Так я и покидаю сцену.

Журналисты обступают, обрушиваясь волной вопросов, на что я отвечаю коротко и по-существу, не давая никакой конкретики.

— Аврора, скажите, вы знали о решении Доннеллы?

— Были предпосылки.

— Стать музой величайших модельеров десятилетия, как вам это удалось?

— Чудеса случаются.

— Аврора, какие у вас планы?

— Их нет на данный момент. Я хочу отдохнуть.

Ухожу от внимания, его очень вовремя берет на себя Донна.

Быстро выхожу через черный выход, меня встречает высокий мужчина с нечитаемым взглядом. Монгол. Я продолжаю его бояться на инстинктивном уровне. Есть в нем что-то, тайна, загадка, которую себе дороже пытаться разгадать.

— Иван ждет, — коротко, приказом.

— Я готова.

Монгол поворачивается и ведет меня. Выходит первым и придерживает дверь, отходит, открывая моему взору Кровавого. Он стоит здесь, странно как-то все, но мысли вылетают, стоит встретиться с ним взглядом.

И опять Кац смотрит на меня как-то пронзительно, остро, словно пытается запечатлеть мой образ, впитать в себя, подходит и целует со всей силы.

— Моя Аврора, — произносит с надрывом как-то и гладит пальцами мое лицо, чертит линии, — куколка…

Улыбаюсь в ответ, сама обнимаю за плечи.

— Ну вот и все, Ваня, больше нет супермодели, сегодня поставила точку.

Кивает.

— Почему ты так странно смотришь?

Вопрос слетает с губ, здесь темно и свет от фонарей предает всему происходящему какой-то сакральный смысл.

— Не думал, что когда-то в моей жизни появится та, кто станет важнее моей собственной…

— Я не очень тебя понимаю, Иван…

— Ты стала для меня ценностью, Аврора, самым дорогим, что есть, ты и мой ребенок, за вас я на все пойду, за тебя, даже если ты меня возненавидишь…

— Что ты сейчас такое говоришь?!

Ухмыляется.

— Не бери в голову.

— Оригинальное признание, господин Кац, — тянусь к нему, целую твердые губы, сама без ума от этого мужчины.

Отстраняется, пресекает мое откровение, смотрит мне в глаза и проговаривает как-то совсем иначе:

— Я помню, что обещал тебе подарок. Ты ведь кое о чем мечтала, правильное желание…

Отстраняется, лицо отрешенное делается. Прищуриваюсь, сомнение закрадывается в сердце.

— Иван, стой. Почему мне кажется, что презент прощальный?

Выпаливаю вопрос, всматриваюсь в глаза.

— Слишком умна… Излишне чувственна… Это все осложняет.

— Мне холодно, давай сядем в машину, — передергиваю плечами, не знаю, почему дрожу.

— Как раз об этом, постой тут, я сейчас…

Смотрит мне за спину, Монгол там стоит изваянием, даже не оборачиваясь чувствую прожигающий взгляд восточного мужчины.

Застываю на месте, смотрю, как удаляется один, без охраны, вытаскивает из кармана брелок и идет в сторону, а я только сейчас понимаю, что там стоит машина моей мечты, жемчужная… та самая, о которой бредила давно, внутри что-то надрывно воет предупреждением, хочу побежать за мужем, остановить.

Оглядываюсь по сторонам, здесь, в полутемном проулке, мне кажется, что кто-то скрывается, наблюдает, чужой взгляд режет лезвием.

— Стой… — шепотом с губ, и я вижу, как мой мужчина, высокий и мощный, направляется за подарком. Я полюбила Ивана. С первого взгляда. С первой секунды, как ощутила крепкие горячие пальцы на своих плечах на крыше его отеля.

Так, может, и не бывает, но со мной случилось. Нас притянуло друг к другу и в его сильных руках я потихонечку поняла, что такое счастье, что такое любовь…

Прикладываю руку к животу и замираю, словив момент словно пульсация внутри. Дергаюсь, делаю шаг вперед, хочу крикнуть, чтобы остановился.

— Иван!

Кричу ему вслед, не реагирует, слышу сигнал разблокировки, он садится за руль, заводит автомобиль…

Внезапно на меня нападают вездесущие папарацци, слепят фотовспышками.

— Аврора… Аврора…

Не успеваю. Не понимаю, что происходит, но в следующую секунду проулок освещает ярчайшая вспышка и грохот оглушает.

