5

В больнице Электра быстро вынула из прикроватной тумбочки пластиковый пакет с салфетками для вытирания рта. Из коридора доносились голоса. Она в напряжении помедлила, ожидая вот-вот увидеть, как открывается дверь и входит сестра. Голоса стали громче. Потом начали стихать.

Со вздохом огромного облегчения Электра высыпала салфетки на прикроватный столик.

Потом осторожно открыла пластиковый пакет. Пакет был из прозрачного полиэтилена, на деле довольно прочного.

Уж конечно, достаточно прочного.

Руки Электры двигались умело и спокойно. Одной рукой она приподняла голову старика. Тот все еще бормотал, беседуя с кем-то или чем-то, ей невидимым. Свободной рукой она натянула пластиковый пакет на голову старику.

Покончив с этим, она пальцами собрала края пакета и затянула их на горле, затянула туже, удостоверилась, что полиэтилен образовал теперь воздухонепроницаемый манжет на шее.

И тут же пакет на голове старика надулся от выдоха. Морщинки на пакете разгладились — с хрустом натянулся полиэтилен.

Когда старик вдохнул, мешок осел. Пластик приник к контурам лица; создавалось впечатление, что перед Электрой — голова в пластиковой вакуумной упаковке. Омерзительно, но она не отступала.

Джордж Леппингтон выдохнул. На этот раз мешок запотел, так что черты лица человека, лежащего без сознания, стали размыты.

Она не двинулась с места, обеими руками крепко держа пакет на горле старика, слушая, как пакет скрипит при каждом вдохе и выдохе.

Теперь ритм дыхания убыстрился — двуокись углерода постепенно заменяла в пакете кислород.

Она чувствовала, как дрожит под ее ладонями шея.

Она глядела сквозь запотевший пластик.

Господи милосердный. Пара голубых глаз глядела на нее в ответ.

И в этих глазах стояла ярость. Выражение лица было яростным и свирепым.

Господи, о Господи, только не очнись... пожалуйста, только не очнись.

Несмотря на то что глаза открылись, старик, похоже, так и не пришел в сознание.

Господи милосердный. Не очнись. Пожалуйста, только не очнись!

Бормотание, извергающееся изо рта старика, стало громче. Дрожь тела превратилась в конвульсии. Она поглядела на крупные руки, сжавшиеся в кулаки.

И все же она не отпускала своей хватки.

Пусть воздух станет ядовитым. Пусть он задохнется. Пусть эта сволочь задохнется, думала Электра с такой жгучей яростью, что на глазах у нее выступили слезы.

Тело старика дрожало теперь с такой силой, что сотрясало кровать, и та ударялась о стену. И даже будучи без сознания, старик, задыхаясь, хрипел.

Господи, они услышат; кто-нибудь придет!

Ее остановят.

И она уже ничего не сможет поделать.

Стиснув зубы, она крепче сжала пакет. На губах старого Леппингтона выступили пузыри слюны; нос стал ярко-красным, потом так же внезапно побелел, пока не стал белым, как наволочка на подушке, на которой он лежал.

Грудь поднялась, но этот огромный вдох лишь погнал по пакету теперь уже ядовитый воздух.

Из груди старика послышалось низкое бульканье, которое становилось все громче, громче, громче.

Потом прекратилось.

Внезапно со всем было покончено.

Концентрация двуокиси углерода привела к остановке сердца.

С пусто прозвучавшим вздохом тело расслабилось.

Давай же, еще не конец, прошептала она самой себе.

Проверив пульс, чтобы убедиться, что жизнь оставила это восьмидесятичетырехлетнее тело, Электра стащила с головы пластиковый пакет, потом аккуратно собрала в него салфетки для вытирания рта. Пакет с салфетками она вернула на место в тумбочку, положив его в точности так же и на то же место, где он лежал.

Проклятие.

Из носа старика бежал ручеек крови. Верный признак удушья.

Черт, ничего не кончено — далеко не кончено.

Она опрокинула на кровать свою сумку.

Ключи от машины, три тампона, карандаш, перьевая ручка, маникюрные ножницы. Пара тюбиков помады.

Двигаясь теперь с почти сверхъестественной скоростью, она выхватила из шкафчика бумажное полотенце, стерла кровь с ноздри. Потом разрезала ножницами тампон пополам, после чего вставила по половинке тампона в каждую ноздрю. Ловко подхватила карандаш и затолкала половинки тампона как можно глубже в ноздри. Она надавливала так сильно, что сломался карандаш.

