Саша не знала, сколько прошло времени, прежде чем буря внутри немного улеглась. На смену вулкану эмоций пришла апатия. Она снова легла на лавку. Теперь уже лицом к решетке, чтобы дождаться прихода Батимы. Придет ли она? Обманет? И много ли правды в ее словах? Стоит ли ей доверять?

Вопросы были ленивыми. Обдумывать их не хотелось. Ощущение времени стерлось полностью. А потом снова пронзительно заскрипела дверь. Тихие шаги по коридору. Белый силуэт.

Землянка встала и подошла к решетке на автомате. Ноги едва шевелились. Кажется, она уже сутки не ела. И не пила. Батима взглянула на нее пустыми глазами. Сглотнула. Облизала губы.

— Церемония закончилась. Рабыни собирают пепел.

Пепел. Костер. Снова замутило. От голода или отвращения? Непонятно.

— Их сожгли вместе.

Слова доносились словно через вату. Чуда не случилось. Никто не прилетел. Их не спасли.

— Возьми. — Тонкая ручка протиснулась между прутьев и сунула ей маленький флакон. — Это вода. Чистая. Я постараюсь найти кого-нибудь, чтобы отдали приказ тебя кормить. Иначе…

Смерть от голода. Говорят, не такая уж и страшная. Легче, чем сгореть заживо. Воду она взяла тоже на автомате. Кивнула. Направилась к кровати. Батима постояла еще минуту, а затем ушла.

Саша молча смотрела в стену, сжимая в руке флакон. Небольшой. Там всего-то грамм пятьдесят или семьдесят. Не так уж и много. Яд? Может, так даже лучше? Не мучиться. Не ждать, что будет с ней. Что решат неведомые этроссы. Что…

Талия вышла из стены напротив и остановилась, скрестив руки на груди.

— Значит, смерть Филис была напрасной? Ты сдашься и позволишь им победить?

— Они уже победили…

— Если ты так думаешь, то конечно.

— Уходи…

Не хватало еще поругаться с призраком.

— Не могу.

— А где ты тогда была раньше?!

Неожиданная злость заставила подняться.

— Где тебя носило?! Если бы ты была здесь!

— Ничего бы не изменилось… И ты это знаешь.

Ее слова словно волнорез, о который разбилась ее злость. Бессилие и горечь остались. Грудь вздымалась и опадала. Внутри словно раскрылся прямой проход в ад. Жар. Ярость. Боль.

— Убирайся. Не хочу тебя видеть.

Призрак растворился в воздухе.

Пальцы сжались на несчастной бутыли. Саша взглянула на флакон. Зубами выдернула пробку. Выплюнула. Одним махом выпила все содержимое. Вода. По крайней мере, по вкусу. Просто вода. И есть хочется. Желудок свело от боли. А та подстегнула злость. Ярость, от которой перед глазами все краснеет. Голову будто сдавило тисками. А с губ сорвался вой. Сначала тихий, он становился все громче, эхом отдавался от стен. А затем перешел в рев…

Земля

…Золотистый блинчик, аккуратно обжаренный с обеих сторон, лег на тарелку. А на раскаленную сковороду потекло тесто, равномерно распределяемое привычными движениями. По кухне витал приятный аромат еды. В кастрюльке мирно побулькивали щи. В духовке доходила курица в сметане. Еще бы компот сварить, и полный комплект. Но время для ягод еще не подошло, а мороженные у Сашиных родителей кончились.

Ольга перевернула очередной блин, прислушиваясь к подозрительной тишине в квартире. Анну Ильиничну они сегодня отправили к мужу — все равно волнуется и дома места себе не находит. Так пусть лучше съездит и с врачами поговорит. И ей спокойнее, и на кухне мешать не будет.

Сергей после вчерашнего напоминал призрака. Читать ему нотации расхотелось. Жалость перевесила. А вот приставить к делу получилось. В магазин они с Креоном сходили. Продукты в четыре руки принесли. Потом уборкой занялись, а полчаса назад, когда блюда подходили к последней стадии готовности, забрали из садика детей. Поэтому тишина и напрягала.

Блин присоединился к стопке уже готовых, а на сковороду вылились остатки теста.

С утра Сережка еще сторонился киорийца. Смотрел искоса. Больше молчал, но потом любопытство взяло верх, и во время уборки им уже порой приходилось напоминать о цели происходящего, иначе тема разговора слишком увлекала. Мужики… Ученые.

