— Внутрь, — сказал дядя в обычной своей грубовато-деловитой манере. — Я закрою ее за нами, иначе к завтрашнему дню ветер занесет ее до самого Йорка.

Гараж был пуст. Потом, к немалому своему удивлению, Дэвид увидел, что гараж был невероятно пуст. Это место просто противоречило всем законам физики. Гараж тянулся метров на тридцать в глубину, чтобы затем потеряться во тьме. Тут Дэвид сообразил, что перед ним.

— Это вход в пещеру? — спросил он Джорджа, который зажигал бутановую лампу.

— В ту самую пещеру, которая вела к подземному озеру, где обитала рыба. Иди за мной. Держись бетонной дорожки посередине, в это время года пол пещеры подмокает.

Дэвид пошел следом, видя перед собой лишь силуэт дяди. Лампа заливала пещеру впереди ослепительно белым светом и при этом громко шипела.

Стены пещеры были из черного камня, возможно, гранита. От пола к потолку бежали тончайшие белые прожилки. В отличие от большинства пещер, где приходится пригибаться, когда начинает опускаться потолок, эта была достаточно просторной, чтобы загнать сюда фургон. Дэвид решил, что некогда она, наверное, была расширена вручную.

Не прошло и трех минут, как Джордж остановился.

— Дальше нам не пройти, сынок.

И Дэвид тут же понял почему, путь им преградила железная решетка. Она шла от стены до стены и от пола до потолка. И больше всего напоминала прутья клетки. Причем весьма основательной клетки. По ту сторону решетки вполне можно было безопасно содержать львиный прайд.

Прежде чем уступить место теням, свет от лампы простирался еще на двадцать с небольшим метров за решетку.

Дэвид обнаружил, что напряженно всматривается во тьму за прутьями, почти ожидая увидеть, как к нему, шаркая, тащится какая-то отвратительная тварь.

— И там есть озеро? — спросил Дэвид.

— Есть. Размером с теннисный корт. Но глубокое. Очень глубокое. Дно его никогда не замеряли.

— И это подземное озеро и есть исток Леппинга?

— Ты начинаешь вспоминать.

Дэвид покачал головой. И все же он ощутил слабый укол узнавания — что-то в этих железных прутьях и в тьме за ними.

Все должно выглядеть как-то иначе.

И железные прутья издавали шум.

Он нахмурился.

Да ладно, Дэвид, как могут издавать шум железные прутья?

Ему снова подумалось, каким странным должен казаться мир шестилетнему ребенку. Он вдруг обнаружил, что сейчас, в возрасте двадцати девяти лет, видит это место глазами шестилетнего мальчишки. Он начинает вспоминать.

Тогда тут был сильный запах.

Как в зоопарке.

Или в стойле.

Нет, в свинарнике.

И прутья перед ним не молчали.

Он осмотрел освещенную лампой решетку. Решетка отбрасывала на пол пещеры плотную черную тень. Потом он заметил стальной штырь с локоть длиной. Штырь был привязан к одному из поперечных прутьев куском запаянной в белую пластмассу бельевой веревки. На прутьях в этом месте виднелись слабые вмятины.

Внезапно он понял почему.

Память вернулась как вспышка. Четкая и ясная. Дядя стоит у решетки и держит маленького Дэвида за руку, а сам при этом взад и вперед раскачивает стальной штырь, который издает оглушительный — для слуха шестилетнего ребенка — лязг.

Но зачем, во имя неба, дядя это делает?

Дэвид вновь заглянул за решетку в черное жерло туннеля, уходящего в недра холма.

Там что-то было, внезапно сказал он самому себе; что-то, что наблюдало за мной из тьмы. Я их чувствую.

Их?

Откуда взялось это «их»?

Воздух в пещере внезапно стал как будто холоднее. Он поежился. Ветерок... нет, не совсем ветерок, не сильнее сквозняка, но холодный, такой ледяной, что от холода у него начало неметь лицо.

Он подышал на руки, чтобы согреть их, и изо рта у него вылетело облачко пара, ослепительно белое в свете газовой лампы. Сердце его начало биться быстрее, как будто в глубине души он знал, что в любой момент может что-то случиться. Было в этом какое-то глубоко укоренившееся предчувствие. Причем ощущение это было настолько острым, что Дэвиду показалось, что стоит протянуть руку — и он сможет ухватить это.

