— Думаю, что я вляпалась, не знаю, как быть с показом, ведь Донелла… Она хочет провозгласить меня своей Музой, и я не могу ее подвести. Не знаю, способен ли ты понять меня, мою жизнь и мою работу…

Дыхание вырывается со свистом, мужчина поворачивает голову на мгновение и бросает на меня острый взгляд.

Грустно отвечаю:

— Не понимаешь. Для тебя пыль, но до недавнего времени все это было моей жизнью и у меня есть люди, которые ценны, которых нельзя так кидать… Донна не заслужила того. Она вывела меня в свое время, дала необходимый толчок…

Скользит рукой по оплетке руля, кажется, что ласкает. И я фантомно воспринимаю эту ласку на себе, кажется, что его жесткие ладони опять на моей разгоряченной коже, заводят, заставляют умолять…

Чертово наваждение.

Смаргиваю морок. Чтобы разум не кричал, не заставлял откинуться на сиденье и позволить его пальцам прокрасться под юбку.

— Ты молчишь, Иван…

Не реагирует. Смотрит прямо, а я не могу сопротивляться влечению, обоюдному, острому, сладкому.

Кац чуть притормаживает у ворот, которые открываются, впуская нас во владения Кровавого, а затем сворачивает на неизвестную тропку, что ведет не к особняку, а проскальзывает мимо леса и почему-то у меня мороз по коже вперемешку с адовым сомнением, что, может, он везет меня туда, чтобы расправиться, чтобы затерять среди вековых деревьев.

— Стать Музой… Дважды. Многие модели убьются за такую возможность, — повторяет бархатистым тембром, — думаю, это будет хорошей точкой в твоей карьере. Уйти на пике славы, будучи признанной дивой величайших дизайнеров нашего времени. Это достойный финал, Аврора, не находишь?

На мгновение кажется, что в меня влетела бетонная плита, шмякнула со всей силой и буквально распластала по асфальту.

— Что?!

Не отвечает. Останавливается у какой-то двухэтажной постройки, а я сжимаю руки на груди.

Выключает зажигание и разворачивается ко мне корпусом. Такой невыносимый. Опускает руку мне на плечо, скользит выше и притягивает за шею к себе настолько близко, что его огненное дыхание опаляет мое лицо, смотрит в глаза, прошивает насквозь своими лазерами и заставляет ощутить всю харизму властного и сильного самца.

— Моя женщина, тем более мать моего ребенка, не будет ходить по подиуму. Смирись, куколка. Ты моя. Вся. Целиком. Делить тебя ни с кем не буду и продолжать шастать перед стадом голодных шакалов не позволю.

Открываю рот в шоке, а он пользуется моментом и целует, высекая искры похоти, которыми сразу же наполняется все пространство. Дразнит, рвет мое бедное сердце на клочки, заставляя проваливаться в это общее безумие.

Отстраняется и проводит шершавым пальцем по моей влажной губе.

— Ну что ты мне скажешь, куколка, ты ведь достаточно умна, чтобы понять, что беременность — это крест на твоей карьере…

— Я знаю это, Иван… знаю…

Горячая слеза обжигает щеку, скатываясь и теряясь в месте соприкосновения с его широкой ладонью.

— Я даю тебе возможность попрощаться с твоей работой. Уйти по-королевски эффектно. Как в боксе. Настоящий чемпион уходит, когда смог отбить титул, а не тогда, когда проиграл. Ты отработаешь последний свой показ в качестве Музы и уйдешь. Сама.

Улыбаюсь дрожащими губами, а слезы текут, потому что это сложно. Отказаться от всего…

— Я мог бы запереть тебя в поместье, куколка, но я оставляю за тобой эту возможность, мог бы не дать носу высунуть и это не потому, что наказать тебя хочу, а причина в том, что сейчас для меня непростые времена начались. Шакалы клыки обнажили и каждый из них захочет впиться в тебя, навредить самому ценному, чтобы меня достать. Они будут прицеливаться, а я не хочу, чтобы ты мишенью стала.

Его откровение, это неожиданно.

Боже…

Я ушам не верю…

— Ты под сердцем носишь моего сына, Аврора, стала моей женщиной, живешь в моем доме, со мной, достаточно этих фактов, которые могут попасть не в те руки, и на тебя будет открыта охота.

— Мне сказать нечего, Иван, это все…

— Это все неважно. Ты ведь любишь лошадей, Аврора, я прав?

