— Попалась, — звучит прямо над ухом.

— Вкусная, — вторит ему второй голос.

Ублюдок за футболку разворачивает меня к себе лицом и тут же перемещает одну ладонь мне на шею, прижимает к сетке. Сдавливает пальцы, оставляя минимум для дыхания. Вцепляюсь ему в руку, пытаясь ее разжать, но он не обращает внимания.

Поганый урод! Второй рукой он лезет в карман джинсов и достает «бабочку». С металлическим лязгом вертит ею перед моим лицом, как чертов фокусник, и раскрывает в смертоносное оружие с узким длинным лезвием. Прислоняет холодный металл к моей щеке.

— Ты не ответила, крошка, — он склоняет голову набок, — не хочешь поразвлечься?

— От тебя воняет, — выплевываю едко, все еще пытаясь просунуть пальцы под его ладонь. — Ты не моешься?

В глазах гопника вспыхивает ярость.

Плевать, что со мной будет. Пусть за оскорбление они меня сразу прикончат? В мозгу проносится мысль, что я только начала жить, но ее тут же перекрывает досадное соображение, что не жизнь и была. Плевать, что будет. Вонзаю ногти ему в лапищу, которая стискивает шею.

Утырок в бандане шипит, перехватывает нож и приставляет острием мне к солнечному сплетению прямо через футболку. Против воли замираю, почти не дышу.

— Я в тебе сейчас дополнительных дырок наделаю, сука! — скрежещет он и вдавливает нож.

Не сильно, но кожу пронзает острая боль. Стискиваю зубы. Брови сами стекаются к переносице, в глазах появляются рефлекторные слезы.

— Не порти шкуру, Скай, — один из ушлепков стучит Бандану по плечу.

На нем кожаная безрукавка на голое татуированное тело.

Бандана ослабляет нажим на нож и ведет им вниз по прорванной футболке, разрезая до самой кромки. А затем отпускает мою шею и быстрым движением разрывает оставшуюся целой часть. Обнажает мой живот с кровавой дорожкой, тянущейся к джинсам, и грудь в тонком спортивном лифчике.

Он за плечо дергает меня к себе и, развернув спиной, обвивает рукой шею. Сдавливает локтем.

— Сочная, — облизывается третий с рыжими патлами. — Подержи, я джинсы с нее сорву.

На нем просторная цветастая куртка и наоборот зауженные джинсы. Что за деревенский сброд?

Он подходит и принимается расстегивать мой ремень. Совершенно не торопясь, даже смакуя момент. Заглядывает в глаза сочащимся похотью взглядом. Безрукавка тоже вынимает нож и принимается им поигрывать.

Хочется садануть Рыжему по яйцам, но Бандана тут же сожмет руку на шее. Я храбрилась, выплевывая ругательства. Сейчас страх сковывает тело. Инстинкт самосохранения ревет сиреной, заставляя замереть и не провоцировать ублюдков меня искромсать.

Сердце заходится в истерике. Кажется, они смогут услышать его стук, не только ощутить пульс под кожей. Руки ледяные, как и стопы, в желудке печет от разливающейся паники.

Перевожу взгляд на Безрукавку. Я ненавижу их всех.

Может, просто потерпеть? Они же наиграются? Отпустят потом. Если подчиниться, быть покладистой… Суки! Не хочу я быть покладистой! Но их трое. Их трое, двое вооружены. Наверняка и Рыжий тоже. Они легко меня продырявят. Не прирежут сразу, сначала развлекутся с полуживой, а истеку кровью я потом. Умру в грязном переулке. В двух сотнях футов от живой улицы! От рук шпаны. Как мама с папой!

Так! Не раскисать! Хватит нюни распускать! Думай, Анис!

Вот бы они из-за меня передрались! Наверняка же в очередь встанут. Вдруг Безрукавка хочет первым? Или… Пусть он Рыжего прирежет, чтобы самому меня раздеть… Да где там? Эти трое наверняка сработанная команда. Умеюче выследили, догнали… Роли распределены.

А вдруг? Может, у кого-то не выдержат нервы? Безрукавка, а Безрукавка? Рыжий сейчас увидит мои трусики! Надо это остановить!

Какой треш в голове. Ничего мне не поможет. В пору молиться, чтобы выжить, когда они насытятся.

И вдруг происходит немыслимое…

Анис

Безрукавка меняется в лице. Обходит Рыжего со спины и отточенным движением проводит ножом ему по горлу, придерживая за волосы. Рыжий хватается руками за шею, будто пытаясь слепить края огромной кровоточащей раны, а потом падает на колени. Хрипит.