Что это за место такое?

Почему оно так действует на меня?

Почему он не может оторвать глаз от темного нутра туннеля, уходящего бог знает куда?

Какой бог, Дэвид? Бог ангелов и света?

Или бог тьмы, воплей и крови?

Он вдруг сообразил, что вспоминает, как час назад заглядывал в водосток, который вернул бредовое воспоминание более чем двадцатилетней давности — о белых шарах, колышущихся во тьме под самой улицей. Ну не судьба ли? Интересно, какие еще могут нахлынуть на него воспоминания?

— Те, кто заключает договор с богами, должны держать свое слово, — вполголоса проговорил дядя Джордж, вешая лампу на ввинченный в потолок железный крюк. Шипящая теперь под потолком лампа пульсировала настолько ярким светом, что Дэвид едва не жмурился.

— Вспомни, что я тебе говорил, — так же вполголоса продолжал Джордж, его слова почти тонули в шипении газовой лампы. — Бог грома Тор наказал вождю клана Леппингсвальт создать новую империю, которая охватит весь мир. Вождь пожаловался, что у него нет армии, и потому Тор предоставил ему войско при условии, что нашествие начнется, как только сойдет снег. — Джордж долил виски в кружку Дэвида. — Видишь ли, боги Севера уже тогда чувствовали, что сила их убывает, — в то время как христианство как чума распространялось по Европе. Приходили в упадок, разрушались капища, никто не совершал древних ритуалов. Вождь Леппингсвальтов согласился. Так был заключен договор. И тут же Тор призвал к себе валькирий — дев-воительниц северных богов — и приказал им полететь на поля битв по всему миру, и собрать там мертвых воинов, и принести их назад в долину.

— Но на что годна куча старых трупов?

— А, вот здесь за дело берется бог — старый и очень могучий бог. Острием ножа Тор надрезал себе язык, а потом ртом, полным собственной крови, поцеловал по очереди каждого из павших и тем вернул их к жизни.

— И эти восставшие из мертвых солдаты подчинились вождю Леппингсвальтов?

— Беспрекословно.

— А что произошло, когда началось нашествие?

— Армия была не готова. Всю ту зиму полторы тысячи лет назад они пролежали в пещерах, питаясь кровью быков, дабы вернуть себе былую силу. Вспомни, Тор приказал вождю Леппингсвальтов перейти в наступление, когда сойдет зимний снег.

Дэвид почувствовал, как от виски по его телу вновь разливается тепло. Дядя казался теперь темным силуэтом в ярком свете лампы, которая шипела и пульсировала так, что Дэвид почти готов был поверить, что в пещеру случайно занесли осколок солнца.

— В ночь накануне нашествия разразилась беда, — продолжал старик. — Вождь сидел в пиршественной зале со своей сестрой и невестой. С ними был и его соратник, Вуртцен. Вуртцен же был воином из племени готов. По общему мнению, это был гигантского роста варвар, чья речь больше напоминала волчий вой, чем язык людей. Тогда — так никогда и не выяснилось почему — вождь и Вуртцен заспорили. Спор становился все ожесточеннее, перерос в ссору, пока они не выхватили мечи и начали биться друг с другом. Схватка бушевала всю ночь. В какой-то момент гигантский порыв ветра распахнул дверь и загасил все свечи. И все же они сражались — только теперь это было в полной тьме. Оба они были прекрасными бойцами, и ни один не мог одолеть другого. Представь себе, как они бьются в темноте, как лязг стальных клинков эхом отдается от стен, как летят искры, когда меч встречает меч. Однако — ни тот ни другой этого не заметили и не поняли — сестра вождя и его невеста были случайно убиты во время поединка. Ни вождь, ни Вуртцен не знали, кто и когда нанес смертельный удар. В раскаянии Вуртцен бежал из страны. Вождь же Леппингсвальтов повел себя иначе. Обезумев от ярости, он дотла сжег капище Тора, виня его в смерти женщин.

— Но бог так этого не оставил.

— Нет. Тор явился, чтобы приказать Леппингсвальту начать завоевание христианских королевств.

— С помощью, так сказать, армии вампиров.