— Ни то и ни другое…

— А что же?

— Так… Случайность…

— Не понимаю! — убежденно произнесла подруга.

— И не надо, — Ольга мелодично рассмеялась.

— Раньше ты говорила, что бывают такие зануды, которым легче отдаться, чем доказать, что ты их не хочешь, — напомнила подруга. — Может быть, и вчера был такой случай?..

— Может быть, — шутливо отмахнулась Ольга.

Ей уже стал надоедать весь этот разговор.

— А как он в постели? — не удержалась подруга.

— Самец как самец, ничего особенного… Сначала все было в кайф, а потом он заставил меня выпить, и пошло-поехало… Ты же знаешь, я как выпью, то становлюсь холодной, как рыба.

— Значит, у вас роман?

— Брось!

— Нет, а все-таки?..

— Чепуха! Больше ничего не будет… «Тряпки» не в моем стиле.

— Эх, где бы мне найти такого, чтобы исполнял все желания! — вздохнула подруга.

В ее словах была такая искренность, такая детская непосредственность, что Ольга вновь рассмеялась.

— Дарю! — щедро предложила она.

— А не жалко?

— Такого — не жалко!..

— Не пойдет.

— Спорим! — вдруг загорелась Ольга. — Я прикажу — пойдет. На карачках к тебе приползет… Спорим?..

Но Ольга ошиблась.

Рохлин на карачках не пополз. Он все был готов сделать ради нее, но уйти к другой женщине… Этого не могло быть, потому что этого не могло быть никогда!

Его жизнь круто изменилась. Он бросил все — семью, работу, друзей. Теперь он хотел только одного: быть рядом с Ольгой, и если невозможно жить с ней, то хотя бы работать, ходить следом, чувствовать запах ее духов…

Поэтому он бросил все.

Но…

Да, теперь он все время был рядом. Ольга работала на бирже брокером, и Рохлин устроился туда же. Она перешла в фирму, он — за ней. Она в банк, и он в банк. Она — рекламный агент, и он тоже…

Как нитка за иголкой, он следовал за ней повсюду. Он стал вернее тени, преданней собаки, он бы хотел быть ей ближе кожи, но это, к сожалению, было выше его сил.

Теперь Рохлин жил у друзей, питался как попало и очень часто не знал, где будет ночевать сегодня и где будет работать завтра. Потому что этого не знала сама Ольга, порхающая по жизни легкой бабочкой. Такой изящной, такой непосредственной!..

Она больше не допускала его к себе — они не спали, не жили вместе (Ольга строго-настрого ему это запретила!), не гуляли, не ходили в гости или к друзьям.

Нет, она не гнала. Зачем? Ведь это забавно — иметь рядом преданного до последнего дыхания человека. Немного утомительно, потому что Ольга продолжала встречаться с другими мужчинами, но забавно…

Всю эту историю с Рохлиным она рассматривала не более, как игру. Опасную игру, скажете вы. Возможно. Но это вы говорите, а не она. Ей-то что до какой-то там тени...

Так прошел год.

Ольга окончила курсы крупье и устроилась в казино, откуда и попала на «Зарю». А верный Рохлин последовал за ней…

Когда с Романом Левитом произошло несчастье, Рохлин забеспокоился. Но в отличии от других людей, он боялся не за свою жизнь. Он испугался за Ольгу, вдруг почувствовав, что именно с ней должно что-то случится.

Почувствовал — и как в воду глядел…

Следующий сердечный приступ произошел именно у Ольги!

Правда, ничего страшного, все обошлось. Но тревога уже прочно вселилась в Рохлина, и все последующие события, связанные с предполагаемым маньяком, он относил только к своей любимой…

— Тебя хотят убить! — говорил ей Рохлин.

— Почему? — смеялась Ольга.

— Я чувствую…

— Объясни.

— Я не моту объяснить. Я не знаю, как это можно объяснить. Я не хочу это объяснять!.. — горячился стюард. — Я просто чувствую, и все…

— Но в чем же дело?

Рохлин молча смотрел на нее, и в его глазах была тоска. Ольга нежно гладила его по лицу — иногда она себе подобное позволяла, но только это и ничего больше! — и спокойно, убежденно говорила:

— Со мной ничего не случится.

— Я боюсь…

— Чего?

— Не знаю…

— Тогда зачем говоришь?

