Возле старого дома Кейтлин Райт стоял припаркованный грузовик. На протяжении двух дней он то уезжал, то приезжал. Передняя дверь была открыта нараспашку, а на откидном борте багажника стояло несколько банок с краской, а также лежала лестница, тряпки и еще целая гора разных вещей. Грузовик был черным, сияющим и совсем новым. Когда я выглядывала сквозь окно, как любопытная провинциальная девчонка, коей и была, то могла разглядеть кожаные сиденья кремового цвета и ковбойскую шляпу на приборной панели. Водить такой грузовик было не в стиле Моисея. И я знала, что он никогда не надел бы такую шляпу.

Но насколько мне было известно, Моисей все еще оставался владельцем дома. Мой желудок нервно сжался, но я отказывалась признавать это. Вероятно, он находился там, чтобы прибраться в доме, и затем уехать. Вероятно, он хотел продать его. Вот и все. Скоро он бы снова уехал, а я смогла бы продолжить заниматься своими делами. Но вот мой желудок мне не верил, и я провела эти дни в нервном возбуждении, выполняя каждый пункт своего списка дел и не испытывая чувства удовлетворения ни от одного из них. Папа вернулся из больницы, и кроме оставшейся слабости, в целом чувствовал себя хорошо. Мама проявляла чрезмерную заботу о нем, что вызывало у него раздражение, и я просто старалась держаться подальше от дома.

Но держаться подальше от дома означало каждые десять минут смотреть в сторону задних окон дома Кейтлин. В то утро, когда я взяла Лаки прогуляться вдоль западного пастбища, расположенного вплотную к заднему двору Кейтлин Райт, то обратила внимание, что окна больше не были прикрытыми. В течение многих лет занавески были плотно задвинуты, а теперь их не стало, а окна были открыты нараспашку, словно кто-то решил проветрить помещение. Я могла слышать играющую музыку, и на протяжении всего дня, как мне казалось, мельком видела Моисея и кого-то еще. Я была взволнована и рассеяна, и лошади это чувствовали, что не очень хорошо, особенно, во время работы с лошадью по имени Кас (прим. пер. от анг. cuss — проклятие; наказание; ругаться матом).

Я объезжала эту лошадь для Дейла Гарретта, и Кас был большим скакуном с еще большим высокомерием. Его кличка полностью характеризовала мнение его владельца о нем. Глава обратился к моему отцу, и папа без промедления передал Касса мне. Забавно. Здоровые парни округа не хотели приглашать девушку для объездки их лошадей, так как это задевало их мужское достоинство. Конечно же, все знали, что если вы зовете доктора Шепарда — моего отца — для объездки вашей лошади, на самом деле вы получаете Джорджию Шепард, но обращение через него помогало подсластить пилюлю. Меня это не волновало. В конечном счете, они мирились с этим. Я их подавила, прямо как прежний Кас. Я получала чрезмерное удовольствие в покорении непокорных.

Мы находились в круглом загоне, и я управляла Касом, гоняя его на корде, но не для того, чтобы обуздывать, а для того, чтобы мы привыкли друг к другу. Я стояла в центре загона с веревкой в руке и размахивала ею, используя в качестве кнута, но не прикасалась к лошади, а только лишь заставляла изменить направление и уважать мое личное пространство. Время от времени я вставала перед ним и заставляла разворачиваться, вынуждая бежать, если он хотел увильнуть от наказания, оттесняла его. В этом не было ничего нового. На прошлой неделе я уже несколько раз пускала его рысью, и в этот день я была готова перейти ко второй базе. Кас позволил мне приблизиться, и я вращала веревкой в медленном темпе, просто разговаривая с ним по мере того, как приближалась к его плечу. Пока все шло хорошо.

Кас тяжело дышал и не сводил с меня взгляда, но не отодвинулся. Я осторожно накинула конец веревки на его шею и сняла ее, затем повторила это действие снова, но уже чуть жестче, и он слегка задрожал. Я передвинула веревку на другую сторону, поглаживая ею его шею, давая ему привыкнуть к прикосновениям, к веревке возле горла, чтобы уменьшить его восприимчивость, а после, с большой осторожностью, медленно ослабила петлю на шее, позволяя ей свободно опуститься на его плечи. Я выжидала, держа короткий шнур в своих руках и ожидая, когда он скажет мне «нет».

