— Везучий сукин сын. До скорого, Мо. И не забудь спросить у нее, откуда взялась та лошадь.

Илаю никогда не нравился какой-то один конкретный цвет. Он все никак не мог определиться, и каждый день менял свое мнение по поводу любимого цвета: то оранжевый, то насыщенно красный, как яблоко, то голубой, как небо, то зеленый, как сельскохозяйственная техника фирмы «Джон Дир». На желтом он задержался на целую неделю, так как это был цвет заката, но потом все-таки передумал и заявил, что самый лучший цвет это коричневый, потому что у Илая, меня и Калико карие глаза. А еще грязь тоже коричневая, а Илай действительно любил копошиться в грязи. Но всякий раз, когда кто-нибудь спрашивал, какой его любимый цвет, он всегда отвечал что-то новое, пока однажды не сказал «радужный».

В прошлом году в годовщину его смерти я купила пятьдесят больших шаров самых разных цветов, какие только смогла найти, чтобы не мучиться с их транспортировкой, арендовала баллон с гелием и провела небольшую закрытую церемонию, в загоне запустив их в небо. Я думала, это позволит мне чувствовать себя лучше, но, когда я отпустила воздушные шары и наблюдала за тем, как они поднимались все выше и выше, меня охватило горе. Я смотрела, как эти хрупкие маленькие шарики ярких жизнерадостных расцветок улетали прочь, становились для меня недостижимыми и уже больше никогда не вернутся.

Я не знала, что предпринять в этот год. Мне понравилась идея посадить деревья, но время года было неподходящим. Также мне понравилась идея сделать пожертвование в его честь, но у меня не было лишних средств. К рисунку на амбаре Моисей добавил изображение Илая, который сидел верхом на белой лошади, поднимающейся к облакам. Голова его была запрокинута назад, маленькие ручки вскинуты вверх, а босыми ногами он держался за прекрасное существо. Моисей уже почти закончил, и рисунок выглядел потрясающе. Мои родители ни слова не сказали по этому поводу. Но как-то раз я заметила папу, который стоял и с удивлением разглядывал рисунок, а по его щекам текли слезы. Мой отец все еще винил себя за смерть Илая. Вины хватало на всех. Но то, как он смотрел на тот рисунок, улыбаясь сквозь слезы, натолкнуло меня на мысль, что он начинает отпускать ситуацию. И, может быть, этого было достаточно. Все мы двигались дальше, Моисей вернулся обратно, возможно, этого было достаточно, и не было необходимости в каких-то грандиозных поступках, говорящих о том, что мы не забыли.

Тем утром, когда я покидала Моисея, настаивая на том, что могу дойти до угла дома и без сопровождения, он прижал меня к себе, нежно поцеловал и сказал, что будет по мне скучать. А затем наблюдал за тем, как я ухожу, словно я была воздушным шаром, а он жалел, что меня отпустил.

— Джорджия! — внезапно позвал он, и я обернулась с улыбкой на лице.

— Да?

— Откуда у вас появилась Калико?

Это был настолько неожиданный вопрос, совершенно не соответствующий взгляду Моисея, полному желания, что пару секунд я просто изумленно таращилась на него, совсем запутавшись в своих мыслях.

— Мы купили ее у шерифа Доусона. А что?

В доме было необычайно тихо, когда я проскользнула в дверь, через холл неслышно пробралась в свою комнату и подготовилась к наступившему дню. Дверь в комнату родителей была заперта, и для 8.30 утра вторника это было довольно странным. Но я только порадовалась такой удаче, не желая оправдываться, почему не пришла ночью домой.

Этого разговора все равно было бы не избежать, и нужно было принимать решение. Но не в тот самый момент.