— Не знаю! — снова и снова повторял Рохлин. — Я только чувствую, что с тобой может случится беда!..

— Ага! Как собака, которая все понимает, но сказать не может! — шутила Ольга, которой все это уже начинало надоедать.

— Ольга! — Рохлин умоляюще смотрел на нее. — Что-то черное все время рядом!.. — Он закрывал глаза, стискивал виски руками. — Нет!.. Не могу объяснить!.. Нет!

В его голосе слышалось отчаяние.

— Со мной все будет в порядке!

— Я боюсь!..

— Послушай! — Ольга крепко встряхивала Рохлина. — Я повторяю, со мной все будет в порядке. И с тобой все будет в порядке. И со всеми остальными — тоже…

— Ольга!

— Что за бабские истерики?!.. — Ольга начинала злиться. — Все! Кончили!

— Это не истерики…

— Ну, появился какой-то псих, шутник долбаный… — При случае Ольга могла и выругаться. — Что же теперь, на стенку лезть?!.. Все равно его поймают.

— Но Калачева найти не могут! — восклицал Рохлин.

— Потому что — идиоты!

— Ольга!..

— Все! Надоело! — обрывала Ольга.

И уходила, оставляя верного Рохлина наедине со своими страхами и подозрениями…

Так продолжалось до тех пор, пока на подводной лодке не стали появляться новогодние открытки со страшными предупреждениями. Яйцин очень быстро выяснил, что эти самые открытки были украдены из каюты Туровского и вначале предназначались просто для поздравления пассажиров. Но Рохлину от этого легче не стало.

С каждым часом он боялся все больше и больше…

Его стали посещать непонятные видения, совершенно фантастические образы. Страх прочно завладел его сознанием, и стюарду казалось, что он грезит наяву.

Он теперь почти все время находился рядом с Ольгой, надеясь хоть таким образом обезопасить женщину. Он крался неслышной тенью, если она шла по коридору. Он терпеливо ждал, пока она заканчивала работу в казино. Он часами простаивал возле дверей ее каюты, когда Ольга, устав, дремала…

Но странное дело, чем больше он это делал, тем яснее понимал, что не сможет обезопасить женщину. Словно какой-то невидимый и страшный противник, который, казалось, таился повсюду, лишь давал ему отсрочку, забавлялся с Рохлиным, играл в свою игру, зная, что в любой момент может…

Рохлин старался не думать, что сделает его враг.

Он боялся сглазить.

Потому что речь шла о жизни Ольги…

Наконец, не выдержав всех этих переживаний, он решился на отчаянный шаг. Дождавшись, пока Ольга закончит работу, Рохлин позвал ее в подсобку и выложил ей свой план.

— У тебя крыша поехала! — убежденно сказала женщина, когда узнала, о чем идет речь.

Честно говоря, она смертельно устала — особенно в последние дни — от этой занудной опеки, от этой бесконечной слежки, от этой «тени»…

— Я тебя спасу! — Глаза у Рохлина возбужденно горели, и весь его вид говорил о том, что у человека что-то не в порядке с психикой.

— Не надо меня спасать. Мне ничего не грозит. Ничего! — убеждала его Ольга. — И тебе ничего не грозит. И всем остальным… — Она говорила с ним, как с маленьким ребенком.

Только что Рохлин рассказал ей о том, что хочет испортить механизмы подводной лодки, чтобы она не могла больше погружаться, а оставалась все время на плаву. Затем он хотел — подкупив радиста — вызвать помощь, если ее не вызовет командир «Зари». И тогда он спасет Ольгу…

— Как? — устало спросила женщина, выслушав весь этот дикий бред.

— Прилетит спецназ, начнутся переговоры, часть заложников выпустят, среди них будешь ты!..

— Каких заложников?! — закричала Ольга. — Ты пойми, Рохлин, здесь нет никаких заложников! Нет!!!.. Где?!

— Мы все заложники, — упрямо повторил Рохлин.

— Нет, ты псих…

— Только так я спасу тебя! — Рохлин был увлечен только свои бредовым планом и больше уже ничего не слушал.

— Делай что хочешь! — равнодушно сказала Ольга. — Хочешь — лодку ломай!.. Хочешь — вызывай спецназ!.. А хочешь — взрывай все это к е… матери!.. Мне уже все равно, я так от тебя устала…