Апартаменты в стиле модерн с двумя просторными спальнями и большим залом тоже бедностью не отличались.

Джулия, бросив взгляд на светлую, в бежевых тонах, обстановку и просторную террасу с видом на залив лишь кивнула, но, судя по ее лицу, все равно осталась недовольна.

— Ваша комната уже подготовлена, — спокойно произнесла Аврора, занося мою сумку в большую хозяйскую спальню.

— Я сама разложу одежду, — тоном, не терпящим возражений, произнесла подруга и добавила: — Я завтра довезу твои вещи из квартиры.

Аврора, как мне показалось, осталась не в восторге от этой новости, а я, вспомнив о главном вопросе, который так и не успела задать Генри, посмотрела на мою компаньонку.

— Джулия может привезти вместе с вещами моего кота?

— Доктор Митчелл ничего не говорил мне об этом, — неуверенно ответила она, но, быстро сориентировавшись, добавила: — Я свяжусь с доктором и арендодателем квартиры, и если они не против, проблем не будет.

— Спасибо, я буду очень благодарна, если мне позволят перевезти моего Тигра, — улыбнулась я, а Аврора, кивнув, вышла из комнаты.

Проводив ее взглядом, я устало присела в уютное кресло у окна, а Джулия тут же прикрыла дверь и все с тем же недовольным видом начала раскладывать мои вещи по полкам в просторной гардеробной.

— Тебе не нравятся апартаменты? — тихо спросила я, когда она закончила.

— Ну почему же. Все по высшему разряду.

— Тогда почему ты сердишься?

— Я опасаюсь, что Барретт что-то потребует взамен.

— Я не боюсь, — спокойно произнесла я.

— Ты на него смотришь сквозь розовые очки и приписываешь ему какие-то достоинства, которых у него нет.

Я улыбнулась, вспоминая свой сон, в котором я простилась со своим детством и в котором все выстроенные мной песочные замки были смыты моим холодным Солярисом, моим хладнокровным мужчиной.

— Нет, Джули. Я уже давно поняла, кто такой Барретт, и не идеализирую его. Я не боюсь последствий. Я повзрослела и оставила все детские иллюзии в прошлом.

Наш диалог прервался стуком в дверь, и на пороге появилась Аврора.

— У вас по расписанию через пятнадцать минут обед, — уверенным тоном произнесла она, давая понять, что режим есть режим, и время для посетителей окончено.

Джулия метнула недовольный взгляд на медсестру, но промолчала, а я, чтобы разрядить обстановку, обратилась к подруге:

— Ты заедешь ко мне после работы с вещами?

— Могу и в перерыв, — пожала она плечами.

— Давай вечером. Посидим на террасе, если погода позволит, — предложила я и, повернувшись к Авроре спросила: — Ведь моя подруга может побыть со мной до ужина?

— Да, но ненадолго. У вас режим, — спокойно произнесла Аврора и удалилась на кухню, откуда уже доносились аппетитные запахи.

Я посмотрела ей вслед и поняла, почему при Джулии она держалась напряженно. Как человек, который был ответственен за мое восстановление, она дала возможность Джулии побывать в апартаментах, помочь мне обустроиться, чтобы я привыкла к новому месту, но воспринимала мою подругу как фактор, нарушавший мой режим.

Уже на пороге, прощаясь с Джулией, я ее обняла, а она тихо, чтобы не слышала Аврора, произнесла:

— Она зануда!

— Она ответственна за мою реабилитацию. Не сердись на нее, пожалуйста. Доктор Митчелл мне строго наказал слушать Аврору во всем. Вот и слушаю…

— Да я не сержусь. Просто ворчу, — недовольно произнесла Джулия и, поцеловав меня в щеку, вышла за порог.

Я закрыла за Джулией дверь и, прислонившись лбом к прохладной поверхности, вздохнула, чувствуя небольшую неловкость, оставшись наедине с чужим человеком.

— Мисс Харт, обед готов, — услышала я контральто своей компаньонки и направилась в зал. Обед получился вкусным, домашним. Сама Аврора держалась тактично, вежливо и дружелюбно. Мне казалось, она была не голодна и села со мной за стол, только для того, чтобы я к ней привыкла. Надо отдать ей должное, у нее получалось не вторгаться в мое личное пространство — вопросов не задавала и не пыталась со мной сдружиться или, напротив, показывать свои полномочия. Я в свою очередь ее ужасно стеснялась и понятия не имела, как нам дальше вместе сосуществовать.

