— Ах, ну да, — извинился я. — Прошу прощения. Меня можно понять — я чувствую себя полным идиотом.

— Это-то, как раз понятно, — усмехнулась Рябинина, и у меня нестерпимо зачесались руки, так захотелось ее щелкнуть по носу.

Нет ничего страшнее, повторюсь, торжествующей женщины. Я бы сказал, что это не эстетично.

— Может быть, ты все-таки скажешь, чего ради мы сюда пришли? — спросил я. — Если ты будешь продолжать темнить, я отправлюсь в «Нирвану». Там, понимаешь, приятная компания, красивые девушки.

Глаза ее, слава Богу, сверкнули. Мне удалось хоть немного вывести ее из состояния эйфории. Может быть, теперь она перейдет-таки к делу.

Так и произошло. Она моментально стала сухой, официальной, ничего, мол, личного, а значит — перешла к делу. Что и требовалось.

— Значит так, — затянула Рябинина таким тоном, словно все происходящее ей смертельно надоело, и говорит она об этом только потому, что непонятливые пацаны умоляют ее объяснить непонятные им вещи. — Значит, так. Романа Левита убила его подруга. Думаю, что это та, которая повыше ростом.

Я раскрыл рот.

— Стелла?! — выдохнул я, но закрыть рот мне так и не удалось.

— Тебе виднее, — пожала она плечами.

Костя смотрел на нас непонимающими глазами. Я, наконец, спросил:

— Почему она? Почему не Раечка? Почему не кто-либо еще?

И почему ты в этом так уверена?

Рябинина спокойно на меня смотрела.

— Очень просто, — сказала она. — Одна фраза в этом странном объявлении подсказала мне, что автором его была женщина. Остальное, как говорится, дело техники.

— Какая фраза? — я постепенно стал приходить в нормальное состояние.

— «Это будет весело, по-настоящему весело», — вот что это за фраза. — Так могла сказать только женщина.

— Не факт, — покачал головой Сюткин.

— Поверь мне, Костя, — кивнула Рябинина — Это женщина. Костя пожал плечами, но, кажется, остался при своем мнении.

— Ну хорошо, — примирительно сказал я. — Допустим, это действительно женщина. Пусть. Хотя я тоже не понимаю эту логику. И что? Почему это обязательно подруга Левита?

— Потому что я чувствую это, — сказала она.

— М-да, — произнес я. — Агата Кристи отдыхает. Слушай, ты можешь хоть что-то объяснить с помощью такой глупой штуки, как логика? Или это ненужная в нашем положении роскошь?

— Могу, — сказала Рябинина.

— Слава Богу, — обрадовался я.

— Все очень просто, — продолжила она. — У меня нет, к сожалению, четких доказательств, но кое-какие предположения есть. Во-первых, это моя уверенность в том, что текст составляла женщина. Вы можете не доверять мне, как женщине, которой в голову пришло невесть что, но вы должны мне доверять как человеку, который довольно долго работает с текстами вообще. Не забывайте, в конце концов, где я работаю. Я этих текстов за свою жизнь навидалась — на следующую хватит!

— А мы, по-твоему, просто пописать вышли, да? — сказал я ей. — Ну ладно, пусть женщина. Дальше-то что? Почему именно Стелла?

— Попробую вам, недоумкам, объяснить, — усмехнулась Рябинина. — Вспомните вашего любимого Эркюля Пуаро. Где прячут лист?

— В лесу, — вставил Сюткин-эрудит.

— Ну? — смотрела на нас Рябинина.

— Что? — невинно смотрел на нее я.

— Ладно. Объясняю. — Она подперла лицо кулачками и продолжила. — Богатые люди берегут свое здоровье, логично?

— Вполне, — согласился я.

Хватит с ней спорить. Может, и впрямь есть в ее рассуждениях что-то стоящее.

— Если бы у Левита было больное сердце, он бы не отправился в этот круиз, так?

— Ну… — протянул Костя.

— Допустим, так, — перебил его я.

— Теперь представим себе на минуту, что смерть Романа Левита выгодна этой самой Стелле, и она каким-то образом его убивает. Я не могу назвать сейчас причину убийства, и никто не сможет ее назвать, потому что личная жизнь покойного пока для нас загадка. Но если предположить, что виновна Стелла, тогда многое становится на свои места.

