Я рано уснул под успокаивающий шум дождя, тихо барабанящего по железной крыше, и ветра, заставляющего стены склада слегка дрожать. Я нашел это место почти два года назад, оно подошло мне. Оно находилось в деловом центре Солт-Лейк-Сити, расположенное вблизи Центрального вокзала в заново отстроенном районе, который задержался где-то на границе между реставрацией и разрушением. Справа за углом размещался приют для бездомных, а слева — люксовый спа-салон. В двух кварталах севернее стоял ряд многоквартирных домов, построенных в начале 1990-х годов, в двух кварталах южнее — торговый центр. Эта часть города представляла собой нагромождение всего, что только можно, совершенно сбивая с толку, и потому сразу приносила ощущение комфорта. Часть склада была переделана в офисные помещения, но благодаря жилому массиву, разместившемуся впритык, у владельцев появилась возможность организовать квартиры на каждом этаже.

Я взял квартиру на самом верхнем этаже, а также все свободное пространство, что прилагалось к ней, заполняя все доступные стены и балки рисунками, которые, как я уже понял, было легко продать, особенно, когда они персонализированы. Люди приезжали ко мне со всего мира. Я общался с их умершими близкими, рисовал то, что видел, и люди уезжали домой с подлинником Моисея Райта. И я быстро на этом разбогател.

Я сделал себе репутацию. У меня был лист ожидания в милю длинной и секретарь в придачу. Поначалу моим секретарем был Тэг. К тому же это была его идея. Мы путешествовали по Европе, когда случилась неприятность, и в поезде, пока мы спали, украли все наши вещи. К тому времени, как мы сошли с поезда во Флоренции, я заработал тысячу евро, а Тэг наслаждался возней с богатенькой итальянкой, потерявшей мать годом раньше. Девчонка свободно говорила по-английски, и она в буквальном смысле забросала меня деньгами, когда я выпалил одним духом целый список вещей, узнать которые я бы никак не смог, если только ее мать не показала бы их мне. Что она и сделала в рисунках пастелью, наполненных цветом, очень похожих на пейзаж за окном поезда. Итальянка плакала на протяжении всей нашей «сессии» и расцеловала меня в обе щеки, когда я закончил. Но, конечно же, Тэг был именно тем, кто перепихнулся. Тем не менее, я сделал набросок девушки, танцующей в волнах прибоя, такой, какой мама запомнила ее лучше всего.

Поначалу я был так напуган, неохотно распахивая двери, особенно когда у меня возникло ощущение, что я наконец-то обрел немного свободного пространства и немного контроля. Я рассказал Тэгу, насколько силен был мой страх.

— Я наконец-то могу их блокировать. Не все время, но впервые в моей жизни мертвые не находятся везде, куда бы я не посмотрел. Я могу блокировать их воспоминания, их образы, их просьбы. Я достиг больших успехов в этом. Впервые в жизни у меня появилось ощущение контроля, — произнес я.

— Но?

— Но так мне сложней рисовать. Канал закрыт, и мой разум так же заглушается. Я не могу рисовать. Посмотри, когда я обрушиваю стены, я гашу все цвета, смываю их. А мне нужен цвет, чтобы рисовать. Я хочу рисовать. Мне нужно рисовать, Тэг. Я не знаю, что мне делать. Это палка о двух концах.

— Так контролируй это. Используй. Когда жарко, я включаю кондиционер. Когда становится холодно, я его выключаю. Нельзя поступить так же? Позволь цветам наполнять тебя, когда ты рисуешь. Когда нет — отстранись от них.

Тэг небрежно пожал плечами, словно это было самой простой вещью на планете. Это вызвало у меня смех. Пожалуй, я бы мог поэкспериментировать.

— Да. Хорошо. Но если я начну рисовать вещи, которые не следует, и меня обвинят в убийстве или ограблении, или какой-нибудь парень придет за мной, потому что я сделал рисунок его умершей жены, занимающейся сексом с кем-то еще, то ты должен будешь вытащить меня из тюрьмы… или психушки.

— Ну, ты же не станешь утверждать, что мы не делали этого раньше, верно? Жестокость и искусство. Выигрышное сочетание.

Тэг засмеялся, но я мог заметить, что настроен он серьезно. В скором времени у нас появилась работа, где только можно.

Я рисовал на стене в Брюсселе, на двери часовни в маленькой французской деревушке, сделал портрет в Вене, несколько натюрмортов в Испании, и, как и в старые добрые времена, оставил рисунок и на стене конюшни в Амстердаме. Не все проходило успешно. Нам приходилось срываться с нескольких мест, но чаще всего Тэг находил кого-нибудь говорящего по-английски, чтобы интерпретировать то, что я нарисую, и люди приходили в восхищение. А затем рассказывали своим друзьям.

