В горле встал комок, а в носу подозрительно захлюпало. Пришлось часто заморгать, чтобы сдержать неожиданно навернувшиеся слезы.

— Я пробовал сам. И давал Арею — он съел, — осторожно добавил мужчина, видя, что она не торопится приступать к завтраку.

Зверь обнаружился тут же. Сидел рядом с диваном и облизывался, задумчиво глядя на тарелку. Кажется, если ей блюдо не понравится, он с удовольствием съест добавку.

Ольга осторожно взяла ложку и зачерпнула с краю. Креон и ликос следили за ней с таким вниманием, будто от ее реакции зависела, минимум, их жизнь.

Каша оказалась… вкусной. Да, не такой, как она помнила из детства. Но в меру сладкой, в меру соленой. Со странным привкусом, который легко перебило варенье, немедленно полностью выложенное сверху. Оказалось, что у нее проснулся совершенно неприличный аппетит. И каша пропала в считанные минуты.

Ольга поскребла ложкой открывшееся дно и подняла взгляд на мужчину. Тот уже перестал хмуриться и заметно расслабился.

— А можно добавки?

Ее вопрос заставил его моргнуть. Затем бросить взгляд в сторону кухни. И самоотверженно ответить:

— Конечно.

…На самом деле издеваться над киорийцем Ольга не стала. Силы вернулись, и они уже вдвоем отмывали кухню. Потом готовили обед. Потом играли в монополию, найденную на антресолях — больным необходимы положительные эмоции, а смотреть телевизор не хотелось.

Правила Креон усвоил быстро. И также быстро освоился с полем. Играть с ним было интереснее, чем с Сашей. И попутно удалось узнать кое-что о Киорисе. А еще о его жизни на Земле в ее отсутствие. И о том, как принцу пришлось осваиваться на кухне. И о визитах Ивана Александровича. Ольга слушала и качала головой, удивляясь и в то же время в очередной раз убеждаясь, что для власти война — лишь еще один повод доказать свое превосходство. Даже перед лицом общего врага.

А ближе к вечеру они пошли гулять. Тучи унесло ветром. Выглянуло солнышко. Засидевшихся дома людей потянуло на воздух. Официально они выгуливали ликоса, который, судя по поведению, в компании совершенно не нуждался, и независимо бегал рядом. Неофициально — заменяли прописанную ей физическую активность хотя бы прогулкой. От былой выносливости не осталось и следа. Уже через пятнадцать минут Ольга опиралась на руку принца. И неожиданно поняла, что идти с ним рядом невероятно комфортно.

Он не бежал вперед. Не жаловался на ее шаг. Легко поддерживал, принимая на себя часть веса, а не просто сжимая руку. И еще рост. Разница у них была в полголовы. А женщина уже давно привыкла, что мужчины либо чуть ниже, либо, в лучшем случае, с ней на равных. Странно было смотреть на него снизу вверх. И ведь даже каблуки можно будет одеть… Только куда? И зачем?

— Кажется, людей стало больше…

— Скорее стало чуть спокойнее. Я слышал по радио, что некоторые предприятия возвращаются к работе. Власти делали какое-то заявление ранее, но я не интересовался. Возможно, у людей появляется надежда на будущее.

— Возможно…

Надежда. Еще пару недель назад в перспективе были только ужас и неопределенность, а теперь они говорят о надежде. Если бы еще получилось также легко вычеркнуть из памяти этроссов.

— Когда ты вернешься на Киорис?

Нет, она совсем не хотела, чтобы он улетал. Ведь у принца наверняка достаточно дел дома, и второй раз на столь гостеприимную и доброжелательную планету он вряд ли вернется. А она не наивная дурочка, чтобы вообразить, будто вскружила ему голову. Да и… кто сказал, что там его никто не ждет?

— Пока неизвестно. Мы будем ждать окончания войны. Эскадра получила приказ с Киориса патрулировать Солнечную систему и прикрывать Землю. К тому же мой брат… Он разбил флот Этры в другой системе. Думаю, сейчас начнется перегруппировка войск. Я в этом мало понимаю, но… Думаю, ждать осталось недолго.

— Хорошо. То есть… Если война закончится, ведь хорошо?

Ольга заглянула ему в глаза, и успела поймать мелькнувшее в них странное выражение.