Скай, так и удерживающий меня за шую в буквальном смысле деревенеет. Как будто перестает дышать вообще. А Безрукавка наклоняется над умирающим товарищем и принимается ожесточенно бить того ножом по горлу.

— Чертова ведьма! — рычит Бандана над ухом и стискивает мою шею так, что я не могу вдохнуть.

Во рту скапливается слюна. Сердце гремит в ушах.

Он меня задушит.

Какая я к черту ведьма? Я что ли виновата, что его подельник с катушек съехал? Но где-то в душе ворочается подозрение, что я же думала об этом. Неужели моя мысль заставила Безрукавку наброситься на подельника⁈

Нет! Это бред! Я росла в обычной человеческой семье. А когда маму с папой убили такие же отморозки, как эти, меня отдали в человеческий же детдом. Если бы родители были ведьмами, меня к рукам прибрал бы Ковен. И росла бы я в куда лучших условиях.

Дышать становится совсем сложно. В глазах темнеет. Ну вот и смерть моя пришла. Последнее, что успеваю подумать, почему бы Безрукавке не напасть еще и на этого утырка?

Внезапное чувство облегчения свежим воздухом врывается в легкие. Падаю и захожусь удушливым кашлем, а когда поворачиваю голову, вижу, как Безрукавка кромсает ножом уже второго своего подельника. Нет, не может быть!

В страхе отползаю, пока не упираюсь спиной в мусорный бак. Прекратив разделывать товарища, Безрукавка выпрямляется. Взгляд, еще минуту назад дикий и невменяемый, становится вдруг осмысленным.

Он оглядывается, смотрит на мертвых товарищей, на свои руки, потом на меня и замирает. Вглядывается в темноту переулка у меня за спиной. Размышляет. Его мыслительный процесс затягивается. Он точно что-то прикидывает.

Новая волна страха заполняет меня до краев. Я настолько слаба сейчас, что не смогу даже подняться на ноги. Если он решит и меня прикончить, я ничего не сделаю. Черт.

Безрукавка внезапно срывается с места, но тут же падает. Его глаза живы и смотрят на меня. В них плещется лютая паника. Чего он так испугался? Почему упал? С трудом отлепляюсь от мусорного бака и ползу к лежащему гопнику, когда замечаю четкие стрелки на брюках и до блеска начищенные туфли. Я уже догадываюсь, кто это, но все еще не хочу верить и украдкой поднимаю взгляд.

Теодор Грант. Пускай катится в ад! Какого черта он тут забыл?

— Ты крупно влипла, ведьма, — произносит он насмешливо и, подойдя ко мне, помогает мне встать на ноги.

Меня шатает от невесть откуда взявшейся слабости. Не понимаю, что произошло. А Теодор внимательно оценивает меня. Снова щупает взглядом. Становится не по себе.

— Я не ведьма! — огрызаюсь и сдавленно спрашиваю: — Вы преследуете меня?

Голос все равно дрожит, хоть я и утихомирила поднимающуюся волну ужаса.

— Ага, — его лицо озаряет красивая, но жестокая улыбка. — И теперь ты не уйдешь.

Да что ему надо-то? Зачем ему я? Постельку погреть? Пусть к другим подваливает!

— Вы не станете меня похищать, — отвечаю своим самым спокойным тоном. — Это уголовно наказуемо, кроме того, я буду визжать и сопротивляться.

— Ты? Сопротивляться? — он усмехается и носком туфли тормошит последнего живого гопника. — Сейчас ты стоишь с трудом, не правда ли?

Неужели это так заметно?

— Но-да ладно, — продолжает он. — Я скажу тебе такое, после чего ты сама захочешь, чтобы я дал тебе укрытие.

Спина покрывается колючими мурашками. Ладони становятся влажными, и в горле пересыхает. Укрытие? От кого мне прятаться?

— Видишь ли, ты ведьма, хочешь ты это признавать, или нет, — его вкрадчивый голос звучит куда более пугающе, чем если бы он кричал. — А эти чмошники — люди. Понимаешь, к чему я клоню?

Кажется, начинает доходить. Если я действительно ведьма, то я конкретно влипла. Но какого черта этот напыщенный индюк мне об этом рассказывает? Почему считает меня ведьмой?

— Так понимаешь? — его вопрос с нажимом вырывает меня из мыслей.