Быстро заменить карандаш ручкой. Несколько секунд спустя половинки тампона были уже затолканы так далеко, что их не было видно. Там они вздуются от соприкосновения с кровью, сочащейся из лишенных кислорода легких. Если повезет, они напрочь перекроют поток крови.

Потом, разжав челюсти мертвеца, она отклонила его голову назад и затолкала оставшиеся два тампона ему в глотку. На сей раз пришлось воспользоваться средним пальцем, чтобы затолкать их ему в горло достаточно далеко, чтобы их не заметил измотанный врач, который будет составлять свидетельство о смерти старого Леппингтона. Благодаря закупоренным воздушным путям не будет никакого симптоматического потока крови, который мог бы возбудить подозрения врача и навести на мысль о том, что старик мог умереть от удушья. Что до доктора (хотелось бы надеяться, замотанного), он установит, что больной просто умер от сердечной недостаточности, вызванной весьма преклонным возрастом и обостренной взрывом динамита.

Старик лежал теперь неподвижно. Уста его безмолвствовали; глаза глядели в потолок. Они ничего не видели. Они больше никогда ничего не увидят.

Уничтожив все следы своего посещения, Электра набросила ремешок сумки на плечо, сложила и перекинула через руку пальто, а потом вышла из палаты.

Глава 45

Лавиной нарастал странный звук. Он поднимался из нижних туннелей, будто шум надвигающейся бури.

Дэвид почувствовал, как Бернис схватила его за руку. Глянув на девушку, он увидел, что глаза ее полны страха.

А звук все нарастал.

Потом он сообразил, что это.

Огромный вздох.

Повсюду вокруг него белоглавые вампиры испускали невероятный вздох не то печали, не то облегчения. При этом они зажимали руками уши и трясли головами, словно пораженные горем, столь же невыносимым, сколь и внезапным.

Блэк придвинулся вперед в озерцо света, отбрасываемого через решетку уличными фонарями. Он огляделся по сторонам, на его татуированном лице возникло озадаченное выражение.

Теперь Дэвид вернулся взглядом к Страуду: тот тоже казался встревоженным. Он все встряхивал головой, как будто на него внезапно нашел приступ головокружения.

— В чем дело? — прошептала Бернис. — Что с ними происходит?

— Не знаю. Но это наш шанс. Беги!

Но уйти дальше чем на несколько шагов им не удалось. Когда они пытались прорваться мимо Страуда, вампир бросился вперед и схватил Бернис за запястье. Он все еще тряс головой, губы его кривились от боли, но за свою жертву он держался цепко.

— Никуда ты не уйдешь! — загремел он. — Ты моя! А повсюду вокруг них стенали белоглавые вампиры, словно охваченное горем семейство оплакивало кончину отца.

Твари прижимали руки к вискам, неистово раскачивались из стороны в сторону и, выли так, что звук, эхом отдававшийся от стен, болезненно резал слух.

— Дэвид! — вскрикнула Бернис, пытаясь вырваться из хватки Майка Страуда, который все так же тряс головой, будто внезапно потерял ориентацию.

Блэк оглядывал стенающих вампиров, сам, очевидно, пребывая в смятении.

Сжав рукоять меча обеими руками, Дэвид двинулся вперед к Страуду, который держал отчаянно вырывающуюся девушку с такой же легкостью, как будто это был маленький ребенок.

— Оставь ее в покое! — С внезапным криком Максимилиан бросился на Страуда. — Отпусти ее... ты делаешь ей больно!

Невидимым глазом движением Страуд безжалостно бросил Бернис на пол и схватил размахивающего кулаками Максимилиана. Мгновение спустя вампир припал ртом к его горлу.

Дэвид в ужасе смотрел, как двигается, разрывая вены, челюсть вампира.

И вот Страуд отбросил Максимилиана в сторону, словно выбрасывал мешок ненужного хлама. Вампир поглядел на Дэвида, глаза его сияли, подборок был омыт кровью. Усмехнувшись, он выплюнул что-то себе под ноги. И Дэвид распознал окровавленный кусок человеческой трахеи. Вампир вырвал Максимилиану адамово яблоко.