У меня выдалось напряженное утро, расписанное по часам. С десяти утра до полудня я провела сеанс терапии с детьми, больными аутизмом, а после этого побеседовала с несколькими высшими чинами авиационной базы ВВС Хилл, которые были заинтересованы в проведении иппотерапии для пилотов, борющихся с посттравматическим синдромом, а также членов их семей. База располагалась в Огдене в двух с половиной часах езды от Левана, и я была не уверена, как буду выполнять работу, если они захотят, чтобы я приезжала к ним несколько дней в неделю. Но я хотела это выяснить, и меня начала посещать мысль, что такое предложение — настоящая удача. К тому же у Моисея была квартира в Солт-Лейк, который находился от Огдена всего в тридцати минутах езды, что позволило бы сделать поездку на работу и обратно несколько дней в неделю менее трудоемкой, да и облегчило бы жизнь Моисею, раз уж мы хотели быть вместе. Леван был прекрасным местом, чтобы жить в нем, но только не для Моисея. Я просто не могла представить, что он бы захотел переехать в старый дом Кейтлин и провести здесь остаток жизни, рисуя картины и наблюдая за тем, как я тренирую лошадей и провожу занятия с людьми. Но вот появилась возможность для нас с ним делать и то, и другое.

В три часа должен был приехать Дейл Гаррет, чтобы забрать Каса. Вспыльчивое животное было уже достаточно подготовлено к возвращению домой. И я ждала с нетерпением, чтобы показать Дейлу его успехи. Но вот наступило три часа дня, мои занятия и встречи, запланированные на день, закончились, а Дейл не проявил никакого желания обсуждать Каса. Хотя он и приехал на своем пикапе с прикрепленным к нему прицепом для перевозки животных, явно готовый забрать Каса домой, но на добрых двадцать минут остался сидеть в кабине и разговаривал по телефону, заставляя меня ждать, чем вызвал удивление. Когда я, в конце концов, направилась к его фургону, Дейл поднял палец вверх, жестом указывая мне остановиться, и я встала, скрестив руки на груди, и стала ожидать, когда он завершит вызов, чувствуя себя, мягко говоря, взбешенной. Когда он вылез из машины, я поздоровалась и тут же развернулась в сторону конюшни, где Касс ждал, чтобы продемонстрировать свои навыки. Дейл не терял времени даром и тут же поделился со мной тем, что было у него на уме.

— Слышала новости о девчонке Кендрик?

Я напряглась, но продолжила идти. Наш с Моисеем разговор прошлой ночью крутился у меня в голове. Мы говорили о Кендрик, но я и подумать не могла, что Дейл по какой-либо причине упомянет ее.

— О Лизе?

— Да. О ней. Маленькая блондинка примерно лет семнадцати.

Я вся съежилась внутренне, но сохранила нейтральное выражение лица.

— Да. И нет, я ничего не слышала.

— Нашли ее фургон на обочине дороги к северу от города, дверь нараспашку. Прошлой ночью она покинула дом своего парня в Нефи, но так и не вернулась домой. Ее родители обнаружили это только этим утром. Позвонили парню, обзвонили ее друзей, всех соседей и, в конечном счете, обратились в полицию. Весь город поставлен на уши.

— Не может быть, — ахнула я.

— Да. Невероятно, — он посмотрел на меня в упор. — Люди снова говорят о тебе, Джорджия. Это чертовски несправедливо, но твое имя навсегда будет связано с ним.

Подняв брови, я поджала губы.

— О чем ты говоришь, Дейл?

— Никто не бездельничает на этот раз. Ходят слухи, что уже проверили фургон на наличие отпечатков пальцев. Это лишь предварительные результаты, но кто-то проболтался, что по всему фургону отпечатки Моисея Райта.

Я задремал, перед этим закончив шлифовать веранду. В течение всего утра я то и дело косился взглядом на загоны и надворные постройки Джорджии, замечая ее то там, то тут, и это помогало мне расслабиться и приглушало назойливое чувство беспокойства, которое я никак не мог стряхнуть с себя. Когда у меня заболела спина, а руки еле двигались от усталости, я решил сделать перерыв, приготовил перекусить и забрался в ванну, которую занимала Джорджия прошлой ночью. Я скучал по ней и размышлял над тем, как отнесу ее туда как можно скорее. Тепло и плескание воды принесли умиротворение, к тому же до этого я не спал всю ночь. Мои глаза отяжелели, мысли замедлились, и я закончил принимать ванну в каком-то ступоре. Выбравшись из удушливого помещения, я неторопливо натянул джинсы и плюхнулся на живот поперек кровати, уткнувшись лицом в подушку, на которой прошлой ночью спала Джорджия.