— А где вы были за завтраком?

— Это важно?

— Важно, — твердо ответил он.

Я пожал плечами.

— У себя в каюте.

— И что вы там делали?

— Спали, — терпеливо отвечал я.

Он смерил нас взглядом.

— Втроем?

Я почувствовал, что он начинает мне смертельно надоедать.

— Слушай, Лева, — тихо проговорил я, — наша сексуальная ориентация — это наше личное дело. Если ты еще раз себе позволишь намеки в подобном духе, тебе не поздоровится. Если ты не знаешь, кто мы такие, спроси у Прищипенко. Он тебе популярно объяснит.

Фамилия депутата произвела на него магическое действие.

Он сразу стал помягче. Ну что ж, Прищипенко, с паршивой овцы хоть шерсти клок.

— Вы что — не слышали радио сегодня утром? — спросил он чуточку помягче.

— А что случилось-то? — стал терять я терпение. — Чечня объявила войну Америке?

— Вы не слышали объявление? — с упорством, достойным лучшего применения, спрашивал Лева.

Я понял, что это все. Я устал.

— Ну, вот что, — сказал я ему. — Я доем, ладно? А вы тут соберитесь с мыслями, и, когда будете готовы, расскажите нам обо всем подробно. Договорились?

И я сел, демонстративно берясь за пищу. Он постоял еще некоторое время, буравя нас своими маленькими глазами, и сказал:

— Как поедите — идите в радиорубку. Я лично промотаю одну ленту, которую вам нужно послушать.

И, повернувшись, вышел.

В общем, обед был испорчен. В полном молчании, ни на кого не глядя, мы доели то, что стояло перед нами на столе и, не дожидаясь десерта, синхронно встали.

Когда мы выходили, все так же на нас смотрели. Как и в самом начале обеда никто из присутствовавших не проронил ни единого слова.

Когда мы нашли радиорубку и вошли в нее, Лева стоял около магнитофона и чуть ли не метал икру.

По всему было видно, что ему не терпелось что-то на нас проверить.

— Ну, — сказал он, чуть не прыгая на одной ножке, — готовы?

Нужно было сбить с него эту спесь.

— Ты сначала сходи пописай, — посоветовал я ему.

— Чего? — растерялся он.

— Что ты подпрыгиваешь, как будто у тебя мочевой пузырь переполнен? — спросил я. — Сходи, не мучайся.

Сюткин прыснул. Даже Рябинина слабо улыбнулась.

Лева ухмыльнулся:

— Посмотрим, кто из нас обоссытся, — сказал он культурным голосом и нажал на воспроизведение.

И началось…

Какой-то бред, который только подтверждал наши подозрения. Что-то мне не нравилось во всем этом тексте, чувствовалась фальшь, что-то меня в этом искаженном голосе сильно напрягало, но что — тогда, в ту минуту, я разобраться не мог. Но что-то было, это точно.

Я посмотрел на Рябинину и Сюткина. Фотограф стоял и кивал, как китайский болванчик. Юлия стояла с застывшим лицом и не шевелилась.

Наконец голос смолк, и Лева выключил магнитофон.

— Ну и что? — спросил я его.

— Как — что? — растерялся он.

— Ну что, что? — агрессивно пошел я на него. — Это что — ваши развлечения? Аттракционы у вас такие, да? Почему мы обязательно должны были слушать этот бред сивого мерина?!

— Бред? — переспросил он, явно ничего не понимая.

— А что — нет? — распалился я. — «В живых останутся те, кому повезет»! Что за пошлятина? Если вам это нравится, развлекайтесь сами. Прищипенко с собой захватите. А нас не трогайте. Мы серьезные люди, понимаете вы это? Мы книжки читаем! А не ваши сраные детективы.

Он ошеломленно на меня смотрел, не зная, что сказать.

— Так что оставьте нас в покое, — сказал я как можно тверже. — Мы уже выросли из коротких штанишек. Ясно вам?

Наконец он смог вздохнуть, и воздух с силой устремился в его легкие.

— Да ты… — еле проговорил он. — Да вы… Вы понимаете, что вы мне тут…

Договорить он не успел. В радиорубку ворвался Блудов.

— Лева! — закричал он, увидев Яйцина. — Мне сказали, что ты должен быть здесь. За мной! Быстро!