В итоге все закончилось тем, что я стал трудиться в Европе, получая деньги за то, что создавал иллюстрации, открывал себя тому, что всегда считал проклятьем. Но, что более важно для меня, я увидел все произведения искусства, посмотреть которые всегда мечтал. Я любил заполнять голову изображениями, не имеющими никакого отношения ко мне или мертвым. Пока однажды я не осознал, что жизнь подражает смерти, особенно в произведениях искусства. Все искусство прошлого тесно связано со смертью — художники умирают, а их творчество остается, как доказательство мира живых и мира мертвых. Это осознание было впечатляющим. Я не чувствовал себя таким одиноким или странным. Порой, глядя на что-то поистине грандиозное, мне даже казалось, что все художники общались с духами.

Мы провели четыре года, путешествуя, и делили мой заработок с Тэгом. Без него я не смог бы заниматься этим. Его харизма и поддержка в каждой ситуации заставляли людей верить нам. Если бы я ездил один и рисовал образы умерших, то напомнил бы людям об инквизиции и, привязанный к столбу, был бы сожжен, как колдун, или отправлен в психиатрическую лечебницу. Не раз образы «Бедлама»⁹ крутились в моей голове, пока мы три месяца жили в Англии. Харизма Тэга притягивала людей, но вот его внимание нуждалась в концентрации. А Тэг не был хорош в концентрации на чем-либо кроме следующей работы, следующего представления, следующего доллара. Когда мы вернулись в Штаты, то продолжили то, чем занимались в Европе, посещая один большой город за другим, рисуя то для одного богатого мецената, то для другого. Тэг всю свою жизнь был богатым ребенком, богатым техасцем. Это немного отличалось от богачей-ньюйоркцев, но обеспеченные детишки везде одинаковые. И он уютно чувствовал себя везде, тогда как я нигде не чувствовал комфорта. Но надо отдать ему должное, он заставлял меня чувствовать себя увереннее, чем когда-либо, и с его помощью я тоже стал богатым парнем. Мы провели следующий год, посещая один штат за другим, одну достопримечательность за другой, одного скорбящего за другим, пока однажды не решили, что пришло время дать людям возможность приходить к нам самим.

Тэг устал играть в менеджера Моисея Райта, и у него были свои собственные мечты о крови и славе (буквально), и я устал от постоянного отсутствия места жительства. Всю свою жизнь я скитался, и убедился, что готов для чего-то большего. Мы очутились в Солт-Лейк-Сити, там, где все началось, и по каким-то причинам остаться здесь казалось правильным. Я вернулся, как и обещал доктору Анделин, который следил за тем, как мы с Тэгом разъезжаем по всему миру, оставаясь в живых и, по большей части, не влезая в неприятности. Я согласился сделать рисунок на стене в «Монтлейке», что-нибудь обнадеживающее и успокаивающее, чтобы они могли указывать на него и говорить: «Видите? Сломленный ребенок нарисовал это, и вы тоже сможете!»

Ноа Анделин был так счастлив видеть нас. Его неподдельное удовольствие нашими успехами, нашей дружбой и мягкая забота о нашем благополучии привели сначала к ужину, а позже на той же неделе мы пропустили по стаканчику. И именно доктор Анделин был тем, кто надоумил нас по поводу квартир в здании склада, полагая, что это могло бы нас заинтересовать.

Я беспокоился, что Тэгу придется сидеть на одном месте, хотя он нуждался в движении так же, как я нуждался в рисовании, и путешествие на протяжении нескольких лет удовлетворяло всем нашим нуждам, поддерживая нас обоих в здравом уме. Но Тэг арендовал этаж подо мной, вместо арт-студии он превратил свободное пространство квартиры в тренажерный зал и увлекся местной тусовкой, устраивающей бои, сочетая боевые искусства, бокс и рестлинг. Активность позволяла ему оставаться трезвым и сфокусированным. Вскоре он только и делал, что говорил о поединках, линии одежды для бойцов под названием «Команда Тэга» и собирал спонсоров, чтобы открыть новое помещение для местных бойцов, где те могли бы тренироваться для соревнований UFC (прим. пер. Ultimate Fighting Championship (Абсолютный бойцовский чемпионат) — спортивная организация, базирующаяся в Лас-Вегасе, США, и проводящая бои по смешанным единоборствам). Пока я рисовал, он молотил кулаками, пока я поднимал воды, он поднимал шум, и мы устроились каждый на своем этаже, держа своих монстров в узде.