А теперь вот тихо… Странно.

Последний блин плотной шапкой укрыл остальные, плита была выключена, а посуда отравилась в мойку. Через пару минут, вытирая полотенцем руки, Ольга заглянула в гостиную, где должны были находиться дети и мужчины.

Они и находились. Земляне, все трое, сидели рядком на полу, с одинаковым выражением восторга наблюдая, как Креон быстро что-то выплетает из бисера. Когда он взял с собой коробку, женщина даже не стала спрашивать зачем. Надо, значит, надо. Пусть берет. С утра муторное состояние и тяжелая голова мешали думать. Но короткий полет над столицей, а потом домашние хлопоты будто вдохнули в нее новую жизнь…

Ольга замерла, наблюдая, как ловкие пальцы, каким-то хитрым образом переплетя леску, нанизывают бусины одну за другой. Зеленый. Белый. Черный. И вот уже на ладони лежит крохотный крокодильчик. С маленькими лапками. Глазками. И хвостиком. А потом он встает рядом с… львенком? Нет, ликосом.

Зрители разразились аплодисментами и восторженными воплями. Арей, дремавший тут же, в углу, поднял морду и широко зевнул. Заинтересовано повел носом в ее сторону, но Ольга не заметила…

Смотрела, как радуются дети, сравнивая две фигурки и споря, кому какая достанется. Как неуверенно улыбается Сергей, к которому вернулись краски. Как спокойно и, кажется, немного снисходительно наблюдает за ними принц. А в голове… Ох, в голове царили глупость пополам с фантазией. Последнее время она у нее что-то разыгралась. И все не в ту сторону.

Женщина вздохнула, повесила полотенце на плечо и громко скомандовала:

— Ужин готов. Быстро всем мыть руки.

Дети промелькнули мимо в считанные мгновения, отец поспешил за ними помогать, а Креон задержался, убирая бисер обратно в коробку. Поднял взгляд на нее, застывшую в дверях.

— Все хорошо?

Серьезно. Спокойно. Как будто они уже лет десять знакомы. И смысл, который он вложил в простой вопрос, понятен. Хорошо ли она себя чувствует? Все ли получилось с обедом? Как настроение?

— Да. Хорошо.

Ее ответ был таким же многогранным. Она в порядке. Настроение тоже. И с обедом справилась, хотя он и хотел помочь. Но пришлось отказаться, так как сегодня у них были разные роли. И она вряд ли бы справилась с тем, чтобы отвлечь Сергея и занять детей. Сил бы не хватило. Она и готовила-то никуда не торопясь. С перерывами. Чаем. В медленном, размеренном темпе.

Мужчина кивнул. Такой собранный. Серьезный. Захотелось растрепать ему волосы. Растормошить. Прикоснуться. Нет, плен на ней все-таки сказался. Необратимо. В мозгах точно что-то не так стало.

Ольга развернулась и пошла на кухню. Ей еще на стол накрывать. Кормить всех. Как раз дурь из головы выветрится…

…Выветрилась. За едой в основном отвлекались на детей. Арея, решившего, что без него тут никак не обойтись. На фантазии времени не осталось. А потом Анна Ильинична вернулась. И стало вообще не до чего…

— …Говорят, плохо все… — женщина всхлипывала и вздыхала, выдавая информацию путанно и с паузами. — Врачи руками разводят. Говорят, недолго осталось…

Вот и съездила. Успокоилась. Развеялась.

В голове сразу как-то пусто стало. Надо было что-то сказать. Поддержать. Но слова не шли. Оседали в горле комком. Зато Сережка подсел к матери и обнял. Махнул рукой, показывая, что можно идти. Да, в семейное горе лучше не лезть. Заставив его пообещать, что обязательно позвонит, если что-то понадобится, они с Креоном ушли.

На улице светило солнце. Дул теплый, весенний ветер, гоняя по небу мелкие облачка. Воздух дышал обещанием лета.

— Наверное, эту весну я никогда не забуду… И хотела бы, но не выйдет.

Совершенно не верилось, что после той трагедии в торговом центре прошло… сколько? Два-три месяца? Будто бы год промелькнул. И нервов унес столько же.

— Мне жаль. Я могу попросить наших гиатросов взглянуть на его историю болезни, но, боюсь, результата может не быть. Возраст. И… условия на Земле не слишком… благополучные.