— Что случилось? — спросил встревоженно Яйцин у врача.

— Илья, — спросил Костя, — что там?

Блудов ошалело посмотрел на Сюткина и махнул рукой.

— Потом, Костя, — проговорил он. — Потом, ладно? Яйцин!!! За мной!

Он развернулся и побежал обратно. Начальник охраны устремился за ним.

— Фу-у! — выдохнул я. — Ну и тексты. Не надо нам показывать, что мы тоже о чем-то догадываемся.

— После такого объявления, — сказала Рябинина, — только тупой не догадывается, что тут делается. Лапшин, ты сел в лужу, но тебе не привыкать. Костя, бежим за ними.

Она побежала. Он без слов — за ней. Мне не оставалось ничего другого, как последовать за ними.

Если бы несколько лет назад Леве Яйцину вдруг сказали, что он станет начальником охраны и безопасности (!) подводной лодки (!!), которая отправится в круиз к Северному полюсу (!!), то Лева, наверное, просто прекратил бы этот разговор, справедливо считая, что у собеседника «поехала крыша». Лева Яйцин считался одним из самых лучших вторых режиссеров на киностудии имени Горького, своей жизнью был вполне доволен и никаких перемен впереди не видел. Но те, кто ведал его судьбой, видимо, думали по-другому…

А началось все с мелочи, на которую вначале второй режиссер особого внимания не обратил. А зря, ей-богу зря! Потому что давно уже отмечено мудрыми людьми, что именно мелочи правят нашей жизнью. Мелочи, а не гигантские катаклизмы!

Приехал как-то раз ко второму режиссеру его друг — огромный, весь покрытый рыжим пухом майор. Приехал и первым делом похвастался, что почти месяц провел в «горячей точке». Гражданской войны тогда еще в России не было, и всякое подобное заявление требовало доказательств. Особенно после крепкого возлияния, которым Яйцин и майор отметили встречу.

— Э-э… да я вижу, что ты не веришь! — закричал майор, когда Лева лишь кивнул на его слова о «горячей точке», не придав им особого значения.

— Верю…

— Не веришь, брат, не веришь! — уперся майор. И вдруг достал пистолет.

— Вот! — гордо заявил майор и покрутил оружием перед носом изрядно захмелевшего Яйцина.

Пистолет был какой-то особенный, не системы «Макарова» или «Стечкина», к которым второй режиссер привык, частенько получая подобное оружие на съемки. Нет, это был какой-то странный пистолет. Не наш. Чужой…

— Где тут бал-л-кон? — нетвердо поинтересовался майор и храбро шагнул в указанном Яйциным направлении.

Захмелевший второй режиссер, стараясь попадать в ногу, двинулся следом…

Когда они появились на балконе, потратив немало времени, уступая друг другу дорогу перед самым выходом, над Москвой уже сгустились сумерки. Тихие Черемушки готовились ко сну, даже не предполагая, что на уме у двух веселых друзей.

— Я бы тебе на бутылках показал, — заявил майор, размахивая перед носом Яйцина пистолетом, — но ведь нет у тебя, у подлеца, пустых бутылок, а?..

Яйцин икнул и отрицательно качнул головой. Бутылок, действительно, не было, так как весь вечер они пили темное, со странным осадком пиво из трехлитровых банок.

— Ладно, — миролюбиво согласился майор, — до завтра потерпим…

— Завтра мне на съемку, — едва успел вставить Яйцин, неожиданно вспомнив о своем профессиональном долге, но друг пропустил такую мелочь мимо ушей, громогласно докончив:

— …Слушай, брат, какой бой!

Он навел странный, «ненашенский» пистолет на созвездие Кассиопеи, повисшей над притихшими Черемушками, и резко надавил на «собачку»…

Косая молния сверкнула шесть раз, шесть раз страшно весело ударил грохот из руки друга, и эхо пошло гулять по микрорайону, кувыркаясь и дурачась.

Бах-ба-бах-бах-бах-ба-ба-бабах…

— Нет, ты послушай, какой бой! — еще раз восхищенно повторил майор, пытаясь выдавить из опустевшего пистолета хоть один выстрел. Не получилось…

Созвездие Кассиопеи стыдливо прикрылось тучей, но один из лучших вторых режиссеров и его друг, оставив звезды в покое, уже направились обратно в комнату — допивать теплое пиво…