— В скором времени он будет умолять Джорджию связать его, — послышался голос за моей спиной.

Кас отскочил и заржал, резко дергая головой и потянув меня за собой. Скользящая веревка обожгла мои ладони прежде, чем я успела выпустить ее из рук, позволяя ему отбежать в сторону.

— Вижу, некоторые вещи никогда не меняются, — я отряхнула саднящие руки и обернулась. Мне не нужно было видеть лица, чтобы узнать его. Возможность покончить со всем этим вызвала почти облегчение.

Моисей стоял с наружной стороны загона на нижней рейке ограждения, а его руки опирались на верхнюю. Рядом с ним находился мужчина с зубочисткой в зубах, в той же позе, что и Моисей. Но на этом сходство между ними заканчивалось.

— Животные по-прежнему недолюбливают тебя? — произнесла я, оставшись довольной проявленным самообладанием.

— И не только животные. Моисей производит такой же эффект и на большинство людей, — незнакомец улыбнулся и протянул руку через забор. — Собственно, думаю, что я его единственный друг.

Я подошла к ним и приняла его протянутую для рукопожатия руку.

— Привет, Джорджия. Я — Тэг.

В его голосе слышался техасский акцент, и он выглядел так, что мог бы с легкостью справиться с Касом, если бы только захотел. Он напоминал хорошего деревенского парня с повадками бывшего заключенного, которые он показывал, просто чтобы вы осторожно себя с ним вели. Слегка хулиганский вид был ему к лицу, несмотря на нос, который не помешало бы выпрямить, и волосы, которые не помешало бы подстричь, но зато он обладал ослепительной улыбкой и крепким рукопожатием. Я недоумевала, как вообще так вышло, что он оказался другом Моисея.

А затем я встретилась взглядом с Моисеем. Эти золотисто-зеленые глаза причиняли боль, но выглядели все такими же прекрасными на фоне его темного лица. И так же, как неделю назад в переполненном лифте, у меня подкосились ноги, от чего я поневоле задумалась, это земля так наклонилась или всего лишь исказилось мое восприятие пространства. Возможно, я не отводила взгляд слишком долго, но он также неотрывно смотрел на меня, наклонив голову набок, словно ему тоже необходимо было выровнять равновесие.

Мужчина рядом с Моисеем прочистил горло, испытывая неловкость, а затем, слегка рассмеявшись, что-то пробормотал себе под нос, но я не смогла разобрать.

— Что происходит у Кейтлин? Ты продаешь это место? — спросила я, отводя взгляд от Моисея и отворачиваясь.

Моя веревка все еще висела вокруг шеи Каса, поэтому я стянула еще одну со столба ограждения рядом с Тэгом. Кас держался дальней стороны загона, будто ему дали перерыв.

— Может быть. Сейчас мы пока просто прибираемся в нем, — тихо ответил Моисей.

— Почему? — засомневалась я. — Почему сейчас?

Я без малейшей улыбки снова взглянула на него, не желая вести светскую болтовню с огромной ошибкой своей жизни. Таким он был — огромной ошибкой. Я хотела знать, почему он находился здесь. И я также хотела знать, когда он уедет. Я шла к Касу по кругу, заставляя его тихо ржать и подрагивать, вызывая желание убежать, но было очевидно, что он не хотел приближаться к незнакомцам, стоящим у ограждения.

— Время пришло, — с легкостью произнес Моисей, словно время имело большее значение, чем я когда-либо.

— Я бы заинтересовалась его покупкой, если ты примешь решение о продаже.

В этом был смысл. Я обдумывала покупку этого дома уже довольно давно, но не хотела искать Моисея, чтобы сделать ему такое предложение. Но вот он вернулся. И если Моисей его продает, то было бы разумно купить дом, который граничил с землями родителей.

Он не ответил, и я равнодушно пожала плечами, словно для меня не имело никакого значения, что он будет делать с домом. Я начала идти к Касу, оставляя двух нежеланных гостей заниматься тем, чем бы им ни заблагорассудилось.