Переходя от туши к туше, кивая рабочим с занесенными топорами, он прокручивал в уме историю столкновения Иисуса с бесноватыми. Он воображал себе пыльный склон холма. Гробы, как они назвали в Библии, а на самом деле пещеры представлялись ему глубокими туннелями, высеченными в отвесной скале. Перед его внутренним взором свиньи с визгом бросались в море, где барахтались в воде своими короткими толстыми ножками, пока в конце концов не тонули^ утаскивая с собой на дно бесов. Аста ля виста, беби.

Он не знал, почему эта история доставляет ему такое удовольствие, бесконечные ее вариации раз за разом разворачивались у него в голове. Иногда, когда бесы входили в свиней, свинячьи головы трансформировались в человеческие — с искаженными лицами, на которых красовались свинячьи пятачки и слезящиеся выпученные глазки...

Он кивнул Бену Старки, который занес топор. Взмах. Джейсон Морроу почувствовал жар крови, вспенившейся на его прорезиненных веллингтонах.

И если бы в этот самый момент вы сказали Джейсону Морроу, что ровно сто лет назад его прадед Уильям Морроу задохнулся от газа в комнате номер 406 на верхнем этаже «Городского герба», он бы, конечно, удивился. Его удивление еще более бы возросло, если бы вы показали ему подпись прадеда Уильяма под предсмертной запиской самоубийцы, поскольку он увидел ее призрачное эхо в собственной росписи, вплоть до того же подчеркивающего ее решительного зигзага. Хотя он был бы удивлен, он всему этому поверил бы.

Но если бы вы сказали Джейсону Морроу, что в это самое время завтра он будет мертв — мертв, как свинка, подрагивающая и истекающая кровью у его ног, — в это он не поверил бы нисколько.

Но и то и другое — истина.

Он снова кивнул. Упал топор. Джейсон Морроу шел через бойню.

И одна за другой свинки наконец переставали визжать.

3

Прихлебывая кофе, доктор Дэвид Леппингтон размышлял, не заказать ли у девушки за стойкой кафе еще одно пирожное. Это казалось бессовестной жадностью — бейкуэльский пирог, который он только что съел, был огромным, — но сейчас он определенно был во власти того самого чувства, которое охватывает ученика, вырвавшегося из школы и намеренного использовать каникулы на все сто.

Я мог бы подойти к девушке у стойки — хорошенькая блондинка с ногтями, накрашенными красным, — спросить, не посоветует ли она приличный ресторан, а затем, когда она назовет парочку, небрежно сделать следующий шаг и пригласить ее на свидание. Давай же, Дэвид, подзуживал голос у него в голове. Слабо?

Как говорится, он свободен как птица, — с тех пор как расстался с Сарой. Ну, даже не расстался, просто мягко и постепенно, очень постепенно за последние полгода все сошло на нет, и они наконец достигли момента, когда обоим пришлось согласиться, что они больше не вместе. По крайней мере для обеих сторон расставание было безболезненным. Тем более безболезненным, что они не жили вместе.

Дэвид смотрел, как официантка-блондинка движется по кафе, протирая столы, поправляя меню и сахарницы. Он начал репетировать вступительные реплики, когда вдруг заметил, как поблескивает бриллиантик в кольце на ее левой руке.

Черт, беззлобно подумал он. Ну да ладно, если Леппингтон заинтересует его настолько, чтобы в нем задержаться, он пробудет здесь еще две недели. Он уже подумывал о том, чтобы через пару дней перебраться на побережье.

Он отхлебнул кофе. Через окно видна была огромная, похожая на сгусток свернувшейся крови, темная туча, зависшая над четверкой башен «Городского герба». Ворона и след простыл.

Еще двадцать минут, и можно будет поселиться. Сейчас, после долгой поездки в поезде из Ливерпуля, горячая ванна казалась особенно притягательной.