Монгол отбрасывает меня сильным захватом в сторону, закрывает собой, успеваю увидеть, как на месте подарочного автомобиля огромный столб пламени взвивается к самым небесам…

— Нет… нет…

Несвязный шепот с губ, рядом вопли, суматоха, а я смотрю только туда, где огонь. Вспышки искр не прекращаются, словно иглы впиваются в глаза, а я…

Этот раненый женский вой, наверное, принадлежит мне…

Но и он не длится долго. Паника накидывает на меня хомут, берет в свои силки. Душит.

Сиплю, пытаясь проглотить воздух, загнать его в легкие…

По щекам слезы. Я тру их и почему-то слышу уже не вой, нет, сорванный писк.

— Помогите…

Ногти царапают по красивым камням дорожки, по которой только что проходил Иван и почему-то камень в одночасье стал черным…

А я…

Я, наверное, умираю… От меня остается оболочка…

Лежу на чем-то каменном, как плита, но это не так. Меня как в коконе держит в руках Палач. На мгновение глаза устремляются в небо, которое теряет краски, чернеет от дыма, от столба пыли и гари…

— Иван…

Шелестом слетает с губ и меня накрывает вязкая тишина, я скатываюсь в самую глубокую пропасть, горю в огне и понимаю, что сердце не хочет больше биться, а легкие дышать, погружаюсь в темноту, которая похожа на океан, он обрушивается с силой бешеного шторма и погребает мое тело под своим сводом…

Горячие руки сжимаются, трясут за плечи, ощущаю грубость шершавых пальцев на моем теле и суровый рык Палача:

— Ава! Твою мать. Смотри на меня!

Взрыв… это был взрыв…

Мой Иван. Сильный. Невероятный. Несгибаемый… Он сел за руль и автомобиль с огромным бантом взорвался…

Меня уносит на волнах и с каждой секундой мир вокруг превращается в непроглядную тьму…

Когда резкая хватка грубо вырывает меня из лап смерти, я сопротивляюсь. Начинаю биться и трепыхаться из последних сил.

— Хватит!

Пощечина по щеке, несильная, но звонкая. Разлепляю глаза и встречаюсь с дикостью раскосых глаз.

Монгол. Человек, которого я почти ненавижу, которого боюсь по каким-то необъяснимым причинам, прижимает меня к себе и тащит куда-то, словно уводя из-под удара…

— Голос мой слушай.

Машу головой, сопротивляюсь, но, скорее, просто трепыхаюсь ослабевшим телом.

— Если не сделаешь вдох, я сделаю тебе искусственное дыхание!

И в адовых глазах полыхает страшная решимость напополам с ненавистью, наверное…

— Дыши!

Палач не кричит, но голос жуткий, наполненный утробным рыком.

— В себя приди, сказал!

Ловит мой подбородок, приближает к своему лицу, и я подчиняюсь, делаю короткий вдох, впуская внутрь резкий запах мужчины и дыма.

Горло сдавливает, начинаю кашлять, пока неожиданно мягко Монгол прячет меня ото всех на своей груди, охранники оттесняют червей, которые со своими камерами только и делают, что снимают то, что произошло.

Он тащит меня в сторону, сажает в черную тонированную машину, садится рядом и командует водителю:

— Живо. В больницу гони.

Поворачивает голову в мою сторону, рассматривает, всматривается, отводит волосы с лица, проводит большими пальцами по скулам.

— Цела…

Повторяет, пока руки проходятся по моему телу, осматривают, ищут повреждения. Монгол работает профессионально, не теряет времени и сразу же выхватывает мобильник, приказы и кодовые слова, а затем звонок и я слышу тон, от которого кровь в жилах стынет.

— Подарок, говоришь, доставил. Ну, давай побазарим, Смола…

Отнимает трубку от уха, и я вижу, как у него рябь по лицу идет, передо мной словно кто-то ужасный проявляется и взглядом полощет, заставляет отшатнуться, вбиться в самую глубь салона. Судорога идет по смуглому скуластому лицу.

— Шакал.

Вжимаюсь в сиденье, мне кажется, сознание теряю, но четко слышу рык Монгола.

— Доктор. Срочно. Нужно осмотреть Аврору. Уже едем.

Он переходит на русский, говорит что-то бегло. Несколько фраз.

— Ивана нет.