— Хорошо… Я должен признаться, — неожиданно сменил тон Креон. — Я не хотел говорить, потому что ты плохо себя чувствовала. Но… Молчать дольше я не имею права. Заранее прошу прощения, что не сообщил сразу…

С каждым его словом ощущение умиротворения и легкости, навеянное сегодняшним днем, уходило, сменяясь уже таким привычным предчувствием неприятностей.

— Ты просила узнать о родственниках Александры. Нам удалось собрать сведения. Жена ее брата погибла во время штурма одной из лабораторий. Рахи использовали персонал в качестве заложников. Нашим военным удалось спасти лишь половину. Мне очень жаль.

Ольга вздохнула и кивнула. Она понимала, что сопутствующий урон может быть велик. И что киорийцы — не боги. Они не способны взять штурмом здание, уничтожив всех врагов и спасая всех гражданских. Кому-то повезло — уже хорошо. Жене Сергея — нет.

— Завтра надо ехать к Сашиным родителям. Помочь, если получится. Спасибо, что сказал.

Мог ведь и не говорить. Мог вообще не узнавать. Или… Ольга покосилась на чеканный профиль, эмоции на котором можно было прочитать лишь с большим трудом. Не мог. Он слишком честный и прямолинейный, чтобы соврать или умолчать о чем-то. А еще… Он переживает. Где-то очень глубоко внутри. Этого не видно. И неясно, почему он так скрывает свои эмоции, но все равно переживает. И за нее, и из-за того, что не сказал сразу…

И от этого вдруг стало странно тепло внутри. Будто что-то встало на место. Такое знакомое и родное. Уже понятное. Известное. И новое…

Этра

…— Ярмарка в этом году откладывается, так день рождения эмира придется встречать без обновок, — Дилара показательно надула губы, из-под ресниц продолжая наблюдать за Сашей.

Та лишь рассеянно кивнула, успешно изображая дезориентацию и полное отсутствие воспоминаний о вчерашнем вечере. Неспешный завтрак, накрытый на террасе во внутреннем дворике, длился уже полчаса и не спешил заканчиваться. Сюда ее привела вчерашняя старуха, выдавшая также и новый наряд — нижнюю рубашку, платье на пуговицах и платок на голову.

В центре двора журчал фонтанчик с питьевой водой, а вокруг него раскинулись клумбы с цветами — гордость госпожи Нулефер, ухаживающей за ними последние тридцать лет. Сейчас возраст уже не позволял ей все делать самой, и она пыталась приставить к делу невесток и дочерей, но те не горели должным желанием.

Все это Дилара рассказывала легко, запивая слова холодным чаем. Батима молча сидела в стороне, играя с цепочкой, несколько раз обвивавшей левую руку. Молчаливая. Отстраненная. С мечтательным взглядом, которым она изредка окидывала двор. Жмурилась на редкие лучи солнца, пробивающиеся через тонкий навес, укрывающий террасу. Вот так посмотришь и поверишь, что перед тобой ребенок, но Саша помнила ее холодный тон вчера. Нет, девочка вовсе не так проста, как кажется.

— День рождения эмира наверняка большой праздник. Как вы обычно его проводите?

Она не была уверена, что ей удалось разыграть должное любопытство и восторг. Голова, несмотря на все предпринятые меры, оставалась тяжелой. А уж что ей снилось ночью…

…То ли у отравы имелся побочный эффект афродизиака, то ли тело истосковалось по плотским утехам, но все ее сны, обрывочные и мутные, состояли из крайне откровенных фантазий-воспоминаний. И просыпаться с ощущением полной неудовлетворенности ей не понравилось. Даже душ и известное уже средство для помощи себе любимой помогли слабо. Желание ушло. Но внутри засело смутное подозрение…

— О, да. Собираются все шейхи и их семьи. Каждая из жен эмира готовит ему подарок. Накрывают роскошный стол с четырьмя переменами блюд и несметным числом закусок. Рабыни устраивают представление. Приглашаются звездочеты, которые рассказывают, что ждет эмира в следующем году. Празднество длится всю ночь. До самого рассвета…

Да, праздники на Этре предпочитали устраивать ночью, когда дневной жар уходил. А после них — спать до полудня. И проводить жаркие часы в купальне, где и вкушать поздние завтрак, переходящий в обед и ужин. Конечно, это относилось к тем, кто мог себе подобное позволить. Торговцы после праздника устраивали выходной — все равно за покупками никто не придет. А вот простым людям, так или иначе, приходилось спешить на службу.