Следующим пунктом моего режима была дыхательная гимнастика, разработка руки с массажем, и именно этот момент меня очень волновал. Когда Аврора впервые прикоснулась к моей руке, я вздрогнула, а она, не удивившись, лишь осторожно посмотрела на меня, будто спрашивая разрешения. Внимательно рассматривая лицо медсестры, я поняла, что для нее тоже было важно мое доверие, как пациента. Она не вторгалась в мое пространство на правах медсестры, а лишь просила позволения, отчего я улыбнулась и кивнула. Ладони у Авроры оказались теплыми, а энергетика не отталкивающей, что меня успокоило, и я мысленно поблагодарила Генри за удачный выбор медсестры.

— Очень хорошо, — подбадривала она меня, пока я сжимала силиконовый мячик в ладони и не сказать, что мне было приятно.

Видя мою скукоженную рожицу, Аврора на секунду задумалась и спросила:

— Вы когда-нибудь занимались рукоделием?

Я удивилась этому вопросу, но ответила:

— Да. В детстве. Мы с мамой вышивали немного.

— Вышивание, вязание тоже очень полезно для разработки руки наряду с физическими упражнениями, — пояснила она. — Развивают мелкую моторику.

— Я не против, — поддержала я идею. — Только надо папе сказать, чтобы он привез мои старые пяльца из дому, и какие-то нитки надо купить…

Она на это ничего не ответила, лишь молча направилась в свою комнату, а уже через минуту передо мной стоял несессер с вышивальными пренадлежностями и канва, натянутая на пяльца.

Деревянный ободок был старенький, немного потертый, похожий был и у нас, отчего я непроизвольно улыбнулась и провела по нему пальцем.

— Предлагаю начать с алфавита. Например ваши инициалы?

— Хорошая идея.

— Какой цвет будем использовать?

— Цвет морской волны, — улыбнулась я, вспоминая мамин любимый цвет, а Аврора, покопавшись в закромах нессера, достала моток мулине теплого голубого оттенка, и моя тренировка продолжилась в творческом русле.

Нельзя было сказать, что процесс вышивания был приятным — рука ныла и иногда тряслась, я часто роняла иголку, но это определенно было интереснее, чем механические движения с мячиком.

Аврора молча наблюдала за процессом, советами не надоедала, границы личного пространства не нарушала и только иногда помогала мне удобнее держать пяльца в правой руке. Делая очередной стежок на канве, я в какой-то момент осознала, что эта женщина мне не чужда, рядом с ней мне было комфортно. От этой мысли я тихо улыбнулась самой себе и, немного расслабившись, украдкой посмотрела на неё. Она ровно сидела на стуле, и внезапно я осознала, что она тоже волнуется, так же, как и я, для неё тоже было важно, чтобы у нас с ней был позитивный контакт.

— У вас получается, — вежливо подбодрила она меня, а я, чтобы показать ей, что мне не чуждо ее общество, тихо произнесла:

— У вас красивое имя Аврора Малберри.

— Ничего красивого, — махнула рукой она, а по ее тону я почувствовала, что и она немного расслабилась и, как результат, подпустила меня ближе: сейчас Аврора со мной говорила, как женщина, которая была совсем не уверена в своей красоте.

Я бросила на свою компаньонку ещё один взгляд и задумалась — может быть, ее и нельзя было отнести к разряду красавиц, но, как мне показалось, у неё была своя изюминка в этом ее круглом лице с ямочками на щеках и больших проницательных карих глазах.

— У Ван-Гога есть картина “Mulberry”. Яркая. Живая. Необычная, — тихо произнесла я, склонившись над пяльцами.

— Не знала…

Я сделала ещё один стежок и подняла на нее взгляд — она тихо улыбнулась, обозначая ямочки на щеках, и с этого момента наш с ней контакт стал комфортным для нас обеих.

Вечером, сидя в уютном кресле у окна, я наблюдала за погруженным в огни городом и разговаривала с отцом.