Однако все случилось по-другому…

Наверное, со стороны это представляло собой довольно странное зрелище: пять человек делали вид, что никуда не торопятся, хотя спешили изо всех сил. Компанию возглавлял Блудов — единственный из всех знавший конечную цель их маршрута, за ним шел Яйцин, следом — Костя Сюткин и Рябинина, а последним, замыкая это шествие, двигался известный журналист Григорий Лапшин. Когда им кто-нибудь встречался, то компания переходила на нарочито чинный шаг, как будто просто вышла прогуляться, так сказать «подышать свежим воздухом». Но едва коридор впереди пустел, как все пятеро тотчас переходили с обычного, прогулочного шага на какой-то совершенно дикий семенящий бег, и бежали так до тех пор, пока снова на кого-нибудь не натыкались…

Двигаясь подобными «перебежками», эта странная пятерка перешла со второго «горизонта» на третий и свернула в короткий рукав коридора. И только здесь Яйцин догадался, куда их ведет Блудов. Рукав заканчивался уже знакомой дверью медсанчасти.

— Вот! — выдохнул врач, с трудом переводя дыхание.

— Что? — не понял начальник охраны и безопасности.

— Там, — коротко произнес врач и кивнул на дверь.

— Да что там?! — начал терять терпение Яйцин. — Говори толком, Илья, что ты тянешь кота за… — он осекся, быстро посмотрел в сторону Рябининой и не стал уточнять за что именно тянул Блудов кота.

Однако врач не спешил — он все еще восстанавливал дыхание. Развел в сторону руки, вздохнул, выдохнул, попытался присесть, но не смог. Схватился за поясницу и тихо ойкнул.

— Господа, — внезапно заговорил Лапшин. — Я конечно понимаю, что этот… э-э… театр «Кабуки» довольно интересен, — он ткнул пальцем в сторону Блудова, который все еще продолжал делать свои дыхательные упражнения. — Но, наверное, все-таки не для этого мы бежали сюда…

— А тебя никто и не звал! — звонко сказала Рябинина.

— Тебя, между прочим, тоже!

— А вот это не твое дело!

— Мое это дело или нет…

— Ребята, ребята! — вмешался Костя Сюткин в эту пикировку. — Юлия, Григорий, ну что вы как дети, ей-богу!..

— Пусть не начинает!.. — поставила последнюю точку Рябинина, с вызовом смотря на Лапшина.

Лапшин открыл рот, хотел что-то сказать, и судя по всему — достаточно язвительное. Но ничего не сказал, лишь пренебрежительно пожал плечами и даже отвернулся, всем своим видом показывая, что говорить тут не о чем. Кажется, молчание обидело Юлию Рябинину еще больше.

— Всякое пренебрежение ведет к цинизму… — начала она, но тут пришедший в себя Яйцин громко рявкнул:

— Ти-хо!

Все с изумлением посмотрели на него, и даже Блудов замер в неудобной позе.

— Тихо! — повторил начальник охраны и безопасности, грозно оглядев присутствующих. — Тоже мне деятели, журналисты долбаные, минуты не можете спокойно постоять, чтобы не собачиться!..

— Как вы смеете?! — почти одновременно воскликнули Лапшин и Рябинина.

— Смею! — отрезал Яйцин.

— Тише, господа! — попытался успокоить их Сюткин.

— Я теперь все смею! — яростно повторил начальник охраны и безопасности. — Разве вы не видите, что творится?.. Разве вы не понимаете, что на лодке объявился псих?! Маньяк!..

— Маньяк?!

— Да!

— Бросьте, детектив, — несколько фамильярно сказал Лапшин. — Лева, кончай трепаться…

— Вот порежут тебя в лоскуты, тогда узнаешь, кто трепется, а кто… — Яйцин вновь вовремя «затормозил», косо посмотрев на Рябинину.

Возникла неприятная пауза.

Каждый по-своему оценивал слова Левы Яйцина. Его тон, а главное — умеренность, заставляли задуматься о происходящем со всей серьезностью…

— Там, — вдруг показал на дверь медсанчасти Блудов.

— Что? Маньяк?! — тихо ахнула Рябинина.

— Хуже, — отозвался Блудов.

Он толкнул дверь, которая распахнулась неожиданно легко и беззвучно. Яйцин и остальные с некоторой опаской заглянули в проем, но никого не увидели.

Приемная медсанчасти была пуста.