Ошалело киваю. Слов действительно нет. Закончились.

— Пойдем, хочу тебе кое-что показать…

Выхожу из машины и останавливаюсь рядом с деревянной постройкой, которая находится достаточно далеко от особняка, до слуха сразу же доносится знакомый с детства звук. Лошадиное ржание.

Иван отточенным, четким шагом подходит ко мне, берет за руку, ведет внутрь и меня сразу накрывает теплым запахом соломы и животных.

Кац обводит взглядом денники, он здесь хозяин и владения свои знает очень хорошо. Это чувствуется.

— У тебя столько лошадей… Потрясающе…

Выдыхаю и хочу подойти к приглянувшейся рыжеватой красавице, которая высунула мордочку из денника и ржет в нетерпении, увидев Ивана.

Не позволяет отойти от себя, ловит за локоть. Взгляд останавливается на мне, кажется, приклеивается.

— О скачках забудь. Даже не думай об этом.

— Я знаю… просто погладить хотела.

Лицо свое ко мне приближает, а я не могу понять себя. На него смотреть хочется, глаз не оторвать просто. Притягательный хищник.

— Интересная ты, Аврора. Странная. Всего-то надо было тебя привести к лошадям и в глазах у тебя счастье.

Трогает мое лицо, руки не отнимает, а у меня ноги дрожат, коленки подгибаются. Иван сегодня другой. Человечный, что ли. Словно он открывает мне частичку себя, того себя, что скрыт ото всех. Чувства бурлят как в котловане с лавой.

— Иван Дмитриевич! Не ждал вас сегодня. Вам коня запрячь?

Голос со спины заставляет меня моргнуть и наваждение уходит, Кац разворачивается к мужчине, немолодому, но крепкому, явно конюх.

— Нет, Федор, я здесь не для этого. Ты мне не нужен.

— Да, хозяин.

Отвечает и исчезает так же торопливо, как и пришел.

А я подпрыгиваю, потому что в одном из денников роскошный черный конь бьет копытами и ржет так грозно, что мне кажется, вырвется и растопчет каждого, кто попадется на пути.

— Тихо, Зверь.

— Это твой?

Кивает.

— Пойдем, вижу, тебе правильная лошадка приглянулась. Самая покладистая, безопасная, породистая.

— Да, вон та рыженькая.

— Она здесь только для того, чтобы ее мой жеребец обрюхатил.

— Это так патетично, — фыркаю, Иван немного улыбается, берет меня за руку и ведет к деннику, где расположилась лошадка.

Останавливаюсь у стойла красавицы, у нее грива дивная, длинная. Завораживающее зрелище.

Иван замирает за спиной, притягивает к себе, кладет руку мне на живот, держит, чтобы дальше не пошла.

Улыбаюсь и тяну пальцы к животному, останавливаюсь в миллиметре от мордочки. Даю себя обнюхать, не касаюсь, да и Кац все контролирует, застыв за моей спиной.

Жду, пока ноздри у кобылы перестанут подрагивать, ожидаю, когда допустит до себя.

— Лошадь животное своенравное, умное. Нельзя лезть на рожон, они этого не любят.

Хриплый голос в самое ухо. Пальцы, ласкающие мой плоский живот, обдают жаром.

— Как ее зовут?

Почему мой голос дрожит?

— У нее нет имени, куколка. Есть документы, но я в них не заглядывал, она здесь только для одного.

— Собственно, как и я, так получается, да, Иван?

Проговариваю горько.

В это мгновение подруга по счастью или несчастью, наконец, тыкается влажными ноздрями в мою раскрытую ладонь.

— Привет, красотка, — приглядываюсь к животному, — как тебе в неволе, одиноко, правда?

Слезы на глазах закипают, Иван же меня к себе прибивает буквально, в тиски берет, заставляет дрожать от близости сильного тела.

— Ты можешь дать ей имя, Аврора. Я дарю ее тебе.

— Царский жест. Очередной подарок стоимостью в миллион?

Такова цена арабского скакуна, а в том, что эта красавица чистокровная, у меня сомнений нет.

— Глупышка ты, Рори…

Плачу, когда чувствую, как мужские пальцы на моем животе слегка ласкают сквозь ткань. Едва ощутимый жест. Трепетный. Интимный.

Прикусываю губы, слова застревают комом.