От нечего делать он достал из кармана одно из двух писем. Оно было от доктора Пэта Фермена, одного из двух практикующих в городе врачей. Доктор Фермен приглашал Дэвида подумать над тем, чтобы перенять его практику, когда через полгода он, Фермен, уйдет на пенсию. Я уверен, вам понравится работать в Леппингтоне, говорилось в письме, и вы не только выиграете профессионально, но и приобретете положение в обществе, в особенности если учесть, что узы, которыми связана ваша семья с этими местами, уходят на много веков в прошлое...Письмо было дружелюбным и непринужденным, и в нем поминался дядя, Джордж Леппингтон, которого доктор Фермен знал как доброго друга и соседа на протяжении последних тридцати лет, — так, во всяком случае, утверждал автор. Дэвид не видел своего дядю с тех пор, как покинул город в возрасте шести лет.

Примет ли он приглашение стать врачом в этом маленьком городке своих предков? Он просто не знал. Мысль о том, чтобы бороздить улочки и сельские дороги в «лендровере», как какой-нибудь Почтальон Пэт[2], в белом врачебном халате, казалась неожиданно привлекательной. Здесь не будет сидения с девяти до пяти в офисе Центра гигиены труда, доводящего до отупения, где все, что от него требовалось, только подтверждать или опровергать диагнозы, поставленные другим врачом, или советовать бизнесменам поменьше пить и побольше заниматься спортом. С тем же успехом можно, стоя на берегу, рекомендовать морю не пускать сегодня прилив на пляж. Море, пожалуй, проявит больше внимания, чем бизнесмены, которым неймется спустить счета фирмы в дорогих ресторанах.

В кафе вошла пожилая пара. Заказав поджаренные булочки к чаю и горячий шоколад, они устроились у окна. Дэвид заметил брошенный в его сторону взгляд. («Смотри-ка, Этель, приезжий». Нет, здесь не нужно быть телепатом, чтобы понять, что они думают.)

Дэвид взглянул на часы над стойкой. Десять минут до заезда. Когда он возвращал письмо в карман, под пальцами, будто для того, чтобы привлечь его внимание, зашуршал второй конверт.

Он пока не станет открывать письмо, хотя и достаточно хорошо знает почерк Катрины, чтобы понять, от кого оно.

О'кей, Дэвид, ты расслабился, ты в достаточно хорошем расположении духа, чтобы разделаться с ним. Давай же, прочти это проклятое письмо, покончи с этим раз и навсегда.

Он вытащил из кармана белый конверт, быстро вскрыл его. Видишь, Дэвид, совершенно не больно, ведь так. Прочти его, потом порвешь и скормишь урне в углу.

Но он знал, что этого те сделает. Что прочтет его еще раз десять, прежде чем уничтожить.

Он вытащил письмо из конверта. Стоило ему развернуть листок, он понял, что совершил ошибку. Ему следовало еще немного потянуть. Подождал бы вскрывать проклятый конверт, пока не заанастезируешь себя парой пива, подумал он, внезапно рассердившись. Хватит с тебя этого. Ты не видел эту женщину уже пять лет.

Он развернул письмо. Первое, что бросилось ему в глаза, была обычная муха, приклеенная клейкой лентой над словами «Дорогой Дэвид».

Черный трупик под прозрачным скотчем выглядел абсурдно упитанным. Крылышки у мухи отсутствовали. Они были не оторваны, а аккуратно обрезаны ножницами. Не читая, он заткнул письмо обратно в конверт, а конверт запихнул на самое дно кармана.

В горле волной поднималось что-то горькое.

4

Из самых глубоких туннелей они хлынули наверх. Голодные, они стремились к еде. Они двигались быстро, целеустремленно карабкались вверх, к ходам, лежащим прямо под поверхностью, они двигались в полной темноте, повинуясь зову инстинктов в их крови.

Достигнув своей цели, они ждут, подняв лица вверх, зная, что вот-вот настанет ливень. Воздух наполняется их ожиданием; тела их дрожат от возбуждения.

И вот он настал. Бурный поток хлынул в сотни подставленных ртов.

Текучий звук заполнил пещеру.

Они едят. Пища их тепла, мокра, сладка. Будь здесь достаточно света, она явила бы свой цвет. Красный. Очень красный.

5

Шмяк!

Четверо обдолбанных придурков валяются в траве у его ног. Всего делов-то, раз плюнуть. Просто, просто, а?

вернуться

2

Персонаж популярного английского мультипликационного сериала.