Побагровев от ярости, начальник охраны и безопасности обернулся к Блудову, намереваясь обрушить на голову врача все мыслимые и немыслимые ругательства.

— Ну и шуточки у тебя, Илья, — попытался смягчить ситуацию Костя Сюткин. — А я уж в самом деле подумал, что…

Но что именно подумал фоторепортер, никто узнать так и не успел — где-то совсем рядом вдруг раздался чей-то сдавленный крик и звон битого стекла.

Все вздрогнули.

— А черт! — выругался Блудов и устремился вперед…

В самом конце приемной оказалась неприметная дверь в смежную комнату. Врач рванул ее на себя, и Яйцин увидел, что это небольшая подсобка, которую обычно называют «тамбуром». В тамбуре на стуле спокойно сидела медсестра, листала журнал и что-то жевала…

Вновь раздался звон битого стекла.

— Что? — спросил с порога Блудов.

— Ничего, — отозвалась медсестра. — Я ему свет выключила, вот он и гремит.

— А-а, — успокоившись, протянул Блудов. — Ну тогда все понятно…

— Стойте, стойте! — вдруг закричал Яйцин. — Мне, например, ничего не понятно!.. Кто-нибудь здесь может объяснить, что происходит?!..

— Там — Калачев, — ткнул в сторону железной двери Блудов. — Заперся и не открывает…

— Как это — «заперся»?

— А черт его знает! Как, как!.. На замок!..

— Только спокойнее, Илья, спокойнее…

— Будешь тут спокойным!.. Дурдом какой-то! — Было видно, что обычно спокойный врач по-настоящему рассердился. — Им же стараешься делать как можно лучше, а они…

— Да расскажи ты толком! — рассвирепел начальник охраны и безопасности. — Спокойно и по порядку…

И Блудов рассказал, что когда «пациенты» — Ольга и Калачев — пришли в себя, он сделал им успокаивающие уколы. Ольга сразу же почувствовала себя лучше, а бизнесмен почему-то возбудился, повел себя странно. Блудов осмотрел их, но ничего особенного не обнаружил. Специальной техники на подводной лодке не было, только самая примитивная.

— Дальше! — потребовал Яйцин.

— А что дальше, — шмыгнул носом врач. — Я им говорю, все, господа, вы здоровы, идите себе спокойно, продолжайте отдыхать и веселиться… Ольга сразу же собралась и ушла, а этот… — Блудов кивнул в сторону двери. — Калачев, значит, вдруг взял да и заперся…

— Сам?

— Сам, конечно!.. Лева, он псих, настоящий псих! — возбужденно произнес Блудов.

За дверями послышался неясный шум, затем — звон и негромкие ругательства. Все вздрогнули, посмотрев на тяжелую железную дверь, и лишь одна медсестра осталась спокойной — было видно, что она уже привыкла и чувствовала себя уверенно в этой дикой ситуации.

— Вы бы свет включили, — вдруг подал голос Лапшин. — Ведь человек может порезаться или упасть…

— У меня начальство есть, — безмятежно отозвалась медсестра. — Прикажет — включим, не прикажет не включим… — она громко, не стесняясь, зевнула. — Только знайте, что при свете он буйный становится!..

— Это черт знает что! — с чувством произнесла Рябинина. Это какой-то произвол!.. Это хуже, чем сталинские психиатрические лечебницы!..

— Почему хуже? Значительно лучше, — попытался пошутить Блудов.

— Илья! — укоризненно произнес Костя Сюткин.

— А что Илья? Что Илья?.. Я уже тридцать четыре года как Илья!.. Но в такой глупой ситуации не был!..

— И я не была, — вставила медсестра.

— И я, — подхватил Лапшин. — Представьте себе, господа, тоже не был… Ай-я-яй, какое упущение!..

— Лапшин! — прикрикнула Рябинина. — Перестань ерничать!..

— Ти-хо! — вновь рявкнул Яйцин. — А теперь все заткнитесь, пожалуйста, и слушайте меня!..

Возникла хрупкая тишина.

Стараясь сдержать улыбку, Лапшин отвернулся. Костя Сюткин, как настоящий миротворец, укоризненно покачал головой и предостерегающе взял Рябинину за руку. Медсестра вновь принялась листать журнал с безразличным видом, словно это ее не касалось, а Блудов прислушался к тихому звону за железной дверью и поморщился, как от зубной, боли.

— Сделаем так! — начал начальник охраны и безопасности тоном, не терпящим никаких возражений. — Журналисты уходят…