— Что именно?

— Она просто-напросто пытается дать понять, что смерть Левита — дело рук какого-то маньяка, и стоит она всего лишь в ряду его преступлений. И поэтому я не удивлюсь, если в скором времени мы станем свидетелями еще какой-нибудь провокации. Надо только повнимательнее поглядывать за этими девочками, и все будет нормально.

— То есть они могут быть в сговоре? — уточнил я.

— Почему нет? — пожала плечами Рябинина. — Они же, кажется, подруги?

— Подруги, подруги, — рассеянно кивал я, обдумывая сказанное.

Рассуждения были в чем-то стройными, но почему-то они меня не устраивали.

— Я что-то не понимаю, — сказал я. — Она убила Левита, устроила сердечные приступы этим двум — Калачеву и Ольге, а потом прокрутила ленту. Так?

— Я понятия не имею, как это было сделано технически, — призналась Рябинина. — Но уверена, что если мы за отправную точку возьмем мою версию, то можем очень скоро разобраться, что же все-таки здесь произошло.

— Что произошло, понятно, если верить твоей версии, — проговорил я. — Непонятно другое — как это произошло? Каким, собственно говоря, образом, они смогли бы все это устроить?

— Надо думать, — развела руками Рябинина.

— Это точно, — потянулся я. — Надо думать. Думать, а не гадать. Пока все эти предположения — не более чем необоснованные, бездоказательные рассуждения. Мисс Марпл была бы очень недовольна.

— У тебя есть другие предположения? — спросила Рябинина. — Доказательные?

— Нет, — покачал я головой. — Но поверить в то, что эти девочки стали организаторами хорошо продуманного преступления я тоже не могу. Идти по этому пути — это значит терять время.

— Уверена, — усмехнулась Юлия, — что если бы эту версию высказала не я, ты бы ухватился за нее.

— Чушь! — категорическим голосом произнес я.

Мне уже было не до шуток. Я просто до крайности взволновался, но всеми силами старался оставаться спокойным.

Кажется, мне это удавалось.

— Чушь, — повторил я более спокойным голосом. — Дело совсем не в этом. Во-первых, я не согласен с тем, что объявление составляла обязательно женщина. Оно достаточно продуманное, и в нем присутствует, я бы сказал, мужская логика. Во-вторых, если это маньяк, то будет трудно классифицировать его стиль как мужской или женский. Прищипенко тоже мог бы создать что-либо подобное. Честное слово, если бы в тексте присутствовало слово «однозначно», я бы не сомневался, кто автор этого объявления.

— А может, он маскируется, — подал голос Костя, усмехнувшись.

— Вот, — обрадовался я и кивнул Рябининой. — Можешь взять за очередную рабочую версию. Тем более, что он познакомился с покойным непосредственно перед смертью. Это дает пищу для размышлений, но ничего не доказывает. Впрочем, это твой стиль.

— Дурак, — сказала Рябинина.

— Взаимно, — откликнулся я и продолжил. — Пошли дальше. Если бы сердечные приступы у Ольги и Калачева были бы до смерти Левита, то с грехом пополам можно было твою версию признать правдоподобной. Их могло озарить, этих девочек, и тогда они могли бы разыграть всю эту лабуду. Но слишком много сослагательного наклонения, тебе не кажется? И это не противоречит здравому смыслу. Левит умер первым — и это, как ни парадоксально это звучит, делает нашим знакомым девушкам алиби.

— Вашим знакомым, — поправила меня Рябинина с изрядной долей злости в голосе.

— Пусть так, — согласился я. — Тем более, я лучше их знаю, а значит, могу предполагать, на что они способны, а на что нет.

— У тебя есть хоть какие-нибудь мысли по поводу того, что происходит? — спросил меня Костя.

— Есть, — кивнул я.

Рябинина смотрела на меня, и было видно, что зрачки ее чуть расширились, что было свидетельством крайнего интереса.

— И что же у тебя есть? — спросила она.

— Немного, — ответил я. — Совсем немного, но кое-что. Вот только некоторые цитаты из известного вам текста: «Началась… забавная игра.» «Это будет весело, по-настоящему весело». Э-э, вот еще, одну минуту. «В живых останутся лишь те, кому повезет». Вот.