мысль Калачева. — Не я! К счастью, не меня!.. Стоп! Кто следующий? Кто?.. Неужели… Не может быть! Этого не может быть! Нет!!!»

Следующее несчастье приключилось с крупье. Она вдруг повалилась на дорогой паркетный пол всего в двух шагах от Вани Калачева, и у него екнуло сердце. Вот оно, вот!..

Когда женщину унесли, он выпил красного вина, прошелся по опустевшему залу — часть людей, словно бараны, помчалась за Туровским в сторону медсанчасти — остальные, тотчас сгруппировавшись вокруг депутата Прищипенко, слушали его бредовые рассуждения.

— Это неспроста! Однозначно, неспроста! — вопил Прищипенко. — Слушайте меня, и я скажу вам правду, скажу в чем дело, скажу, как только мы проведем независимое расследование!..

— От кого независимое? — поинтересовалась какая-то женщина.

— А вы молчите! Вы меня не перебивайте! Привыкли, понимаешь, не работать, а только шляться, только болтать, не понимая, что хотят люди! — скороговоркой выпалил Прищипенко, не особенно заботясь о смысле сказанного. Ему хотелось только одного — привлечь к себе внимание, и он этого достиг, как всегда с необыкновенной легкостью. — Однозначно, нам будут мешать! Но мы все равно узнаем, кому это нужно! Хотя я уже знаю сейчас! Но вам не скажу, не буду расстраивать! Однозначно, не буду!..

Калачев отошел подальше от этого бреда, тем более, что у Прищипенко бешено загорелись глаза, покраснел нос, а это означало, что остался последний шаг до рукоприкладства, чем депутат не только был скандально известен, но и нравился простому народу.

Ваня Калачев отошел подальше не только от депутата, но и от рулетки, возле которой случилось с Ольгой несчастье, как зверь отходит от опасного места. Он взял еще один бокал с вином, чуть пригубил его и вдруг почувствовал, что не может больше сделать ни шагу. Непонятная, черная сила неожиданно растеклась по его телу, сковав все члены, ужас отразился в глазах Калачева, он вздрогнул, через силу, очень медленно, поднял руку, раздирая у горла сорочку и роняя бокал с вином, пошатнулся и, уже падая, вдруг понял, что больше ничего не ощущает, не слышит, не видит, кроме какого-то неуловимого лица — очень знакомого по очертаниям, когда-то близкого и родного…

Итак, теперь уже два человека пострадали от странной сердечной болезни: «новый русский» Ваня Калачев и крупье Ольга. Оба были без сознания, лежали на соседних кушетках, и со стороны казалось, что эти люди просто спят…

По знаку распорядительного директора Яйцин вывел из медсанчасти мужчин, которые принесли Калачева. Еще раз внимательно посмотрев на больных, Туровский приблизился к Блудову и негромко, словно боялся, что его может кто-то услышать, спросил:

— Что вы думаете по этому поводу?

— Кто? Я?..

— Да. Вы, — начал раздражаться Туровский.

Заметив раздражение в голосе распорядительного директора, Блудов снисходительно улыбнулся — он тоже не питал особых симпатий к Туровскому, считая его аферистом и выскочкой.

— А ничего не думаю! — несколько нахально ответил врач.

— То есть? — опешил Туровский.

— Думать — это уж ваша забота. А мое дело маленькое — лечи да лечи…

— Ну знаете!.. Я же вас серьезно спрашиваю!

— А я серьезно отвечаю… Ни-че-го не ду-ма-ю, — по слогам повторил Блудов. — Если вы плохо слышите, то могу написать на бумаге!..

— Бросьте юродствовать! Ведь вы же врач!..

— Именно — врач. Врач!.. Мое дело лечить, а не думать над вашими глупыми загадками, — Блудов заговорил серьезно, повышая голос. — Да поймите же вы наконец, что мне все равно, кого принесут — хорошего человека или негодяя. Я лечу людей независимо от их поступков. Я врач!..

— Да не кричите вы!

— Я лечу, а не думаю, — уже спокойно закончил Блудов.

— О Господи! — заволновался Туровский. — Я же не об этом!.. Ну что вы как маленький, в конце-то концов!.. Я просто хотел узнать, что вы думаете по поводу этих странных случаев…

— Вы хотите узнать!.. — едва не расхохотался Блудов, затем вдруг приблизился к распорядительному директору вплотную и язвительно спросил: — А зачем же вы тогда сюда врываетесь вместе со своим… э-э… «держимордой», с этим господином Яйциным?!.. Вы думаете, я слепой?!..

— Он начальник охраны и безопасности!

— В медсанчасти я начальник!

— Тихо вы!

Они на секунду смолкли, гневно смотря друг на друга и тяжело дыша. Затем постепенно успокоились…

Первым пошел на уступки Туровский.

— Хорошо… Я не спорю… Здесь вы начальник, вы все решаете, и… Яйцин будет врываться, то есть я хотел сказать, входить, только с вашего разрешения… Уф!.. Это вас устраивает?..

— Да, — кивнул Блудов, втайне гордясь, что одержал маленькую победу над распорядительным директором, хотя, честно говоря, победа была сомнительной, потому что хитрый Туровский в любой момент мог забыть про свое обещание.

— Тогда вы мне обязаны… — Туровский сделал нажим на последнем слове, — …сказать, вернее, объяснить, что происходит на «Заре»… Я имею в виду эти загадочные сердечные приступы.

— Если говорить серьезно, то прямо сейчас я не готов ответить на этот вопрос, — серьезно сказал Блудов. — Мне надо их осмотреть. Сделать анализы. И только потом делать выводы…

— Я должен знать — насколько это серьезно…

— Что вы имеете в виду?

— Не коснется ли это других пассажиров… О черт!.. Может быть, это какая-нибудь эпидемия! — в голосе Туровского послышался испуг.

— Вряд ли, — успокоил его Блудов. — Я не думаю, что это что-нибудь заразное… Шутка, шутка, да успокойтесь вы!.. А если говорить серьезно, то только два случая на сотню человек пока не дают права говорить об «эпидемии».

— Но это же не утечка радиации? — очень тихо спросил Туровский.

— Вопросами утечки, наверное, ведает капитан «Зари»… — съязвил Блудов, — а не ваш покорный слуга…

— Бросьте! Вы понимаете, о чем идет речь!..

— Понимаю. И повторяю, что всего два случая не дают мне возможности говорить определенно об угрозе… скажем, об угрозе, как вы изволили выразиться, «эпидемии»…

— Что же нам делать?! — едва не вскричал Туровский.

— Ждать, — холодно отозвался Блудов. — Только ждать. И если буду еще случаи, то велика вероятность определить, с чем это мы имеем дело…

— Я не могу ждать!

— Придется…

— А люди?!.. Вы представляете, что начнется на «Заре»?! Да они все с ума сойдут!..

— Будем надеяться, что этого не произойдет.

— Легко сказать…

— Надо их успокоить. Ну хотите, я завтра выступлю по внутренней связи? — неожиданно предложил Блудов.

— А что вы им скажете?

— Совру что-нибудь… Людям всегда необходимо лгать. От этого они чувствуют себя лучше.

— Что же… Вы врач, вам виднее… — Туровский тяжело вздохнул.

— Вот и замечательно! — обрадовался Блудов.

Настойчивость и некоторая бестолковость распорядительного директора круиза уже начали несколько утомлять его, и он решил закруглять разговор: