Я могла выдумать кучу причин, чтобы кататься верхом вдоль линии забора, но старая мельница — это уже совсем другое дело. Я полагала, что буду действовать по обстоятельствам, но уже начала все планировать. Я не позволяла себе задумываться о моем страстном увлечении, потому что тогда мне бы пришлось признать, что оно есть. И я не была одной из тех девушек, которые увлекаются кем-то и теряют голову, девушек, которые проверяют помаду на губах и поправляют волосы при приближении парней.

И все же я поймала себя на том, что делала именно это — распустила свою косу и пропустила пальцы сквозь развивающиеся волосы, когда достигла границы земель Джин Пауэлл поздним июлем. У меня с собой был ланч для Моисея. Удостоверившись, что перехвачу Кейтлин на выходе из дома, я вскользь упомянула, что мы с Сакеттом направлялись в ту же сторону. Она улыбнулась мне, словно я ее дурачила, и я почувствовала себя очень глупо. Может Кейтлин Райт и была восьмидесятилетней старушкой, но я была уверена, что она мало что упускала из виду. Особенно когда я заглядывала три дня подряд именно в то время, когда нужно было нести Моисею ланч.

Моисей не выглядел довольным, когда увидел, что я приближалась, и я в сотый раз спросила себя, что я сделала, чтобы так разозлить его.

— Где Джиджи?

— Кто такая Джиджи?

— Моя прабабушка.

— Я увидала, что она направляется в эту сторону и подумала, что пока я катаюсь верхом, то могу привезти тебе ланч.

— Ты увидела, что она направляется в эту сторону, — он раздраженно поднял на меня глаза. — А не «увидала». Ты произносишь это слово неправильно. И не только его.

Для меня оно не звучало неправильно, но я взяла себе это на заметку. Не хотела, чтобы Моисей думал, что я бестолковая.

— Все в этом городе произносят его неправильно. Моя бабушка произносит его неправильно! Это просто бесит, — проворчал Моисей.

Сегодня он был не в лучшем настроении. Но я не имела ничего против того, чтобы он выражал свое недовольство, лишь бы он разговаривал со мной.

— Хорошо. Я поправлю свою грамматику. Хочешь сказать что-нибудь еще, что тебе не нравится во мне? Потому что думаю, это еще не все, — произнесла я.

Он вздохнул, но проигнорировал мой вопрос, задавая свой собственный:

— Почему ты здесь, Джорджия? Твой отец знает об этом?

— Я принесла тебе ланч, Эйнштейн. И мой ответ «нет» на второй вопрос. Зачем ему это? Я не отмечаюсь каждый раз, когда катаюсь на лошади.

— А он в курсе, как ты прыгаешь тут через заборы?

Я пожала плечами.

— Я сижу в седле с тех пор, как научилась ходить. Не такое уж большое дело.

Он на время оставил меня в покое, но откусив сэндвич пару раз, снова начал дразнить.

— Джорджи-Порджи, ну и нахалка! Всех мальчиков перецеловала и побросала. Что это за имя такое — Джорджия?

— Мою прапрабабушку звали Джорджия. Первая Джорджия Шеперд. Мой папа зовет меня Джордж.

— Ага. Я слышал. Это просто отвратительно.

Я чувствовала, что начинаю закипать, и действительно захотела плюнуть в него, сидя верхом на лошади и глядя вниз на его аккуратно подстриженную голову правильной формы. Он поднял на меня глаза и скривил губы, и это еще больше разозлило меня.

— Не смотри на меня так. Я не пытаюсь обидеть тебя. Но Джордж — ужасное имя для девушки. Черт, да для кого угодно, кто не является королем Англии.

— Я думаю, оно подходит мне, — обидевшись, произнесла я.

— Да неужели? Джордж — это имя для человека с консервативным британским акцентом или для человека в белом напудренном парике. Тебе лучше надеяться на то, что оно тебе не подходит.

— Ну и сексуальное имя мне уж точно не подходит. Я никогда не была сексуальной девчонкой.

Я сильно пришпорила Сакетта и резко натянула поводья, более чем готовая уйти. Я поклялась себе, что больше не повезу Моисею ланч. Он был придурком, и меня это окончательно достало.

Но когда я отъезжала, мне показалось, что я услышала, как он крикнул вслед:

— Просто продолжай повторять себе это, Джорджи-Порджи. Я тоже буду продолжать повторять это себе.

Я привезла ему ланч на следующий день.

— Знаешь, а ты ей нравишься, — поддразнивая, улыбнулась мне Джиджи. 

Я только хмыкнул в ответ.

— Ты нравишься Джорджии, Моисей. И она такая хорошая девочка, милая и красивая. Почему бы тебе не уделить ей немного внимания? Это все, что она хочет.

Джиджи подмигнула мне, и я ощутил, как теплое чувство, которое я держал под контролем и гордился этим, распространяется в моей груди и вниз к животу.

Может сейчас Джорджия и хотела только внимания. Но это бы не продолжилось долго. Если бы я уделил ей внимание, она бы захотела проводить больше времени со мной. И если бы я проводил с ней время, она могла бы захотеть, чтобы я стал ее парнем. И если бы я был ее парнем, она бы захотела, чтобы я был нормальным. Она бы захотела, чтобы я был нормальным, потому что она была нормальной. Но понятие «нормальный» было так далеко от меня, что я даже не знал, где его искать.

И все же…

Я думал о том, как она выглядела, когда спала, а я рисовал на потолке в ее комнате. Я взглянул вниз через рейки лесов, и она лежала прямо подо мной, обняв подушку. Я будто дрейфовал над ней, мое тело на шесть футов выше ее. Ее волосы цвета пшеницы, растущей в полях вокруг городка, были распущены и рассыпались по плечам. Они не были жесткими или редкими. Ее волосы были шелковистыми, густыми и волнистыми из-за косы, которую она носила весь день. Она была высокой, но не такой высокой, как я, и стройной, с золотистой кожей и темно-карими глазами, которые резко контрастировали с ее светлыми волосами. Моя полная противоположность. У меня были светлые глаза и темные волосы. Может, если бы нас поставили вместе, наши физические странности сгладились. Мой желудок сжался от этой мысли. Никто не стал бы сводить нас вместе. Особенно я.

Я осознал, что наблюдаю, как она спит, на время забыв о рисовании. Человек в углу комнаты, который делился своими мысленными образами истории Джорджии, наполнившими мой мозг и появляющимися под моими руками, исчез. Я сомневался, смогу ли я вызвать его снова. Я еще не закончил.

Но я не пытался его звать. Вместо этого я долго и пристально смотрел на Джорджию. Я наблюдал за девушкой, которая была, бесспорно, такой же упертой, как и призраки в моей голове. И в кои-то веки мой разум был полон образов и снов, вызванных моим собственным воображением. И первый раз за всю свою жизнь я заснул с умиротворением внутри меня и с Джорджией подо мной.

До того как Лаки попал к нам, с ним вообще никто не работал. У отца не было достаточно времени, чтобы тренировать его, зато у меня его было предостаточно. У меня был талант, все так говорили. Поэтому я проводила с ним по несколько часов каждое утро, чтобы он привык ко мне, удостоверяясь, что я единственная, кто кормит его, единственная, кого он видит день за днем. Он убегал, когда я подходила ближе, капризно топтался с ноги на ногу, когда я отрезала ему желанный путь, и в большинстве случаев раздражался из-за моего присутствия. До того как я смогла набросить веревку на его голову, и он позволил вести его по кругу, прошел месяц. Еще две недели, и мы были в узде, и он позволил притягивать его голову в мою сторону, когда я стояла сбоку от него.

— Вот так, малыш. Ты дашь мне свою голову?

Я улыбалась, пока говорила, стараясь не выказывать торжества. Вы тренируете лошадь посредством утомления, не боли. Лошадь не хочет заходить в коневоз? Не заставляйте ее силой. Просто скачите вокруг прицепа снова и снова, пока она не начнет тяжело дышать. Затем снова попытайтесь вести ее по рампе. Она не хочет идти? Продолжайте скакать. В конечном счете, лошадь поймет, что давление ослабнет, когда она окажется в прицепе и сможет там отдохнуть. Таким образом, она будет взбираться по трапу охотнее с каждым разом.